Трон знания. Книга 3 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Брат поставил кружку с раствором на лежак:
— Ездила?
— Нет. Не успела.
Брат посмотрел на тарелку:
— Почему не ешь?
Малика повернула руки ладонями кверху:
— Не получается.
— Болит?
— Терпимо.
— Зачем ты это сделала?
— Тяжело объяснить. — Малика скинула с ног ботинки. — Я их помыла, как смогла. Забери. Ты ведь с кого-то их снял?
— Их кто-то забыл, — сказал Брат и вышел из кельи. Через минуту вернулся. — Меня зовут Сибла. Мне моё имя не нравится.
— Почему?
— Звучит, как «слабый».
— Звучит как «сила».
— Ты хочешь меня успокоить.
— Моруны никогда не лгут.
— Никогда-никогда?
— Моруны говорят правду или молчат.
Сибла удалился. Малика откинулась на стену, закрыла глаза. Пережить одну ночь, всего одну ночь, и Крикс вытащит её.
Вопреки ожиданиям и опасениям, о пленнице словно забыли. Дни начинались с появления молчаливой старухи в чепчике, заканчивались очередной лепёхой каши. Пользуясь странным затишьем (если бы знать, перед чем), Малика занималась руками или ходила по коридору — от туалета до поворота и обратно. Она бы прошлась по чистилищу, побеседовала бы с грешниками или с Братьями, но, завернув за угол, видела человека в балахоне. Чутьё подсказывало: с ним лучше не спорить.
Ночью Малика не решалась выйти из кельи. Пугали шорохи, скрипы, стоны. Огонёк в керосиновой лампе напротив двери принимал причудливые формы, будто это был не огонь, а пластилин, из которого кто-то невидимый лепил непонятные фигурки. Ни с того ни с сего хлопала дверь в туалете, которым никто, кроме Малики, не пользовался.
Она не хотела предстать перед Отцом напуганной и слабой. Стараясь ни о чём не думать, сутками напролёт считала капли на стенах, трещины на потолке, удары сердца. Однако мысли, одна горше другой, прорывались сквозь хлипкий заслон: Крикс не приехал, стражей схватили, бедный Мун… И хотелось выть.
Наконец появился Сибла. Увидев в дверном проёме высокую фигуру, Малика спросонья не узнала его. Опустила ноги на пол, принялась надевать ботинки.
— Ведьма, — выплюнул Брат.
Он стоял спиной к лампе, и выражение лица нельзя было рассмотреть, зато голос без помех выдавал обиду, смешанную с презрением. Малика вяло улыбнулась. Праведный Отец пошёл в наступление.
— Ты верховная жрица морун? — спросил Брат.
Малика потеряла дар речи.
— Это правда? — добивался Сибла.
— Кто тебе сказал? — выдавила Малика.
— Так это правда?
— Нет.
Сибла сделал шаг в сторону, чтобы на Малику падал свет лампы:
— А говорила, что моруны не лгут.
— Я могла стать жрицей, но не стала. Кто тебе сказал?
— Жрицы поклоняются идолам. Идолам поклоняются ведьмы. Ведьмы — сильнейшее оружие сатаны. С их помощью он может разрушить всё, что построило Братство. Ты ведьма, и ты заслуживаешь смерти. Я был бы счастлив убить тебя, но Избранные запретили к тебе прикасаться. Я хотел сказать это тебе в лицо, чтобы ты знала, как я тебя ненавижу.
Малика поднялась:
— Сибла!
— Забудь моё имя, ведьма! — выпалил Брат и скрылся.
Малика рухнула на доски. О том, что ей предначертано стать верховной жрицей, знает только Мун. Они заманили старика в Авраас? Но как? Кто о нём проболтался: Драго или Мебо? Или… Муна привёз Крикс? Надеялся, что старику удастся уговорить сектантов отпустить её?
Застигнутый врасплох человек способен на безрассудные поступки. Малика бросилась к облачённому в балахон тюремщику. Попросила позвать Праведного Отца. Она была готова на всё, лишь бы вновь обнять Муна и сказать, как сильно его любит. Тюремщик не сдвинулся с места — мол, сегодня День Веры, и Отец будет очень занят. В такие дни его никто не беспокоит, и в чистилище он не приходит.
Вернувшись к себе, Малика ужаснулась — что она творит? Её пытаются сломать, свалить, уничтожить до конца, и она сдаётся…
Дрожащими пальцами сдавила виски. У неё есть имя Брата. Но если провести ритуал и «стереть с зеркала пыль», сектант не изменится. Страдает и меняется в лучшую сторону лишь тот, кто осознаёт, что поступил плохо. Даже если оправдывает свои деяния, даже если уверен, что иначе поступить не мог — в душе, где-то очень глубоко, он всё равно понимает, что совершил нечто ужасное.
Сибла вырос под крылом Братства, и его разум пропитан извращённым учением. Он смотрит на мир другими глазами. Он потерявшийся, но не потерянный. Однако сейчас ждать от него помощи бессмысленно.
Прошёл один из самых тяжёлых дней в жизни Малики. Наступила долгая ночь. Из глубины лабиринта доносились стоны, раздавалось эхо шагов, скрипели ставни, «рыдали» стены. Малика ничего не видела и не слышала. После ухода старухи она заставила себя уснуть — ей нужны были силы.
— Храни тебя Бог, — прозвучал волшебный голос.
Малика открыла глаза, повернула голову набок. Посреди кельи стоял Отец. За его спиной возвышались Братья, среди которых был Сибла.
— Как спалось? — с улыбкой поинтересовался Отец.
Малика села:
— Хорошо.
— Я оставил тебя в живых, надеясь, что когда-нибудь выведу тебя на чистую воду. И это когда-нибудь настало.
Малика усмехнулась:
— Так быстро?
— Что поделаешь? С каждым днём время бежит быстрее. — Отец сцепил на животе пальцы. — Я знаю, кто ты.
— И кто же я? — спросила Малика, рассматривая раны на руках. Последние две ночи она перестала их бинтовать.
— Ты ведьма.
— Нет. Я моруна.
— Ты ведьма, и я могу доказать это.
— Да пожалуйста.
— Раздевайся.
— Зачем?
— Покажи нам метки дьявола.
— У меня их нет.
— Есть. На твоей спине.
Малика посмотрела на Отца. Похоже, он знает кое-что о морунах. Это уже хорошо.
— Это письмена, а не метки дьявола.
Отец оглянулся на спутников:
— Слышали? Метки есть. — Повернулся к Малике. — Ты пособница сатаны.
— Я моруна.
— Это одно и то же. Признайся, что ты поклоняешься дьяволу, и я тебя отпущу.
— Отпустите? Куда?
— На все четыре стороны.
Малика пристально всматривалась в лица сектантов, но видела неподвижные маски. Что бы они ни задумали, ей надо выйти из обители Братства. Сидя в келье, ничего не добьёшься.
— Признайся! — требовал Отец.
— Признаюсь. Я поклоняюсь дьяволу, — проговорила Малика и заметила, как Сибла расширил глаза. А ведь он не верил…
— Покайся в грехах.
— Каюсь.
— Прилюдно.
Малика поднялась с лежанки:
— Каюсь во всех грехах.
— Не здесь, — произнёс Отец. — Грехи отпускаем не мы. Грехи отпускает Авраас. Ты поползёшь по Дороге Покаяния. Перечислишь всё, что натворила в своей гадкой жизни. Скажешь, что отрекаешься от сатаны. Скажешь, что отныне веруешь в Бога. И если Авраас тебя простит, ты будешь свободна.
Малика вздёрнула подбородок:
— Да будет так.
— Готовься, — проговорил Отец и ушёл.
Переступив порог последним, Сибла оглянулся:
— Молись.
Часть 30
***
Радуясь новому дню, под полупрозрачными облаками заливался жаворонок. Сокол появился словно с обратной стороны неба — раскинув крылья серпом, вспорол кружевную синь и устремился к увлечённому пением самцу. Казалось, ещё секунда, и серебристая трель оборвётся. Но пернатому хищнику не повезло — маленького певца спасло его знаменитое падение камнем на землю. Отрывисто крикнув, сокол исчез так же стремительно, как и возник.
Запрокинув голову, Адэр всматривался в осиротевшее небо. Неподвижные облака тончали. Густая синева бледнела. Утро плавно перетекало в день.
— Когда за мной приехал страж и сказал, что Малика в опасности, я не поверил, — промолвил Джиано. — Вчера это казалось глупым розыгрышем.
Адэр скользнул взглядом по хрупкой, как у подростка, фигуре. Советник по религиозным вопросам присоединился к нему далеко за полночь. Встал на краю помоста лицом к воротам Обители и за всё это время ни разу не сошёл с места.
— Что заставило вас изменить своё мнение?
— Разговор с женой хозяина гостиницы, — ответил Джиано. — В молодости ей довелось побывать в катакомбах. Никакие это не катакомбы, а монастырь, который во время землетрясения ушёл под землю. Братство устроило там чистилище для грешников. Бедная женщина ждала ребёнка. Праведный Отец продержал её в холодном подземелье почти месяц и выпустил, когда у нее случился выкидыш.
