Магистр! Вы, кажется, влюбились (СИ) - Огинская Купава (книги .TXT) 📗
— М-м-м? — он не притормозил, но значительно замедлил спуск, полуобернувшись ко мне.
— Скажи, а спокойно жить мы когда-нибудь будем?
Хотела объяснить свой вопрос. Рассказать о том, что все произошедшее за последние недели слишком необычно и непривычно для моей прежней тихой жизни, что возвращение из безумного путешествия оказалось таким же неожиданно сумасшедшим, и мне просто хотелось знать, есть ли надежда, что впереди меня больше не ждет никаких потрясений…
Гэдехар понял все сам. Улыбнулся и пожал плечами.
— Прости.
И поспешил вниз, подгоняемый уже шипением скинувшего каменный кокон лесного дракона и энергичной бранью впечатленной Бьерры, остервенело стиравшей с рук каменную пыль.
— Ну что, несчастье, — стоило только Абелю уйти, как рядом очутился Ануш. Упал на куртку, обнял за плечи, вздохнул, — вернулась домой?
— И чего ты такой счастливый?
— Мир изменился, а вы, люди, – нет, все так же грызетесь за власть. И это не может не радовать, — хохотнул он. — Так как значит, что мир изменился не так уж сильно.
— Какой-то у тебя неправильный оптимизм, — кисло заметила я. — И чего ты драконов бросил?
Мы, не сговариваясь, повернулись к близняшкам, в этот момент пугавшим своим полудохлым видом Эвику.
— Пусть Яхве с ними немного помучается. Мне надоело.
— И как ты детей своих планируешь воспитывать? С таким-то подходом к делу? — решила поддеть я, за что и получила по носу.
— Не знаю. На твоих потренируюсь, а там видно будет.
Глава двадцать девятая
В своем собственном доме я чувствовала себя чужой. Неприятное ощущение мучало меня весь день, но только вечером, не найдя щетку для мытья посуды на ее законном месте, я поняла, что не так: все лежало не на своих местах.
Откашлявшись и закатав рукава простой рубахи, я ринулась возвращать уют в свой дом, на время позабыв о недомоганиях.
Увлеченная, я рассеянно кивнула на заявление Улисы, что она не может смотреть, как я извожу саму себя, а потому отправляется в ванную. Я ничего не имела против, меня сбивали с ритма ее брожения вокруг и тяжелые вздохи.
Работа шла споро, пока мой энтузиазм не споткнулся о грязную посуду, забытую на столе, — с которой, собственно, все и началось.
После недолгой борьбы с собой я решила разобраться с ней, а все остальное оставить на завтра — болезнь меня все еще не отпустила, и стоило остановиться лишь на миг, как тут же дали о себе знать и ноющая спина, и гудящие ноги, и мелко подрагивающие от перенапряжения руки.
Посуды было не то чтобы много, я рассчитывала, что успею все сделать в тишине и спокойствии.
Я кое-чего не учла…
Барон явился неожиданно, изрядно меня напугав.
Последние события сделали меня нервной и впечатлительной, и его появление, к тому же в компании печально знакомого мясника, равнодушной оставить просто не могло.
Я разбила тарелку. Чистую, только что старательно мною отмытую от жирных разводов прошедшего ужина.
Мой измотанный вид Высшего не порадовал.
— Я же тебя вернул, почему тебе все еще нездоровится?
Вопрос этот мною было решено считать риторическим. Ну в самом деле, не объяснять же ему, что больной я была и до путешествия в его жилище, а там меня просто подкосило совокупностью неблагоприятных обстоятельств.
— Что он здесь делает? — спросила я мрачно, рукой пытаясь нашарить нож для масла. Он лежал на краю раковины, ждал своей очереди на помывку и мог сойти за опасное оружие… хотя бы просто за оружие.
— Выкупает свою жизнь, — ответил Барон.
Мясник остановившимся, полным ужаса взглядом смотрел сквозь меня. Когда Барон толкнул его вперед, глаза мужчины на мгновение закатились.
— Приношу свои глубочайшие извинения, — выкрикнул он хрипло и испуганно, но совершенно неискренне.
— Что?
— Он раскаивается, — пояснил Барон с сомнением. — По крайней мере, должен.
— Почему?
— Ах да, ты же не знаешь. Идея с вашим сожжением принадлежала ему. Бэрт... тебя же зовут Бэрт? — грубо хлопнув мясника по плечу, спросил Барон, а получив утвердительный ответ (мужик мелко и отчаянно закивал, едва удерживая себя в сознании), жестоко добавил: — Мысль, что виновницей происходящего является ведьма, в пустые головы людей вложили жрецы вашего выдуманного бога. Они желали отдать ее Быстроводной. Наш раскаявшийся друг предложил казнь зрелищнее скучного утопления в реке.
— Но почему раскаивается он, а не жрецы? — спросила я.
Барон поскучнел.
— Непредвиденные обстоятельства.
Я приготовилась услышать нечто ужасающее.
— Что произошло?
— Они молились своему богу в моем присутствии, просить о защите от меня. Хотя Многоликого даже не существует. — Барон поморщился. — Это оскорбительно.
— И… как сильно вы оскорбились? — осторожно спросила я.
Повисла недолгая многообещающая тишина.
— Не думаю, что в ближайшее время храм будет открыт для горожан, — ответил Высший.
Я кивнула. Улиса определенно будет счастлива это услышать. Мне же просто было все равно.
Даже удивительно, но я не чувствовала никакой жалости, хотя не было и удовлетворения. Я была полна холодного равнодушия… и как же это было прекрасно.
— Так что, ты прощаешь его или я могу подкрепиться? — спросил Барон.
Мясник пошатнулся, но в обморок не упал, будто бы предупрежденный о том, что случится, если он позволит себе искать покой в беспамятстве.
— Я-то что, это Улиса должна решать. Ей же был вынесен приговор…
Улиса неожиданной необходимости что-то решать рада не была. Она только покинула ванну и с большей охотой просушила бы волосы.
— И что будет, если я его не прощу? — равнодушно спросила она. Ведьму ничуть не смущало присутствие двух мужчин на кухне и ее несколько неодетый вид. По моему глубокому убеждению, полотенце, насколько бы большим оно ни было, считаться одеждой не могло, по мнению ведьмы — очень даже могло.
— Ничего, — ответил Барон, и голос его был обманчиво мягок. — О нем уже никто ничего никогда не услышит.
Я молчала. Хотела вмешаться, почти вмешалась, а потом заметила предвкушающий взгляд Высшего и промолчала.
Он ждал моей жалости, чтобы назвать ее глупостью.
Возможно, из всех нас только у меня была способность понять и как-то оправдать... Бэрта, но я ею не воспользовалась.
Мясник был на грани, его била мелкая дрожь, и подгибались ноги, но робкая надежда на спасение все еще не давала ему потерять сознание.
Я не чувствовала жалости, но мысль о том, что это неправильно, никак не хотела отпускать.
Нельзя отвечать злом на зло… Впрочем, Барон со мной все равно не согласится. Он был из тех, кто свято верил, что бить надо первым.
— Я не могу приговорить его к смерти, — сказала я просто, глядя сквозь Бэрта, — и не могу запретить вам это делать. Просто… решайте сами. Осуждать вас я не буду.
И чтобы действительно не осуждать, я малодушно сбежала. Последнее, что услышала, был деловитый голос Барона:
— Ну же, ведьма, порази меня своей зловредностью.
Дверь закрылась, и я уже не слышала, что ему ответила Улиса.
Впрочем, меня это не сильно и волновало. Видимо, я все же не была доброй и всепрощающей, я не чувствовала за собой вины из-за того, что оставила мясника в беде… Вероятно, я была довольно скверным человеком, но в данный момент это меня ничуть не беспокоило.
Не раздеваясь, с трудом скинув домашние туфли, я повалилась на кровать и сразу же уснула.
И снились мне костры. Впервые за прошедшее со дня нашего неудачного сожжения время мне приснилось что-то тревожное, бредовое, страшное и связанное с огнем.
Утром я проснулась с температурой. Улисы рядом не было, в окно бил яркий солнечный свет, ослепляющий, но уже не греющий. Никакого желания вставать и изображать хоть какую-то активность не было. Был четкий план: доползти до окна, задернуть шторы и вновь вернуться в кровать.
