Алмазный венец севера - "Larka" (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Капитан Хок заметно приободрился на палубе своего любимца. Кстати, корабль именно так и назывался — "Любимец ветра", как прочёл перегнувшийся через перила на заду поручик. Правда, знак порта приписки трудно было разобрать под таким углом, да ещё и вверх тормашками… и Ларка махнул на эти любознательные потуги рукой.
А корабль уже, как оказалось, снялся с места и отошёл от одинокой скалы на приличное расстояние. Как пояснил пробегавший мимо матрос, "якорь не отдавали, ваш-милость! Реи обрасопили да на швартовых балансировали с-под ветру". Что означала эта, по глубокому убеждению поручика, полная ахинея — ему оказывалось решительно невдомёк. Но кивнул он с самой умной физиономией и жестом отпустил приплясывавшего от нетерпения моряка. Но по крайней мере, зад корабля оказался на самом деле кормой, и то хорошо.
Физиономия капитана, когда тот над картой советовался с леди Хельгой по поводу каких-то там узлов и бакштагов, слабо поддавалась описанию. Недоверчивость, брезгливость так чудно перемешались с весёлым удивлением… Но в конце концов миледи осторожно согласилась с каким-то зубодробительным азимутом, и каблучки её застукотели по палубе в опасной близости от затаившегося возле кормового флага Ларки.
— Брысь, — равнодушно уронила та особым тоном, когда-то специально оговоренным и ныне означавшим "безоговорочно, я тут разбираюсь куда лучше".
И вдохнула воздуха.
Ларка не заставил себя упрашивать или ждать. Если святая сестра намерена маленько поколдовать с ветрами или течениями, пусть её! Он быстренько сбежал по широкой лестнице с кормового возвышения на основную палубу. Послонялся там меж каких-то странных верёвок и непонятного назначения устройств. Пару раз едва не получил в лоб и поддых от носившихся матросов — те буркнули на бегу "виноват-ваш-милость", но уж слишком похожим на проклятия тоном.
А то будто не слыхал он, как матюгается перебравшая или же недобравшая рома матросня… Над головой бесцельно полоскались огромные серые полотнища парусов, матросы все куда-то подевались, а поручик забился в узкую щель между зачем-то поднятой сюда лодкой и каким-то ящиком и теперь тоскливо смотрел в море.
Самое главное он едва не пропустил. С кормы, почти не видной отсюда, вымахнул яркий, так непохожий на солнечный, свет. Не желтовато-золотистый, а снежно-белый, резкий и беспощадный.
— Надеюсь, Ольча, ты не решила утопить нас тут сразу всех, как крыс, — по спине от близких святых дел пробежали знакомые мураши, а виски сразу вспотели.
Да только, это оказалось лишь приправой перед основным блюдом. И вот тут только началось такое, что Ларка потом ничуть не удивился бы, если б оказалось, что его офицерские брюки немного промокли в известном месте.
Горизонт со стороны восхода вдруг как-то странно приблизился и стал подниматься. Исполинская волна, пришедшая по воле вытянувшейся в струнку и сияющей неземным светом святой сестры, уже поднялась наверняка выше самого корабля. И всё ещё продолжала расти, как сообразил вспотевший Ларка. Вся его сущность ощетинилась, съёжилась и даже окрысилась в преддверии столь грозной опасности, а уже просвечивавшая зеленью волна только сейчас игриво колыхнула верхней частью… и опрокинулась на крохотную по сравнению с нею двухмачтовую скорлупку.
Вжав голову в плечи и зажмурив глаза, бравый поручик изо всех сил вцепился во что-то, словно не понимая всю тщетность этого занятия. Втихомолку он уже прикидывал, в каких выражениях примется на том свете высказывать Ольче всё своё, мягко говоря, недовольство… а тем не менее, был всё ещё жив.
Волей-неволей пришлось открыть глаза и осторожно оглядеться. Вокруг странным образом потемнело. Впрочем, ничего странного, если учесть, что волна причудливым образом обернулась вокруг корабля, из-за чего он оказался словно заключён в исполинскую бутылку наподобие виданной в кунсткамере модели. Вон, и солнце дробится да просвечивает через бутылочную зелень водяной толщи.
Спереди и сзади оказалось чисто. Почти круглое пространство, и даже горизонт виден сквозь носившиеся в воздухе брызги и пену. И вот в одну сторону леди Хельга и махнула повелительно своею сияющей ручкой.
