Ученик - Малинин Евгений Николаевич (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Быстренько закрыв папку и завернув ее в газету, я поднялся из-за стола, и тут мой взгляд упал на лежащие на столе рисунки. Мгновение подумав, я сунул эти рисунки в газетный сверток, вышел в коридор и направился в сторону курительного тупика. Забитая раньше дверь была приоткрыта, и я протиснулся на захламленную площадку черной лестницы. Под ноги мне тут же попал уже знакомый деревянный ящик, и, перевернув его, я сразу увидел маленькую трубку мобильного телефона. Осторожно подняв ее, я открыл крышку, внимательно осмотрел клавиатуру – телефон был отключен и, не зная пин-кода, я его включить не мог. Тогда я открыл заднюю крышечку трубки и выдвинул пластинку сим-карты. Достав из кармана прихваченные микросхемы, я подобрал подходящую, запомнил проставленный на ней номер и поставил ее на освободившееся в трубке место. А вот теперь пусть звонят! Поставив крышечку на место, я сунул телефон обратно в ящик. Ящик занял свое прежнее место, а я отошел в темный, поразительно грязный угол и на минуту задумался. Картина вчерашних событий складывалась у меня почти полностью.
Получалось, что против нашей фирмы затевалась самая настоящая экономическая диверсия. Отобранные секретные документы, при их правильном использовании, вполне могли привести либо к тому, что шефу придется выполнять любые требования тех людей, в руки которых документы попадут, либо – к громкому скандалу, потере нашим агентством делового авторитета, а возможно, и к уголовному преследованию. Подброшенная мне в стол папка – это, во-первых, ложный след, по которому пускают Коренева, во-вторых, чья-то подлая месть лично мне. Интересно, кому же так горько насолил достаточно мелкий текстовик, что с ним решили так безжалостно расправиться? В общем, оставались неизвестными мелкие, незначительные штрихи этой подрывной акции, но в целом, повторюсь, мне было все понятно. Через известный мне телефон я скорее всего выйду на заказчиков сего деяния, и тогда картина прояснится полностью.
Теперь необходимо принять меры к тому, чтобы спрятанные в вентиляционном коробе «секретные материалы» не достались врагу. Я очень надеялся, что их еще оттуда не забрали. И для этого мне был крайне необходим Афоня Бездомный. Как там меня Егорыч наставлял?…
Я принял важный, несколько злобный вид и тихонечко гаркнул:
– Афоня, вылезай!
За спиной у самой стены раздался какой-то нервный шорох, но никто не появился. Я немного смутился. Представляете, на грязной лестничной площадке стоит молодой человек интеллигентной наружности и сурово покрикивает в пустоту перед собой. А что мне было делать? Я шагнул на середину площадки, набрал в грудь побольше воздуху и на этот раз гаркнул погромче:
– Афоня, последний раз говорю, вылезай!
– Чего разорался! Ишь ты, вопит, как у себя дома! – неожиданно раздался за моей спиной визгливый с хрипотцой женский голос. – Смотри, доорешься, спущу тебя по лестнице-то!
Я быстро обернулся.
У самой стены расположилась бабка совершенно мерзкого вида. Густые, грязные, спутанные, наполовину седые волосы, колтуном стоявшие на голове, не расчесывались, по-моему, никогда. Неряшливая длинная челка прикрывала лоб и маленькие злобные глазенки с покрасневшими веками и следами гноя в углах. Длинный костистый, угреватый нос с огромными, вывернутыми ноздрями был похож одновременно на клюв хищной птицы и непонятный неряшливый хоботок, который к тому же шевелился, принюхиваясь ко мне. Рот на этом «милом» личике напоминал черную трещину, поскольку совершенно не имел губ, а на месте сгнивших зубов торчали редкие обломанные, черные пеньки. Правда, в левом его углу желтой каплей свисал клык такой величины, что вырос он, похоже, совсем в другой пасти, а уже затем был имплантирован данной леди. Впалые щеки и далеко выступающий вперед подбородок, украшенный здоровенной волосатой бородавкой, придавали этой роже вид топора, лезвие которого сильно сточилось в средней части.
Одета эта замечательная личность была в темное, длинное, совершенно заскорузлое платье неопределенного цвета, из-под которого высовывались носки здоровенных серых валенок. В руках у бабушки, вы мне не поверите, было огромное старинное веретено и клок какой-то кудели, которую она, похоже, пряла.
От ее внешнего вида и от неприкрытого злобного хамства, прозвучавшего в ее словах, я сначала несколько растерялся, но быстро пришел в себя, сообразив, что лицезрею, похоже, супружницу рекомендованного мне Афони. Поэтому я напустил на себя еще больше суровости и гаркнул:
– Ты кому хамишь, кикимора вонючая! Я тебя звал? Я тебе пасть разрешил открывать?! Ты что, нежить, лопнуть захотела?!
Моя тирада произвела самое неожиданное действие. Старушенция сначала окинула меня быстрым внимательным взглядом, потом сморщилась, съежилась, сократившись почти наполовину, и, брызгая слюной, тоненько завыла.
– И… и… и… Господин! Прости Анфиску неразумную! Глазки у меня болеют! В темноте не разглядела ими, кто к нам, мелким, заглянул! Не вели казнить смертью лютою, дай слово сказать твоему разуму ясному, твоей силе немереной!
При этом она так тряслась, что казалось, будто ее вибрация вошла в резонанс с трепетом всей вселенной, и через секунду по лестнице полетят ошметки этого древнего тела. Но для жалости во мне места уже не было.
– Говори, только коротко, – бросил я ей.
– Убежал Афонька на промысел, должен скоро быть. – Она тенью метнулась к окну и радостно добавила: – Вон он, вон, уже бежит!
Я тоже подошел и глянул через окно на задний загаженный двор. По двору, по лужам и грязи, опустив нос к земле, медленно трусил небольшой черный, удивительно грязный пес. Хвост у него сохранился только наполовину, переднюю правую лапу он держал на весу, в зубах у него была зажата тощая дохлая крыса.
Этого пса я не раз видел в закоулках Таганки и достаточно хорошо его знал. Его подкармливали во многих местных торговых точках, и было удивительно, что, несмотря на достаточно обильное питание, он оставался облезлым, жалким, худым и постоянно страдающим инвалидом.
Кикимора тыкала своим веретеном в сторону пса, приговаривая:
