Песнь колдуньи - Кальмель Мирей (электронная книга .txt) 📗
Он писал, радостно глядя на небо, под смех зевак, а Альгонда невероятным усилием сдерживала слезы, переполнявшие глаза. Она была уверена, что в Матье что-то сломалось.
Матье павлином ходил по замку целый день, рассказывая всем, кто готов был слушать, о своем приключении и каждому показывая шрамы, так что к вечеру во рту у него пересохло, раны стали кровить, а здоровый глаз заболел от напряжения — теперь ему приходилось «работать» за двоих. Но Матье не жаловался и даже заверил сира Дюма, что в Бати продолжит упражняться, как только из шрамов вытащат нитки.
— Завтра же я вернусь на ристалище. Пора моей левой научиться делать все, что умеет правая, — добавил он с улыбкой.
Сир Дюма не нашел в себе сил сказать ему правду. Все остальные — тоже. Матье так хотел показать, что ничего страшного не случилось, и эти его усилия, хотя он сам этого и не понимал, вызывали еще больше жалости, чем его увечья.
— Может, поговорим? — предложила Альгонда, когда они с Матье, поужинав с Жаном и Жанисом в кухне, вместе возвращались в дом хлебодара.
Главный повар, пожалуй, был единственным человеком в замке, кого Матье удалось ввести в заблуждение своей напускной беззаботностью — настолько он любил и юношу, и свою малиновку. На улице между тем стемнело, и вскоре должны были дать сигнал к тушению огней. Матье остановился и посмотрел на Альгонду.
— С тобой я хочу не говорить.
— Прошу тебя! — взмолилась она.
Он помрачнел.
— Я привыкну к чему угодно, лишь бы ты любила меня, как раньше.
Она бросилась в его объятия.
— Ты обманываешь меня, но я сделаю, как ты хочешь.
Он посмотрел в сторону башни, единственным глазом исследуя темноту. Никого. В скромном жилище отца уже горела свеча. Прижав девушку спиной к стене, он со смешком поднял ей юбку:
— Вот увидишь, я со всем справлюсь, лишь бы доставить тебе удовольствие!
Он сделал ей больно. Слишком неловкий, слишком торопливый, слишком несчастный. Как и он, она сделала вид, что все хорошо. Матье поправил на себе одежду.
— Я тебя люблю, Альгонда. И не хочу, чтобы ты обо мне беспокоилась. А теперь иди к себе, тебе нужно выспаться, — сказал он, в последний раз целуя ее в шею.
Альгонда кивнула. Она буквально валилась с ног. Он пошел прочь, насвистывая. Матье не привык пасовать перед трудностями. Лунный свет упал на мрачный силуэт ястреба. На мгновение в этом свете, несмотря на неподвижность, птица показалась вдруг живой, ждущей своего часа. Матье на нее даже не взглянул. Он захлопнул за собой дверь, укрывшись в своем одиночестве. Альгонда оторвалась от стены, поднялась в их с матерью комнату и упала на кровать.
Они ехали очень медленно. Монотонное движение лошадей, двигавшихся вровень с мулами, утомляло Джема. Удовольствие от путешествия он получал только во время остановок. Но не трактиры и монастыри, где он мог найти кров и пищу, манили его. Он наслаждался сном под открытым небом, как и в свое время на родине.
— Решение переехать в Рошшинар продиктовано осторожностью, Джем. Ваши враги ищут вас в наших комтурствах, а мы их обманем. Мы выедем из Поэ-Лаваля ночью, чтобы не вызывать подозрений, и будем ехать до следующего комтурства по второстепенным дорогам. Отряд большой, и мы вооружены. Разбойники не осмелятся напасть, — пояснил Ги де Бланшфор.
Джем кивнул, а потом сказал с улыбкой:
— Признайтесь, великий приор, вы куда больше боитесь встречи с герцогом Савойским, чем с посланниками Баязида.
Их дружба крепла с каждым днем, и Ги де Бланшфор был вынужден признать его правоту.
— Что бы вы ни думали, — сказал он, — я желаю вам только блага в этом бренном мире. В чьи бы руки вы ни попали, ваши тюремщики прежде всего позаботятся о своих интересах, а значит, снова коварство, снова ложь… По правде говоря, никто не горит желанием увидеть вас на месте Баязида. Единственное, что им нужно, — заставить его выполнять договоренности и сохранить мир, гарантом которого для христиан является ваше пленение.
Джем знал, что это правда. Чем больше он думал о своем положении, тем чаще приходил к тем же выводам.
