Королевская кровь (СИ) - Котова Ирина Владимировна (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Да, он неисправим. Но какой же обаятельный, зараза!
- А что рассказывать? Родилась на Юге, в деревеньке под названием Травяное, сейчас ее и нет, все застроено разросшимся городом. Росла, выучилась в колледже, пошла работать. Работа и есть моя жизнь. То, что остается - трачу на сон и общение с отцом и сестрами.
- Вы очень дружны, - заметил он рассеянно.
- А как иначе? - удивилась я. - Мы росли без матери, у нас никого, кроме нас и отца нет.
- Мама давно умерла? - Люк сочувственно посмотрел мне в глаза, а у меня внезапно, хоть я и отвечала на эти вопросы раньше, и легенду давно выучила наизусть, защипало в глазах.
- Давно. Двенадцать лет назад. Я была еще совсем маленькой, когда они с отцом попали в автомобильную катастрофу. Отец выжил, но остался без руки, а маму спасти не смогли.
- Извини, что напомнил, - он протянул руку через стол и накрыл мои пальцы теплой ладонью. - Как же вы выжили после этого?
Обманывать было легко - инстинкт самосохранения перебивал чувство вины.
- Тяжело было. Мы несколько раз переезжали, пока не остановились в ... пять лет назад. Отец потерял работу и мы жили совсем не богато. Слушай, - я тряхнула головой, - давай не будем об этом, иначе настроение упадет ниже некуда. Теперь твоя очередь.
- Слушаюсь, моя госпожа, - он затушил сигарету об пепельницу и с иронией поклонился. Второй рукой лорд продолжал держать мою ладошку, мягко поглаживая их подушечкой большого пальца. Эта невинная ласка, как и вообще присутствие этого мужчины рядом, и его хриплый голос, творили со мной что-то невообразимое. Как будто я много лет спала внутри этого тела, и вдруг спящая проснулась, потянулась и начала остро чувствовать. И это состояние внушало тревогу - я слишком хорошо помнила, что такое, когда внутри все выворачивает от душевной боли.
- Я родился в Инляндии, рос там, учился там. Четыре года назад переехал в Рудлог, так как унаследовал от дяди по отцовской линии здесь имение. Можно сказать, сбежал от родственников.
Он говорил, а я даже не понимала то, что он говорит, только слушала его голос, а мое тело резонансом отзывалось на каждое его слово.
- Матушка моя инляндская графиня, а отец - рудложский лорд и граф. А я имею несчастье быть их старшим отпрыском, на которого ложиться тяжесть сохранения семейной чести и преумножения семейного состояния.
Люк произнес это с такой иронией, что сразу стало понятно, как он к этим обязанностям относится.
- С тех пор я и веду здесь жизнь настоящего дворянина. То есть пью, играю и предаюсь пороку. Иногда разноображу жизнь гонками, но сейчас это мне не дано - он помахал тростью, стоящей около кресла.
Видимо, на моем лице отобразилось что-то такое, отчего он подмигнул и спросил:
- Что, ты от меня в восторге? Прочитай мне нотацию, маленькая медсестричка.
Я зевнула, забрав у него руку и прикрыв ею рот.
- Извините, лорд, но нотации пусть вам мамушки с нянюшками читают. Мне за вас замуж не выходить, чтобы вас перевоспитывать. Да и вы уже большой мальчик, правда?
Он криво усмехнулся, наклонился ко мне и доверительно сообщил:
- Я очень, очень большой мальчик, Маришка.
*******
Люк проводил отчаянно зевающую меня до дверей госпиталя, одарил почти целомудренным поцелуем (кажется, я уже начала привыкать к эйфорийным мурашкам от его прикосновений), сел в свою ужасно дорогую и блестящую машину ("Игрушка для большого мальчика, - прокомментировал проснувшийся наконец-то внутренний голос) и укатил. А я наконец-то пошла спать, решив обдумать неожиданно случившегося со мной лорда Кембритча завтра. Отъезд был через четыре часа, и я не хотела терять больше ни минуты столь вожделенного сна.
