Сияющая Цитадель - Эддингс Дэвид (книга бесплатный формат .TXT) 📗
В соответствии с парадным духом события вдоль стен зала на равных интервалах были расставлены рыцари церкви в доспехах. Стороннему наблюдателю эти рыцари показались бы не более, чем частью торжественной обстановки, однако сторонний наблюдатель был бы введен в глубокое заблуждение. Неподвижные воины, облаченные в сталь, должны были позаботиться о том, чтобы члены имперского правительства, войдя в зал, уже не могли бы покинуть его без разрешения; а мост, который должны были поднять, как только прибудет последний гость, был еще одним ручательством, что никому не вздумается, соскучась, незаметно уйти из замка. Сарабиан предостерег их, что за минувшие столетия Императорский совет изрядно разросся. Вначале он состоял из одних только министров. Затем министры включили в него своих секретарей, а позже и помощников секретарей. К нынешнему дню в Совет входили и временно исполняющие обязанности младшие помощники младших секретарей. Титул «член Императорского совета» потерял большую часть своего смысла, зато при этаком многолюдье можно было ручаться за то, что в стенах замка Эланы соберутся все предатели, сколько их ни засело в резиденции. Королева Элении была достаточно хитроумна, чтобы обратить против врагов их собственное самомнение.
– Ну что? – нервно спросила Элана, когда ее муж вошел в королевские покои. Королева Элении облачилась в кремового цвета платье, отделанное парчой, и синий бархатный плащ, подбитый мехом горностая. Ее корона, подобие кружевной шапочки из золота, усаженного драгоценными камнями, могла бы показаться несведущему легкой и изящной, но Спархок, которому несколько раз доводилось держать ее в руках, знал, что по весу она почти не уступает государственной короне, хранящейся в подвалах королевской казны в Симмуре.
– Гости уже на мосту, – сообщил он. – Итайн встречает их. Он знает в лицо всех важных шишек в правительстве и даст нам знать, когда прибудут все, кто нам нужен. Как только это случится, рыцари поднимут мост. – Он взглянул на Сарабиана, который стоял у окна, нервно обгрызая ноготь. – Скоро начнется, ваше величество. Не пора ли вам переодеться?
– Тамульская мантия призвана скрывать множество недостатков фигуры, принц Спархок, так что она скроет и мой эленийский наряд, и шпагу. Я не намерен выходить в залу безоружным.
– Мы защитим тебя, Сарабиан, – заверила его Элана.
– Я и сам способен защитить себя, матушка. – Император вдруг нервно хохотнул. – Шутка так себе, но в ней изрядная доля истины. Ты, Элана, вывела меня из политического младенчества. В этом смысле ты и вправду моя матушка.
– Если ты хоть раз назовешь меня «мамулей» – я перестану с вами разговаривать, ваше величество.
– Я скорее откушу себе язык, ваше величество.
– Какова обычная процедура, ваше величество? – спросил Спархок у Сарабиана, когда они стояли у задернутого занавесями проема, поглядывая в щель на быстро заполнявшийся зал.
– Как только все соберутся, Субат призовет собрание к порядку, – ответил Сарабиан. – Потом мой выход – обычно под звуки того, что у нас в Материоне именуется музыкой.
– Стрейджен позаботился о том, чтобы твой большой выход стал поистине грандиозным, – успокоила его Элана. – Он сам сочинил партию фанфар.
– Неужели все эленийские воры обладают художественными талантами? – спросил Сарабиан. – Телэн рисует, Стрейджен сочиняет музыку, а Кааладор так просто прирожденный актер.
– Мы просто притягиваем таланты, верно? – скромно улыбнулась Элана.
– Надо ли мне объяснять, почему нас будет так много? – спросил Сарабиан, косясь на Миртаи и Энгессу.
Элана покачала головой.
– Никогда не пускайся в объяснения. Это признак слабости. Мы войдем рука об руку, и все повалятся ничком.
– Это называется коленопреклонение, Элана.
– Неважно, – пожала она плечами. – Когда они встанут, мы уже будем сидеть на троне, и вокруг нас будет стоять стража. Вот тогда-то и наступит твоя очередь. Даже не позволяй Субату открыть рот. У нас сегодня свои планы, и нам некогда слушать, как он будет лепетать о видах на урожай в Эдоме. Как настроение?
– Нервное. Я никогда прежде не свергал правительства.
– По правде говоря, я тоже – если не считать того случая в Базилике, когда я сделала Долманта архипрелатом.
– Спархок, неужели она и вправду это проделала?
– О да, ваше величество, причем безо всякой посторонней помощи. Она была великолепна.
– Не прерывай свою речь, Сарабиан, – продолжала Элана, – а если кто-то попытается тебя перебить, заткни ему рот. Даже не притворяйся вежливым. Это, в конце концов, наша вечеринка. Не уговаривай, не взывай ко здравому смыслу. Излучай холодное бешенство. Ты хороший оратор?
– Пожалуй нет. Мне нечасто дозволяли говорить на публике – разве что на выпускных церемониях в университете.
– Говори помедленнее. У тебя привычка говорить слишком быстро. Половина ораторского успеха – в ритме речи. Используй паузы. Переходи с крика на шепот. Играй, Сарабиан. Устрой им представление.
Он рассмеялся:
– Элана, ты шарлатанка.
– Разумеется. В этом-то и состоит политика – в обмане, плутовстве, шарлатанстве.
– Но это же чудовищно!
– Конечно. И потому так весело.
Едва очередной министр входил в зал, его приветствовало трубное пение фанфар, эхом перекатывавшееся под сводами потолка, – и это производило желанный эффект. Министры, облаченные в шелковые мантии, явно проникались трепетом собственного величия, о котором многие из них, как видно, давно уже позабыли. Они расходились по местам неспешным, почти царственным шагом, с возвышенно-серьезными лицами. Первый министр пондия Субат был, судя по всему, более других впечатлен своим величием. В гордом одиночестве он восседал в обитом алым бархатом кресле, которое стояло у возвышения с тронами, и царственно посматривал на чиновников, которые рассаживались в креслах, расставленных рядами по обе стороны от широкого центрального прохода.
Министр финансов Гашон сидел вместе с Теовином, главой тайной полиции, и еще несколькими министрами. Вся эта компания непрерывно шушукалась.
– Это, судя по всему, оппозиция, – заметила Элана. – Теовин, вне всякого сомнения, замешан в заговоре, и остальные наверняка тоже – в большей или меньшей степени. – Она обернулась к Телэну, который стоял за ее спиной, обряженный в пажеские штаны до колен. – Не своди глаз с этих людей, Телэн. Я хочу знать, как они будут реагировать на происходящее. По выражению их лиц мы сможем определить, насколько глубоко они увязли в заговоре.
– Слушаюсь, моя королева.
В массивных двустворчатых дверях тронного зала появился Итайн и махнул рукой Улафу – это означало, что все нужные им чиновники прибыли.
Улаф, стоявший сбоку от возвышения, кивнул и поднес к губам свой рог.
Зала онемел, потрясенный до глубины души варварским рыком рога, скрежещущим и низким, – эхо его так и заметалось среди перламутровых стен. Огромные двери со стуком захлопнулись, и у входа встали двое рыцарей в полном боевом облачении – сириникиец в белом и пандионец в черном.
Первый министр поднялся.
Улаф трижды грохнул рукоятью топора по полу, призывая высокое собрание к тишине.
Император моргнул.
– В чем дело, Сарабиан? – спросила Миртаи.
– Сэр Улаф только что разбил несколько плиток.
– Их можно заменить костью, – пожала она плечами. – Сегодня вечером костей здесь будет хоть отбавляй.
– Я призываю Совет к порядку! – провозгласил пондия Субат.
Улаф снова грохнул по полу.
Спархок оглядел тронный зал. Все были на своих местах. Сефрения, в белом стирикском одеянии, сидела с Данаей и Кааладором у дальней стены залы. Ксанетия, также в белом, сидела у стены напротив, в обществе Келтэна и Берита. Мелидира устроилась на балконе, где расположились девять жен императора. Умница баронесса сумела подружиться с первой женой Сарабиана Сиронной, матерью наследного принца, происходившей из знатнейшего тамульского рода. Дружба эта так окрепла, что Мелидиру на официальных церемониях частенько приглашали в общество императриц. На сей раз, однако, она оказалась в этом обществе не случайно. У Сарабиана было девять жен, по одной из каждого королевства, и вполне вероятно, что какая-то из них оказалась в числе заговорщиков. Спархок был совершенно точно уверен, что полунагая валезийка Элисун ничуть не замешана в политических интригах. Она для этого попросту была слишком занята. К тэганке Гахенас, высоконравственной даме, стойкой республиканке, одержимой собственной добродетелью, заговорщики вряд ли осмелились бы даже подступиться. Зато арджунка Тореллия и кинезганка Шакола вызывали весьма сильные подозрения. Обе они завели у себя личный двор, где так и кишели дворяне из Арджуны и Кинезги. Мелидире было приказано присматривать за этими двумя, особенно за выражением их лиц, когда откроется истинное лицо Заласты.
