Имя богини - Угрюмова Виктория (полная версия книги TXT) 📗
Арескои боялся. И Малах га-Мавет тоже боялся. Более того, они даже не скрывали своего страха и не выступили против Траэтаоны. Когда от призрачных войск Арескои осталась дымящаяся бесформенная груда, когда с жалобным воем пали под ударами тонкого меча последние адские псы и с испуганным шипением расползлись рогатые змеи, братья-боги повернули своих коней, пришпорили их и понеслись прочь от Древнего Бога Войны.
Траэтаона, запрокинув голову, расхохотался, хлопнул по Плечу Бордонкая и молвил:
– Прощайте, смертные. Теперь вам самим придется решать свои распри.
И растаял в знойном воздухе.
Несколько минут на поле битвы царила тишина. Люди оглушенно мотали головами, пытаясь понять, не было ли у них чего-нибудь вроде теплового удара. Первым пришел в себя Зу-Л-Карнайн и с отчаянным криком бросился на ДахакаДавараспа. Лишенный божественной поддержки, князь Урукура оказался не таким уж и хорошим воином. Он слабо сопротивлялся и наконец спешился, бросил меч и преклонил колени.
– Ты победил, аита, – прошептал он едва слышно.
По всему полю битвы пронесся победный клич. И тагарская конница хлынула в распахнутые ворота ал-Ахкафа, отчаянно рубя тех, кто еще сопротивлялся.
Войны Урукура довольно быстро пришли в себя и, словно не обратив внимания на то, что их князь сдался на милость императора, отчаянно сопротивлялись, сражаясь за каждую улицу и каждый дом.
Каэтана пришпорила коня и въехала в ал-Ахкаф, почти не отвлекаясь на сражение. Друзья окружили ее тесным кольцом. Впереди несся Бордонкай, еще не пришедший в себя после непосредственного общения с богами, что, однако, не мешало ему прокладывать в рядах защитников ал-Ахкафа дорогу к храму. Воршуд торопился следом.
«Когда три бога сойдутся в степи, – твердила Каэтана про себя слова предсказания, – когда древний надсмеется над молодым, когда смерть убежит от смерти и ужас будет пронзен рогом коня, встанет на колени князь и падет от руки воина жрец».
Неизбежная гибель Тешуба наполняла все ее существо невыразимым отчаянием. Им всем некуда было податься, не у кого спросить совета...
В конце улицы высилась громада из серого камня. Широкие ступени уходили вверх, словно безумный зодчий затеял строить лестницу на небо, да передумал и на верхней площадке поставил храм. Стройные витые колонны поддерживали легкую, почти невесомую крышу. Крылатые каменные львы охраняли сверкающие на солнце бронзовые двери. В двух огромных чашах фонтанов тихо и приветливо журчала вода, как будто там, на площади, на сто пятьдесят ступенек ниже, не гремело яростное отчаянное сражение, захлебывавшееся кровью последних защитников ал-Ахкафа.
Вырвавшись из гущи схватки, маленький отряд принялся взбираться по ступеням и сразу оторвался от безумного мира, лежащего под ногами. И с каждым шагом в их сердцах разгоралась надежда. Бордонкай взял секиру на плечо и, подхватив запыхавшуюся Каэтану на полусогнутую руку, легко преодолевал одну ступеньку за другой.
Они достигли верхней площадки и замерли, оглушенные. Перед приоткрытой дверью храма, прямо на мраморных плитах, покрасневших от крови, лежал, нелепо вывернув руки, маленький старичок. Тело его было жестоко изрублено, а морды каменных львов забрызганы кровью так, будто это они сошли со своих пьедесталов и растерзали несчастного мудреца. И хотя тело старика было изуродовано, мертвые глаза смотрели в небо ясно и кротко. И лицо было таким спокойным, словно он тихим летним утром прилег на поляне послушать пение птиц.
Тихо-тихо журчит вода в фонтанах. Неслышно ступая, подошли к мертвому близнецы. Одновременно наклонились и сложили на его груди окровавленные изломанные руки. И тихо прошептали: «Тешуб...»
Звонко запел внизу рог, и громогласными криками взорвалась площадь, возвещая победу Льва Пустыни, неистового Зу-Л-Карнайна, над Дахаком Давараспом, мятежным князем Урукура.
Они спускались по лестнице, потрясенные страшной и нелепой гибелью Тешуба. Странное дело – никто из них не знал мудреца при жизни, но его светлое лицо со множеством морщинок у глаз, которые возникают у часто улыбающихся людей, казалось им близким и родным.
Тешуб унес с собой в царство мертвых их надежды, чаяния, мечты о другой жизни. Он унес с собой тайну, которая стоила жизни не ему одному. И Каэтана, спускаясь по лестнице с безразличием автомата, постепенно начинала приходить в себя. Беззлобный и безобидный старик – хранитель знаний – не мог быть опасен никому, кроме Новых богов. Единственной виной его было желание хранить верность своему богу и быть накоротке с истиной.
Бордонкай тяжело шагал, прижимая к себе тело Тешуба. Ему было больно – никогда еще не видел исполин более несправедливой смерти.
– Значит, он должен был сказать нам нечто крайне важное, – наконец вымолвил Ловалонга. – Около храма не было сражения...
– Выходит... – выдохнул Эйя.
– Выходит, – продолжал Джангарай, – кто-то специально проник сюда, чтобы убить старика, потому что очень боялся нашей с ним встречи. Я не люблю клясться, – жестко сказал ингевон, – но сейчас я клянусь всеми Древними богами – и мне все равно, слышат они меня или нет, – что я докопаюсь до истины, которую от меня так упорно стараются скрыть.
– Сначала похороним Тешуба, – сказала Каэ, – а потом обратимся с нашими вопросами к тем, кто уже знает часть ответов.
Бордонкай недоуменно посмотрел на нее, но Габия сообразила моментально:
– Вы думаете, госпожа, что предсказатели ийя предвидели такой исход?
– Да. И я уверена, что хоть плохонький совет, но они нам все же дадут. Телохранители Зу-Л-Карнайна бежали вверх по ступенькам, посланные аитой разыскать и привести гостей живыми и невредимыми. Увидев издалека, что Бордон-кай несет тело какого-то человека, воины решили, что кто-то из членов маленького отряда погиб, а они не уберегли и теперь император снесет им головы. Поэтому, когда выяснилось, что убитый старик – подданный Да-хака Давараспа, они вздохнули с облегчением. Но на всякий случай окружили друзей плотным кольцом и всю дорогу не спускали с них глаз.
Ал-Ахкаф недаром назывался жемчужиной пустыни: это был огромный зеленый оазис со множеством фонтанов, искусственных прудов и ручейков. В городе не было обычных для Урукура глинобитных хижин или старых покосившихся домиков – здесь жили только богачи, знать и отборные воины. Каждое здание в ал-Ахкафе было произведением искусства и плодом тяжкого, изнурительного труда зодчих и строителей. Обнесенные высокими стенами из белого камня, окруженные небольшими, но прекрасными садиками, каждый дом или дворец в городе мог при необходимости стать хорошо защищенной крепостью. Поэтому армия Зу-Л-Карнайна, ворвавшись в город, не сразу завладела им. Многочисленные лучники сидели в засадах на крышах и осыпали нападавших стрелами. Из зданий выбрасывали прекрасную тяжелую мебель из розового и черного дерева, которое в пустыне стоило дороже золота, и перегораживали ею улицы, воздвигая баррикады прямо на глазах изумленных врагов. Никто не мог бы сказать, что ал-Ахкаф легко достался противнику.
Зу-Л-Карнайн занимал дворец самого Дахака Давараспа. И если на окраинах города еще кипело кровопролитное сражение, то здесь был кусочек мирной жизни. И конечно, все держалось тут на плечах вездесущего Агатияра, который, казалось, успевал одновременно присутствовать в нескольких местах, наводя порядок толковыми распоряжениями. Он сразу обратил внимание на усталых запыленных друзей, перемазанных кровью с ног до головы, которые вошли в ворота дворца в сопровождении двух десятков воинов. От его острого взгляда не укрылось; и то, что. Бордонкай держит на руках тело старика, и поэтому он не стал задавать лишних вопросов.
Агатияр приблизился и с минуту постоял в молчании, почтив таким образом память Тешуба. Затем обратился к Каэтане:
– Вы не успели? – В голосе его почти не было слышно вопросительных интонаций.
– Нет, – ответил за всех Ловалонга. – Он был уже мертв, когда мы прибежали на верхнюю площадку храма.
– Жаль, – сказал Агатияр. – Я бы с радостью поговорил с ним.