И только друзья отказывались признавать очевидное, они надеялись, что все же представится возможность совершить побег. Но пока их ожидания не оправдались.
Усеявшие небо над лагерем мириады звезд обещали прекрасную погоду. Еще один день — и они увидят Рошшинар.
— Возможно, вид замка вас разочарует, принц. Он похож на орлиное гнездо на вершине утеса. Неприступный. Суровый. А ведь вы привыкли к роскошным дворцам…
Джем нахмурился.
— Зачем вы заранее меня огорчаете?
— Чтобы вы не обвинили меня в обмане. Всего несколько дней назад мне было безразлично, как вы ко мне относитесь. Сегодня я испытываю к вам дружеские чувства, поэтому, если вы расстроитесь, мне это будет неприятно.
— Ну, если расстраиваться нельзя, мне остается только гневаться.
— Но вы забудете о его внешнем виде, как только выглянете из окна башни. Из замка видна долина Изера и земли барона Жака де Сассенажа. Самые красивые места в Дофинэ. Я постараюсь выхлопотать для вас разрешение прогуливаться там верхом и охотиться. Замок де Сассенажа, Бати, находится в нескольких лье от Рошшинара. Я много слышал о роскоши празднеств, которые он устраивает. Я выполню обещание. Невзирая на разочарование, которое вы и ваши друзья, возможно, испытаете у ворот Рошшинара, там вы будете счастливы, по крайней мере настолько, насколько это позволяет ваше положение изгнанника.
Слова Ги де Бланшфора убедили принца. Жить в крепости? Почему бы и нет, ведь и из нее можно ускользнуть…
Джем сцепил руки на затылке и, широко открыв глаза, стал смотреть на звезды. Рядом с ним спали, похрапывая, Анвар, Хушанг и Насух. Один издавал высокие звуки, двое других — низкие. Жены Джема спали под навесом, чтобы комары не испортили их нежную кожу. Но только они одни.
Госпитальеры, как и турки, спали на земле, подстелив одеяла. Вокруг лагеря дежурили дозорные. Джем проследил взглядом за падающей звездой. Еще немного, и ему показалось бы, что он находится в горах Анатолии. Джем закрыл глаза и позволил сну завладеть разумом. Мелькнула последняя мысль: Ги де Бланшфор был прав, заметив накануне, что, невзирая на исключительную сноровку в бою, у него душа скорее поэта, нежели воина.
Корабль отплыл из Эг-Морта в разгар дня. У Ангеррана, несмотря на решительный настрой, дрогнуло сердце, когда он увидел, как удаляется причал, омываемый спокойными водами Средиземного моря. Поднимаясь на борт, турок он не видел. Де Люирье поздоровался с ним кивком, капитан указал на матрас на нижней палубе каравеллы, один из нескольких матрасов, на которых спали матросы, подальше от других пассажиров. На обед Ангеррану предложили обычное меню моряков — сухари, соленую рыбу и овощи, из напитков — вино. Он и не думал жаловаться. Конечно, развязав кошелек, он мог бы заставить обращаться с собой получше, но ему это было ни к чему. Тем более что его, быть может, нарочно испытывают на прочность? И разве не трудностей и приключений он ищет?
Когда стемнело, явился де Люирье.
— Идемте, — сказал он.
Ангерран не стал задавать вопросов. Он встал со своего ложа, на что окружающие не обратили никакого внимания, и прошел за лейтенантом до каюты капитана. Там его ждал сам капитан и очень красивая женщина, сидевшая на обтянутом потертой кожей диванчике. Она окинула его проницательным взглядом. Он поприветствовал ее легким кивком.
— Поскольку вы хотите служить ордену, у меня есть для вас поручение, — заявил де Люирье, как только дверь за ними закрылась.
— Слушаю вас. — Ангерран решил, что выполнит любое поручение.
Де Люирье посмотрел на молодую женщину.
— Это Муния. Она родом из Египта, дочь высокопоставленного чиновника-мамелюка, одного из приближенных султана Кейт-бея, и супруга оттоманского принца, которого орден взял под свою защиту. По причинам, которые долго объяснять, супруг отверг ее и обрек на верную смерть. Один из янычар принца получил приказ убить ее во время этого путешествия. Если ему попытается помешать кто-то из нас, выйдет дипломатический скандал. Если же между жертвой и убийцей встанет незаинтересованный человек, нас не в чем будет упрекнуть, можно будет все списать на неудачное стечение обстоятельств.
