Трудная профессия: Смерть (СИ) - "Mirash" (полная версия книги .TXT) 📗
— Я поговорила со Светлар, она не могла отвечать из-за присутствия других людей и трубки в горле, но она меня понимала. Я сообщила ей, что Джуремия выжила, хотя находится в тяжелом состоянии, что вы справились с основными проблемами в ее отсутствие. Ксюаремия, но ты должна понимать, что пока ничего не закончилось, она достаточно сильно пострадала и очень ослабла за это время, ей не сразу удастся вернуться и все делать как обычно. И из больницы ее отпустят не сразу.
— Я понимаю. Это не важно. Главное, что она жива.
— Главное?..
— Я смерть и умею ценить жизнь. Мы справимся, лишь бы они жили.
Она промолчала, задумчиво глядя на меня.
— Где Элиремия? Я хотела попросить ее сообщить новости девочкам.
— Она к ним уже направилась, не беспокойся.
— Хорошо. Есть кое-что еще, о чем я должна вас спросить.
— Слушаю.
— Я понимаю, что произошло. Болезнь наставницы развилась настолько, что убила ее — и это позволило ее спасти. Элиремия говорила мне, что в критических ситуациях такое возможно и интуитивно будет понятно любой из нас. Но ведь наставница жила эти два месяца только благодаря медицине, почему мы не позволили ее болезни дойти до критической черты раньше? Жизненный баланс был уже на грани, всего через несколько часов она была бы обречена!
— Все не так просто, Ксюаремия. Такой вариант действительно обсуждался, но она почти гарантированно умерла бы из-за сопутствующих заболеваний, от которых хотя бы частично уберег ее медицинский уход. Ты смогла бы вернуть ее к жизни, но не в сознание, в итоге это не имело бы смысла. Честно говоря, все мы гораздо больше рассчитывали на то, что ей смогут помочь врачи, чем на такой исход.
— Хорошо, я поняла, — у меня снова закружилась голова и я оперлась о раковину, боясь упасть.
— Тебе следует отдохнуть.
— Да, но позже.
Я коротко переговорила с Евстигнеевым, который не скрывал своего изумления, как и Тамара Викторовна боялся преждевременно делать оптимистичные выводы, но был полон надежд. Ненадолго вырвалась к девочкам, одобрив им и сегодня прогуливать работу и учебу, но сказав не наведываться в больницу, пока все не успокоится. Затем пошла в палату к Джуремии и сообщила ей новости.
— Теперь все понемногу встанет на свои места.
— Да, — в этот раз Джури не проигнорировала меня.
— Выздоравливай.
— Спасибо… — помедлив, показала глазами она.
К часам утренних посещений приехали Некруевы, они были удивлены и очень рады тому, что узнали. Виктор Андреевич удержал меня от поездки на работу, уверив, что ничего без меня за пару дней не рухнет. Вслед за Некруевыми прибыла и раздраженная на брата Женька, которую он решил не будить после моего звонка, отправившись ко мне в одиночку. Впрочем, завтрак она все равно привезла на всех. После него, оставшись на несколько минут одна, заснула сидя на лавочке в коридоре и проснулась только к обеду, обнаружив себя уже на диванчике в сестринской.
— Проснулась, Ксюшенька? — поприветствовала меня Тамара Викторовна, когда я вышла в коридор. — Тебя Евстигнеев хотел видеть.
— Хорошо, — я направилась к нему в кабинет.
— Садитесь, Ксюша. Как вы?
— Спасибо, в порядке.
— Мне нужно обсудить с вами дальнейшее лечение вашей тети. Признаюсь честно, я не могу объяснить случившееся. Конечно, это не единственный такой случай… иногда выходу из комы и последующему выздоровлению предшествует кризис. Бывает, говорю вам об этом прямо, что такое резкое и необъяснимое улучшение предваряет смерть. Но по ряду признаков я склонен предполагать лучшее. Будем надеяться, что теперь с вашей тетей все будет хорошо.
— Да. Я в это очень верю, — он улыбнулся.
— Вот и отлично. Нам придется сделать немало обследований, ей однозначно будет нужна реабилитация, как и вашей сестре, они сильно потеряли в мышечной массе, к тому же перенесли серьезные травмы. Но думаю, понемногу все наладится. А сейчас поезжайте домой и отдохните, пока вам все равно здесь делать нечего.
