Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка (мир книг TXT, FB2) 📗
Еще больше пугало, что, как только он приедет, его могут заставить остаться; Ловелл солгал, и вся эта поездка задумана, чтобы вывезти его из Англии; его навсегда отлучат от Оксфорда и всей прежней жизни.
Тем временем предстояло еще пережить полтора месяца на море. Они оказались мучительными с самого начала. Рами и Виктуар напоминали ходячих мертвецов: побледневшие и дерганые, они вздрагивали от любого шороха и не могли поддержать простейший разговор. Университет их не наказал. Никого даже не вызвали на допрос. Однако профессор Ловелл, как считал Робин, наверняка их подозревает. Чувство вины было написано на их лицах. Как много известно Вавилону? А «Гермесу»? И что случилось с убежищем Гриффина?
Робину ужасно хотелось обсудить все с Рами и Виктуар, но возможность так и не представилась. Летти всегда была рядом. Даже ночью, когда они уединялись в отдельных каютах, у Виктуар не было ни малейшего шанса улизнуть к мальчикам, не вызвав подозрений у Летти. Оставалось лишь притворяться, что все в порядке, но получалось с трудом. Они нервничали, суетились без причины и были взвинченными. Ни один не чувствовал восторга по поводу новой, самой захватывающей главы в карьере. При этом они не могли говорить ни о чем другом; даже старые шутки не шли на ум или звучали натужно. Напористая, болтливая и ни о чем не подозревающая Летти всех раздражала, и хотя они старались скрыть свое раздражение, ведь она ни в чем не виновата, но не могли не огрызаться, когда она в десятый раз спрашивала их мнение о кантонской кухне.
В конце концов она сообразила, что происходит нечто необычное. На третий вечер, после того как профессор Ловелл покинул кают-компанию, она положила вилку и властно спросила:
– Да что с вами случилось?
Рами обратил на нее каменный взгляд.
– Не понимаю, о чем ты.
– Не притворяйся, – рявкнула Летти. – Вы ведете себя странно. Не притрагиваетесь к еде, валяете дурака на занятиях… Ты даже к своему разговорнику не притрагивался, Рами, и это забавно, потому что ты месяцами твердил, будто сумеешь имитировать китайский акцент лучше Робина…
– У нас морская болезнь, – выпалила Виктуар. – Понятно? Ни один из нас не проводил все детство в плаваниях по Средиземному морю, в отличие от тебя.
– А в Лондоне у вас тоже была морская болезнь? – спросила Летти, подняв бровь.
– Нет, просто мы устали от твоего голоса, – язвительно заявил Рами.
Летти надулась.
Робин отодвинул свой стул и встал.
– Пойду подышу воздухом.
Виктуар окликнула его, но Робин сделал вид, будто не слышал. Он чувствовал себя виноватым, бросив Виктуар и Рами наедине с Летти, сбежав от этой катастрофы, но никак не мог сейчас находиться с ними за одним столом, ни секунды. Он весь горел, а под одеждой словно ползали тысячи муравьев. Если бы он не вышел, не размял ноги, то просто взорвался бы.
Снаружи было холодно и быстро смеркалось. На палубе никого не было, не считая профессора Ловелла, курящего на носу. Заметив его, Робин чуть не повернул назад – с того утра, когда его поймали с поличным, они не сказали друг другу ни слова, не считая положенных по этикету любезностей, – но профессор Ловелл тоже его увидел. Он опустил трубку и поманил Робина к себе. С колотящимся сердцем Робин приблизился.
– Я помню, когда ты совершил это путешествие в прошлый раз. – Профессор Ловелл мотнул головой на черные перекатывающиеся волны. – Ты был еще совсем маленьким.
Робин не знал, что ответить, и просто уставился на него, ожидая продолжения. К его величайшему удивлению, профессор Ловелл положил руку ему на плечо. Однако прикосновение получилось неловким, натужным – слишком сильным и жестким. Они стояли в напряжении, смущаясь, как перед дагерротипом, словно не смели пошевелиться, пока не вспыхнет свет.
– Я верю во второй шанс, – наконец сказал профессор Ловелл. Казалось, он отрепетировал эти слова, они вышли такими же неуклюжими, как и его прикосновение. – Я хочу сказать, Робин, что ты очень талантлив. И нам было бы жаль тебя потерять.
– Спасибо, – отозвался Робин, все еще понятия не имея, к чему клонит профессор Ловелл.
Тот откашлялся и взмахнул трубкой, словно помогая словам выйти из груди.
– В общем, на самом деле я хотел сказать… должен был сказать уже давно… что я могу понять, если ты… разочарован во мне.
Робин моргнул.
– Сэр?
– Мне следовало проявить больше сочувствия к твоему положению. – Профессор Ловелл снова посмотрел на океан. Казалось, ему трудно одновременно говорить и смотреть Робину в лицо. – Ты рос вдали от своей страны, покинул все, что знал, тебе пришлось привыкать к новой обстановке, в которой ты получал… меньше внимания и любви, чем нуждался… Все это повлияло и на Гриффина, и не могу утверждать, что во второй раз я справился лучше. Ты сам несешь ответственность за неверные решения, но признаю, частично я виню себя.
Он снова откашлялся.
– Мне хотелось бы, чтобы мы начали все сначала. С чистой доски с твоей стороны, а я постараюсь быть более хорошим опекуном. Давай притворимся, что случившегося несколько дней назад никогда не было. Забудем об обществе Гермеса, о Гриффине. Станем думать только о будущем, о том, каких высот ты добьешься в Вавилоне. Справедливо?
Робин на мгновение потерял дар речи. По правде говоря, это было не бог весть какое откровение. Профессор Ловелл лишь извинился за то, что иногда был слишком отстраненным. Он не извинился за то, что не признал Робина сыном. Не извинился за то, что позволил его матери умереть.
И все же он наконец признал чувства Робина, чего никогда не делал прежде. Впервые с тех пор, как они поднялись на борт «Меропы», Робин смог вдохнуть свободно.
– Да, сэр, – промямлил Робин, не зная, что еще сказать.
– Что ж, очень хорошо. – Профессор Ловелл похлопал его по плечу так неловко, что Робин съежился, и прошел к трапу. – Доброй ночи.
Робин повернулся обратно к волнам. Он снова глубоко вдохнул и закрыл глаза, пытаясь представить, каково ему было бы, если бы он и впрямь сумел бы стереть из памяти прошлую неделю. Он находился бы в приподнятом настроении, правда? Смотрел бы на горизонт, устремляясь в будущее, к которому готовился. И какое захватывающее будущее – успешная поездка в Кантон, изнурительный четвертый курс, а затем должность в Министерстве иностранных дел или аспирантура в башне. Повторные поездки в Кантон, Макао и Пекин. Долгая и славная карьера переводчика от имени Короны. В Англии так мало квалифицированных китаистов. Он мог многое сделать первым. Мог нанести на карту столько территорий.
Хотел ли он этого? Вызывала ли восторг эта перспектива?
Робин по-прежнему мог всего этого добиться. Именно это и пытался донести до него профессор Ловелл – что прошлое можно стереть, имеют значение только нынешние решения. Что можно похоронить Гриффина и общество Гермеса в глубинах прошлого, и Робину даже не нужно предавать их, достаточно просто забыть – так же, как они с профессором Ловеллом похоронили все остальное, о чем, по их обоюдному мнению, лучше не упоминать.
Робин открыл глаза и смотрел на перекатывающиеся волны, пока они не начали расплываться перед глазами, пока он не перестал вообще что-либо видеть, и пытался убедить себя, что, пусть его и нельзя назвать счастливым, он вполне доволен своей жизнью.
Прошла целая неделя плавания, прежде чем Робину, Рами и Виктуар удалось поговорить наедине. Во время утренней прогулки Летти ушла в каюту, пожаловавшись на проблемы с желудком. Виктуар предложила ее проводить, хотя и не очень уверенно, но Летти отказалась: она еще была раздражена на них и явно хотела побыть одна.
Как только Летти ушла, Виктуар шагнула ближе к Робину и Рами, так что все трое превратились в плотную, непроницаемую для ветра стену.
– Так. И что, черт возьми…
Все заговорили одновременно.
– Почему вы не…
– Думаете, Ловелл…
– Когда ты в первый раз…
Они замолчали. Виктуар попробовала еще раз:
