Отчаяние драконов - Аренев Владимир (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Так они и порешили — дожидаться, пока ситуация прояснится. И ситуация не замедлила проясниться, да так, что душа Короля заныла в предчувствии грядущего бесславия, от которого не сбежать, не спрятаться, с которым нельзя сразиться, которое предрешено, как твое рождение. Вот только в предрешении рождения принимал участие Создатель, а здесь — какой-то самозваный Темный бог… да полно, был бы он самозваным, драконы б нашли, как проучить дерзкого. Так ведь нет, за ним (или уже за Ним?!.) чувствовалась реальная, вполне ощутимая сила, которая всех их могла просто-напросто смести, как легкий ленивый ветерок Теплыня сметает соринки с уступа — играючи, так, между прочим, не прикладывая для этого никаких усилий, походя.
Темный бог явился под вечер (дождило вот уже второй день подряд), вошел в Зал, взглядом отыскал Короля. «Ничего-ничего, можешь оставаться там, где сидишь. Слушай-ка вот, что я тебе скажу. Внимательно слушай». Старый дракон внимательно выслушал гостя и дал согласие на все, дал прежде всего потому, что от этого уже ничего не зависело. Выхода не было… Так думали почти все, в том числе и Темный бог, но старый дракон догадывался, что тот ошибается. «Должен где-то существовать выход, должен, не может такого быть, чтобы вот так просто он мог нас всех заколдовать. Должен…» Но, похоже, его таки не существовало. Уж сколько пробовали снять заклятье, сколько творили волшбу, да такую сильную, прибегать к которой раньше просто опасались, — а все без толку. И — куда деваться — пришлось летать, пришлось лишать кого-то свободы, чтобы сохранить собственную жизнь. Право слово, слишком высокая, до жестокого неприемлемая цена! Большинство драконов мучилось этой необходимостью, но приняло ее как данность и подчинилось повороту судьбы, не пытаясь что-либо изменить. Не так — сначала пытались все, но со временем… — нет, не привыкли, но смирились. Только старый Король с упорством обреченного все искал несуществующий выход.
Когда же он окончательно понял, что уже не спастись, стало как-то поспокойнее. Теперь можно было не суетиться, а всерьез задуматься над тем, что же происходит. «Уж если этот Темный бог так ненавидит драконов, почему же он не уничтожил нас? Значит, для чего-то мы ему нужны, этому самозваному божеству, для чего-то нужно ему все то, что мы сейчас творим. И заставил он нас это делать не из безумной тяги причинять другим мучения, нет в нем той черты, по которой безошибочно угадывается сумасшествие, а следовательно, этот Темный бог извлекает какую-то пользу из наших (и не только, и не столько, из наших) страданий. Ну что же, если нельзя избавиться от проклятия, можно избавиться от этой жизни». Разумеется, он понимал, что не все так просто. Кое-кто из народа уже пытался покончить с собой, но у них ничего не получилось. Заложенная Создателем неистребимая тяга к жизни была изначально задумана для того, чтобы та мудрость, хранителями (и носителями) которой являлись представители народа, не смогла уйти из мира. А ведь это произойдет, стоит умереть дракону. Теперь сия тяга обратилась против них самих, но Король, только в последние печальные годы осознавший все возможности своей волшбы, знал, что здесь он еще может побороться.
Смешно — побороться за смерть. Он призвал к себе всех тех, в ком еще видел драконов прошлых лет, существ мудрых и бесстрашных, смелых, отважных, благородных… да полно, те времена давно прошли, а взамен наступили новые, страшные, неправильные. Порванные.
Король поведал собравшимся о своем плане, и они после непродолжительного молчания /ты ведь и так знаешь, что другого выхода… не найти. Тогда стоит ли молчать, коль все уже известно наперед? Стоит. Так… спокойнее/ согласились. Снять заклятье было не в их силах, равно как и убить себя, но вот вложить эту миссию в руки других они могли. И смогли.
Втайне от других Избранными была создана предопределенность, в результате которой драконы освободились бы от заклятья. Разумеется, их волшба была слабее магии Создателя или же Темного бога, а посему драконы сами не ведали всех деталей созданной ими предопределенности. Им оставалось лишь ждать, влача тем временем позорное существование. Они ждали.