— Мне нельзя к тете?
— Пока нет, но если все будет в порядке, завтра утром вы с сестрами сможете ее навестить.
Дома творилось что-то невообразимое, в чем было невозможно разобраться. Элиремия была у нас и пыталась навести подобие дисциплины, но девочки словно сошли с ума. Они то плакали, то замирали в размышлениях, то принимались за какие-то дела и тут же про них забывали. Я отправила Луззу в прачечную, Танре приводить в порядок газон, а Каттер убирать в своей комнате. Мы с Элиремией направились на кухню пить кофе.
— Думаешь, от их работы сейчас будет толк? — насмешливо поинтересовалась она.
— Даже не надеюсь. Но поодиночке они быстрее придут в себя и не станут мешаться под ногами.
Элире усмехнулась, потом сказала:
— Ксюша, я спрашивала у Оксар насчет перспектив Светларемии. Она считает, что та уже может говорить, через пару дней будет способна вставать, через месяц будет практически в норме. Думаю, через две-три недели ее выпишут из больницы.
— Евстигнеев говорил о долгой реабилитации…
— Наставницы все же обладают большими возможностями, чем мы, ведущие еще большими.
— Кто?!
— Ведущие. Ты с ними еще не сталкивалась и вообще, обычные смерти часто про них не знают.
— Чем дальше в лес… Они-то зачем?
— Много зачем. Назначают и учат наставниц, разбираются со всевозможными нетипичными случаями и проблемами. В общем, руководят нами всеми.
— Ясно. Топ-менеджеры.
— Вроде того, — иронично согласилась Элире. — Если останешься старшей, обязательно познакомишься.
— Не думаю, что останусь. Наверное, лучше для этого подходит Джури.
— Не могу судить о ней, я ее почти не знаю. Но из тебя получается неплохая старшая, так что не торопись с выводами. К тому же старшие далеко не обязательно руководят своими соученицами, иногда из одной группы вырастает даже несколько будущих наставниц.
— Я никогда к этому не стремилась.
— Знаю. Но ты можешь этим заниматься, ты понимаешь, зачем это нужно и знаешь цену бездействия или ошибок. Возможно, ты придешь к тому, что будешь готова взять на себя эту ответственность.
— Я и ответственность. Ооооох, какое нелепое сочетание… — протянула я насмешливо, откидываясь на спинку стула.
Элиремия улыбнулась.
— Точно. Страшно даже представить.
Глава 31
— Мы отключили аппарат искусственной вентиляции легких. Удивительно, но ваша тетя уже довольно внятно разговаривает, находится в ясном сознании, — констатировал Евстигнеев, выходя из палаты.
— Можно к ней?
— Да, только не всем сразу, по двое. Ксения, пойдете первой?
«Последней» — поняла я, посмотрев на жалобные взгляды соучениц.
— Подожду, не страшно. Лиза, Катя, давайте сначала вы.
Луз и Каттер немного нерешительно двинулись с Евстигнеевым, оставив нас в коридоре. Таня, рвавшаяся в палату секунду назад, вдруг явно испытала облегчение, что отправили не ее. Сама я тоже чувствовала, что страшусь встречи с наставницей.
Я многое сумела за последнее время, стала способна нести ответственность за себя и других, научилась работать, обрела друзей. Иначе мыслила и оценивала, иначе себя вела. И знала, что есть люди, которые это ценят. Я по-прежнему смущалась и терялась, когда в мой адрес звучали добрые слова, но перестала воспринимать их как издевку или ложь из жалости. А сейчас опять чувствовала себя преступником в ожидании казни. Разве я смогу доказать наставнице, что хотя бы часть моих глупостей безвозвратно ушла в прошлое? После всего, что было….
В конечном итоге это не так уж важно, разумеется. Важно, что она жива, что жива Джуремия. Что мы сумели провести оба дежурства и проследить за балансом, Каттер не вылетела из института из-за неоплаты, мы оплатили счета и не оказались в больнице с истощением от голода. В моей системе приоритетов мнение наставницы обо мне находилось не на столь уж и высокой позиции, слишком много я видела других, более значимых вещей. Но это я понимала головой, а чувствовала сейчас себя так, будто ее мнение — самое важное на свете.
