Наша светлость - Демина Карина (серия книг TXT) 📗

Под тяжестью плаща Тисса опускается на колени. Она представляла свою свадьбу совсем другой, но… эта тоже чем-то неплоха.

Урфин помогает подняться. Этот его поцелуй злой и жадный, и Тисса понимает причину, лишь поймав на себе еще один взгляд. Насмешливый.

Гийом де Монфор салютует кубком, поздравляя со свадьбой.

О нет! Только не сейчас.

— Не бойся. Сегодня я не уйду. — Урфин сжал руку, скорее сам успокаиваясь, чем успокаивая Тиссу.

Сегодня. А что будет завтра?

Тисса не знала.

Но зимний бал недаром проводят в самую длинную ночь, и сегодняшняя все продолжалась и продолжалась… Их поздравляли. Леди Изольда и их светлость — искренне. Остальные — из вежливости, но тоже было приятно. Потом был темный коридор и лестница, которую Урфин не смог пропустить, потому что репутацию надо оправдывать… и другой коридор.

Его прежняя комната, в которой появилась новая кровать.

Вино. Камин.

Клубника как маленькое чудо зимой. И шпильки, одна за другой выскальзывающие из волос.

— Если ты передумала, я уйду.

— Нет.

Тисса не передумала. Ей немного не по себе, но… это ведь пройдет. А у него на груди новые шрамы, мелкие, что рисовые зерна, они складывались в знакомый рисунок. Синий щит и белый паладин. Шрамы только-только зажили, и Тисса прикасается к ним осторожно. От кожи неуловимо пахнет розами.

Платье опускается на пол. И сорочка отправляется следом.

Зима опускает флаги.

— Ты очень красивая. Не надо бояться.

Ее изучают. Шершавыми подушечками пальцев. Губами. Языком. Убивая остатки стыда. Загоняя сердце влет. До вздоха, до всхлипа, до стона, который не получается удержать в себе. Разве должно быть вот так? Выходит, что да… и почти не больно. Разве что неудобно самую малость.

Глава 25

ЗАТИШЬЕ

Их светлость явились, когда солнце не только взошло, но и крепко оседлало небосвод. Хотя в кои-то веки я презрела сие обстоятельство, оставшись в постели.

Во-первых, спать я легла поздно.

Во-вторых… выходной у меня. Будет. Надеюсь. Эх, где он, трудовой кодекс, хотя бы для избранных, чтобы там законное воскресенье, и отпуск, и социальные гарантии. Мечты, мечты…

Вчерашний бал для меня завершился перед рассветом. И закрывала я его в гордом одиночестве, ибо Кайя отправился раздавать дружеские долги согласно местным обычаям. Сержант тоже исчез, и душевный, а с ним и телесный покой нашей светлости выпало охранять десятку стражников под мудрым руководством Лаашьи. Как ни странно, оцепление получилось в высшей степени эффективным. Желающих общаться со мной резко поубавилось, и ночь прошла спокойно, что было довольно-таки подозрительно. А утром вернулся Кайя и рухнул в кровать как был, в одежде и сапогах. И руки у него были леденющими… Вот зачем такими руками за ноги хвататься!

— Изыди!

Изыдет, конечно. Ждите больше. Сгреб меня в охапку, прижал к себе и пробормотал:

— Теплая. Моя.

Кому ж еще этакое счастье надо-то?

— Пил? — Я прижала ладони к его щекам. Где ж он так вымерз?

— Грелся, — признался Кайя. — Немножечко. Я трезвый… честно.

Верю.

— Так и будем лежать?

— Будем.

Нет, мне в принципе удобно, только пуговицы здорово мешают. Пуговицы здесь делают солидными, из золота или серебра, инкрустируя костью, расписывая эмалью или простенько, со вкусом, вставляя драгоценные камни. И вот теперь я животом всю эту красоту ощущаю.

— Сержант сказал, что женится.

Дурной пример заразителен?

— На ком?

— Зовут Меррон. Из Хейдервудских. Странная, честно говоря, девушка. — Пальцы Кайя путешествуют по моему позвоночнику. — На балу познакомился.

И сразу жениться? Решительный он человек. Просто до одурения. Или это ночной согрев так на мыслительные процессы повлиял?

— Сказал, что хуже все равно не будет.