В Зале Короля мягко плескалась тьма. Стояла бархатная летняя ночь, одна из тех ночей, когда все в мире замирает от блаженного осознания собственного бытия; нежный ветерок пробегает по ущельям и уступам, поглаживая вихры одиноких пучков горной травы, а звезды сияют так ярко и чисто, что в душе начинает рождаться нечто и вовсе уж невозможное, прекрасное, волшебное. Выбравшись из норок и щелей, очистив усики, лапки и крылья, начинают петь сверчки, пронзая свежий воздух тонкими невидимыми нитями мелодий, натягивая эти нити, образуя чудесный ковер, — и, когда вы задеваете незримую ткань, она трепещет от прикосновения и дарит вам покой и мир. Тогда вы вдыхаете живительный ветерок, расправляете кожистые крылья и ступаете с утеса прямо в небо, подхватывая потоки воздуха, опираясь на них, уже одним своим существованием вплетаясь в общую мелодию окружающего вас великолепия. Вы летите. Этот момент всегда самый волшебный, самый запоминающийся, и, сколько бы вы ни летали днем, вам не понять того ощущения распахнутости и свободы, которое наполняет вас в ночном небе. Каждая частица вашего тела чиста и невесома, она светится, даря окружающему свою радость и свой полет. Вы…
«Я иду».
Король вздрогнул и проснулся. В Зале было темно (ночь, как-никак), и в этой тьме эхом дрожали слова. «Я иду».
Значит, Срок настал. Все-таки удалось.
Он тяжело вздохнул, помотал головой, жалея, что это случилось именно сегодня. Такого сна старик не видел уже несколько сотен лет подряд, и была какая-то обидная несправедливость в том, что как раз этой ночью пришло подтверждение. «Идет. Интересно, сколько времени у нас осталось. Хотя — времени для чего? Лишь бы он успел до Срока. Не хочется осквернять себя еще раз». Потом хрипло рассмеялся, глядя на ненавистный Камень. «Каков я стал! Себялюбец. Оскверняться ему не хочется! А то, что снова погибнут живые и разумные существа, — это мелочи. Плох ты стал, старик, совсем плох. Самое время уйти. Поторопись, мальчик. Мы ждем».
Он так и не уснул до утра. Прощался с жизнью, вспоминая все то, что видел, слышал, чувствовал. Остальное — необходимое — уже было сделано, свитки ждали хозяина. И еще следовало помнить о детях, нерожденных детях, но здесь он не мог ничего поделать. Народ пока не знал. Король не решился раскрыть им тайну, потому что многие могли не выдержать ожидания и сорваться. «Многие»! — да он сам еле сдерживался, а иногда — о Создатель!
— иногда так хотелось отыскать убийцу и вырвать у него сердце, принести и швырнуть в чашу бездыханное, полное живительной крови тело, чтобы… Вот-вот. Именно об этом и речь. Поэтому с детьми придется решать потом. Сейчас у него была ночь, — может быть, последняя ночь, — и нужно провести ее так, чтобы потом не хотелось все переиграть по-другому.
Старик отдался воспоминаниям, не замечая, как большие, сверкающие в звездном свете капли родились у уголков его глаз и помчались к краю лица, а потом — сначала одна, затем с мгновенным запозданием — другая — сорвались вниз и шлепнулись на каменный пол Зала.
Стоит ли обращать на них внимание? К утру высохнут.
Ни Король, ни кто-либо другой во всем Нисе не знал, что чары Темного бога ослабли. И предопределенность, созданная драконами, была уже ни к чему…
Гулкие пещеры мертвым эхом отзовутся грустно.
…пусто.
Здесь когда-то кто-то жил.
…не тужил.
Но давно никого уж нет здесь.
…есть!
Только память по залам шуршит платьем из высохших выпавших листьев:
«Я помню, я помню, и здесь была жизнь.
Я помню, я верю», — и молится истово.
Только она — все другие забыли, жили ли здесь иль от века не жили.
…были…
Путник заблудший, возможно, когда-то здесь заночует, заснет неспокойно, словно почувствует: даты и даты мерно считает город-покойник.
Только считает… А что остается, если над ним даже время смеется?!