А по прибытии в Лесовину мне стало не до душевных терзаний и самокопания. Мы вышли из государственного телепорта в каком-то парке, и вокруг уже было темно. Там же и был размещен наш полевой госпиталь, один из нескольких, раскиданных по городу, в котором уже работали две бригады врачей с столичных больниц.
Следующие несколько дней слились для меня в какую-то ужасающую череду срочных операций, повторных операций, реанимаций, составления списков поступивших - для разыскивающих их родственников. Сон - урывками, еда - прямо перед операционной палаткой, куда нам ее приносили понимающие волонтеры. Походы в туалет, как в армии, можно было отсчитывать по секундомеру. Слишком велик был поток пострадавших. Закрытые переломы, открытые переломы, внутренние гематомы, пережатие кровотока, раздробленные кисти и ступни. Некоторые пошли к врачам не сразу, а только через несколько дней, не осознав серьезности своего ранения.
Настоящее чудо случилось на пятый день - нам привезли двух детишек, пяти и полутора лет, девочку и мальчика, которых нашли под завалами. Осмотр не показал сколь-было тяжелых повреждений, однако небольшое обезвоживание было налицо, и мы уложили их под капельницы. Привезшая их женщина рассказала, что над детьми крест - накрест упали балки, и приняли на себя вес верхних этажей дома. Все это время старшая сестра грела братика - ранняя осень на Севере часто сопровождается достаточно зябкими ночами, не то, что у нас в Центре, рассказывала ему сказки и поила из чудом закатившейся к ним бутылки с водой. Их мама и папа лежали в реанимационной палатке, им чуда не хватило. Впрочем, чудом было и то, что при таких разрушениях и нескольких тысячах пострадавших никто не погиб. Это казалось невероятным.
Вобщем, суматошные и безумные были дни, и я поняла, что впереди забрежжило окончание командировки тогда, когда обнаружила себя спокойно курящей с утра у выхода из нашей спальной палатки, и проспавшей при этом почти целую ночь. Круглосуточное верчение сменилось нормальным графиком, с периодическими ночными дежурствами, и тут-то я вспомнила о том, что моя сестра Василинка живет в каких-то 200 километрах отсюда, и ей можно позвонить - тем более, что телефон нам в госпиталь провели, в отдельную палатку, а если повезет - и навестить.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. Могу я поговорить с Василиной?
- Кто ее спрашивает? - а, это вечно подозрительная горничная, как дракон на страже трубки.
- Это Марина.
- Одну минуточку, госпожа Марина.
Стук трубки, вдалеке слышан голос горничной, какой-то переполох, детские голоса. Все это отдает такой домашней, уютной и чужой мне суетой, что я ощущаю, как тоскливо покалывает сердце. "Так, это уже никуда не годится, подружка, - внутренний голос грозит мне пальцем, - хватит расклеиваться".
- Мариночка, - теплый, так похожий на материнский голос сестры будто гладит меня по шерсти, - как я рада!
Я улыбаюсь, хотя Васюта меня и не видит.
- Угадай, где я? Я в Лесовине, сестренка, в составе лечебной бригады. Может, получится в конце вырваться к тебе.
- Ну надо же, как ты близко. Приезжай, конечно! В любое время, милая, мы всегда тебе рады. Посидим, поболтаем наконец, если, правда, поросята мои дадут поболтать. Ой, - она словно вспоминает что-то, - Мариш, мой Мариан же тоже в Лесовине! Вы можете пересечься, и даже, если получится, он привезет тебя к нам, а потом увезет обратно. Давай я дам тебе телефон его части. Мы каждый вечер разговариваем...
- Хорошая идея, - я подпираю подбородком трубку и лихорадочно осматриваюсь в поисках ручки или карандаша, но ничего такого в палатке нет.