Только сейчас Ларка и сообразил, что уши у него давно заложило от бешеного воя. То управляемый ураган тысячей демонов завывал и свистел в корабельных снастях, словно неистовый конь дожидаясь — когда же его пристегнут к какой-нибудь упряжке. Матросы снова проворно забегали словно тараканы в горящей избе, однако на этот раз из их суеты почти сразу обнаружился толк.
Гулко и туго грохочущие паруса поползли по реям и снастям, сразу забирая ветер и вздуваясь надменно выпяченными полотнищами. Словно мягкая лапа невидимого зверя упёрлась кораблю в задн… ах да, в корму — и палуба под ногами дрогнула. Сразу пришло ощущение движения.
Оказалось, что если перегнуться через фальшборт (это слово Ларка запомнил почему-то быстро), то корабль уже мчался в этой исполинской водяной трубе, сквозь которую с недовольным рёвом протискивался ветер. От носа разбегались пенные буруны, и судя по тому, с какой скоростью уносились назад крутящиеся на воде воронки, даже скакун эльфийской породы тут отстал бы.
— Хорошо идём! — обнаружилось, что капитан Хок с развевающимися волосами и лучащейся удовольствием физиономией оказался уже здесь. Ну что ж, непонятно, что ли — хозяин всюду должен глазом своим посмотреть. А тот и в самом деле, пригляделся вверх и приказал выбрать какой-то там трам-тарарам-шкот.
Матросы отозвались небольшой беготнёй, чего-то там подтянули, и на том успокоились. А рёв урагана не то чтобы слабел — он словно уходил куда-то, за пределы этого мира. Вот уже стало слышно неистовое хлюпанье и шипение разрезаемой носом воды, дребезг и скрип снастей, и даже голос боцмана, который плёл какие-то бензеля и рассказывал помогавшим матросам не совсем уж чтобы приличную байку. Вполне молитвенная тишина накрыла всю палубу…
По лестнице с кормы устало спустилась леди Хельга, придерживаясь рукой за (как же оно называется?) перила, в общем. Лицо её оказалось чуть бледнее обычного, но она деловито-небрежно стряхнула с себя остатки небесного света. Скомкала это сияющее воздушное нечто в ладонях, а потом под десятками настороженных и удивлённых взглядов просто уронила за борт.
— На сутки силы святой молитвы хватит, капитан — а потом придётся снова что-нибудь придумывать, — голос её звучал спокойно. — Повторно одно и то же сразу не получится.
И тем не менее, лорд Хок тотчас рассыпался перед дамой в тысяче любезностей, благодарностей и смущённых похвал. Право, словно кто с размаху рассадил о скалу бутылку калёного стекла — каждое слово искрилось своим блеском неповторимого велеречия. Капитан предложил леди руку и лично, с горделиво расправленными плечами проводил ту в каюты.
"Ну да" — подумалось одиноко оставшемуся в своём закутке и всё время молчавшему как неотёсанный дундук поручику. — "Ну да, профессионализму почёт и уважение, невзирая на политические и прочие взгляды"
Ночь прошла кое-как. То есть, обе леди безмятежно проспали в каюте, которую капитан непонятным для себя образом сам же и предложил освободить — разумеется, от себя самого. Экипаж занимался своими делами, стоял вахты или спал в подвесных гамаках. Но Ларка с несчастной домовёнкой околачивались на палубе, стараясь далеко не отходить от борта — и при первых же позывах желудка на пару стремглав бросались туда. Отчего-то именно их двоих, как личностей насквозь сухопутных и донельзя приземлённых, укачивало даже это еле заметное колыхание мчащегося в ночи корабля.
К утру Ларка уже и сам не рад был, что родился на свет. И судя по страдальческой мордашке лохматой подружки по несчастью, оказывался в этой еретической мысли не одинок. Матросы посматривали скорее сочувственно, чем с презрением, а капитан снизошёл даже до того, что приказал коку напоить страдальцев соком свежевыжатого лимона.
При одном только виде обычного повара, откликавшегося на столь мудрёную кличку, а пуще того от одной лишь тени промелькнувшей в двух головах мысли о еде обоих снова замутило. Да с такой силой, что они вновь дружно повисли на проклятом раз наверное сотню фальшборте — свесившись наружу с немалым риском улететь совсем. Впрочем, мысль о том уже не вызывала у Ларки прежнего отвращения.