Отличная мотивация. Для фаталиста — в самый раз.

А вот на ягодице мне мишень рисовать не надо!

— Это не мишень. Это цветочек.

Что ж, цветочек существенно меняет дело.

— Раздевайся. — Я расстегнула воротник.

— Зачем?

И вот к чему эти провокационные вопросы?

— Ты раздевайся. Потом придумаем. Вообще я решила, что у нас сегодня выходной.

— Это как?

— Это как будто нас здесь нет. Ни для кого.

Гости или спят, или похмельем маются. Дела ждут. И один день для двоих — это же немного.

— Хорошо. — Кайя блаженно зажмурился. — Ванна. Еда. Жена. Спать. И опять есть… много. Я прожорливый.

Очаровательное признание. Наша светлость заметила. А план хорош. Ванна. Есть. Спать. Есть… и снова спать. А если станет скучно, что-нибудь придумаем.

Нет, Меррон, естественно, любила тетю. Очень любила, потому что не любить милейшую Бетти было решительным образом невозможно. Но все-таки порой эта любовь подвергалась испытанию.

Если бы тетушка злилась, Меррон было бы легче.

Она бы тоже разозлилась и высказала все, что думает по поводу этих неудачных попыток выдать Меррон замуж. Но Бетти категорически не умела злиться! Она всегда пребывала в настроении хорошем или же очень хорошем, иногда, как вот сейчас, слегка опечаленном.

— Где ты была? — В огромных голубых глазах виделся упрек, и Меррон отвела взгляд.

— Я… пряталась.

— А я тебе говорила, что не следует надевать это платье! Ты выглядела вызывающе…

…она выглядела именно так, как хотела выглядеть.

И сделала то, что хотела сделать!

И не важно, что по этому поводу думает тетушка Бетти. Ее взгляды давным-давно устарели, а Меррон категорически не желает пополнять ряды старых дев. Кошек разводить? Не для нее!

— …и оно тебе не очень идет, — стыдливым шепотом призналась тетушка.

Ей-то к лицу были любые наряды. В тридцать пять тетушка выглядела много моложе. Ее светлая — безо всяких кремов светлая! — кожа была гладка, черты лица — приятны, а фигура и вовсе имела идеальные, с точки зрения Меррон, очертания.

Сама-то она на доску похожа… и надо иметь смелость, чтобы признаться в этом.

Меррон призналась еще тогда, когда поняла, что замуж ей не выйти: то небольшое приданое, которое удалось собрать, не искупало некрасивости Меррон, как и дурного, с общей точки зрения, характера.

— Не расстраивайся, дорогая. — Бетти не умела укорять подолгу, и от этого становилось вдвойне совестно, как будто бы Меррон тетушку обманывала. Но она же не врала!

Она имела право поступать так, как читала нужным.

По-взрослому.

Ей уже двадцать, и следует признать, что эти годы прожиты зря. И осталось не так много времени, чтобы сделать мир лучше!

А тетушка все говорила и говорила. Про бал, который был конечно же восхитителен, — но у тетушки Бетти все балы восхитительны! Про их светлость — причем Меррон не очень поняла, которую именно. Главное, что с привычным восторгом. Про гостей… про чью-то там свадьбу, случившуюся так неожиданно, что все очень удивились, потому как ждали другой невесты… но тетушка все равно рада за молодых, ведь свадьба — это очень важно.

И поэтому крайне неосмотрительно проводить ее вот так, без подготовки… свадьбу Меррон тетушка подготовит сама. Не следует сомневаться, что рано или поздно найдется тот, кто оценит Меррон по достоинству. Тянуло встрять в тетушкину речь, сказав, что один такой нашелся, только все равно потом ушел. Оно и к лучшему, потому что Меррон не представляла себе, как следовало вести себя после того, что было.

Зато теперь она женщина.

Правда, зеркало не показывало никаких изменений, но осознание собственной исключительности — Меррон сделала то, на что ни одна слабая духом девица не решилась бы, — грело душу.

А согретая душа требовала отдыха.

И тетушка Бетти согласилась, что сон — лучшее лекарство от всех неприятностей. Почему-то она считала, что Меррон переживает из-за отсутствия женихов. Ха! Засыпала она с чувством выполненного долга и осознанием скорых перемен в жизни.