Тайны гор, которых не было на карте... - Вихарева Анастасия (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Очевидно, он был еще слишком молод, и не умел сопротивляться своим инстинктам, попытавшись вырваться из рук. Ее Величество прихлопнула его по голове, и он одумался, затянув во все горло:
— Што ж ты Манька мышку, в шмышле, шишку не доведешь до шмехотворного… в шмышле, шехшотронного шоштояния иштинного бежумия… Юбит, Маня — он мне шам шкаживал, шибко юбит… Федь падет перед тобою на коени и будет шлежою поливать, ибо шибко фюблен, и поженить хотят ваш на феки фещные, шкрепляя фаши бешшовештные… в шмышле, бешмертные души… Фапиру душа фо как нужна! — Котофей Баюнович резанул себя лапой по горлу.
— Ой, Маня, я Маня, как жить то мне без милого маего, или повеситься или утопиться?! — завывала Ее Величество тоненьким голосочком, испытывая до неприличия страстное влечение к вампиру, который покрывал ее в это время поцелуями и занимался с нею любовью. — Любо мне, любо, слово о нем, любо очи его видеть, О! О! О! Голос его… Да-да! Да!… - она изумленно взирала на достоинство щеголя, которого вполовину не доставал в последнее время Его Величество.
Доктор покраснел… Да, у Ее Величества и без него были достойные претенденты на трон.
— Ой, Маня, солнышко мое, дорогая, как жить без тебя, душа моя, живу я в высоком тереме, нет у меня хозяюшки… Девицы, которая бы полюбилась мне, усыплю тебя розами и первоцветами и каменьями драгоценными… — вампир пыхтел, пропотев от напряжения. Он завалил Ее Величество цветами, но она сморщилась, чихнула и отбросила их в сторону.
— О, да, возьми меня, возьми, здесь и сейчас, я пойду на край света за тобой! Вот я встаю, иду, и нет силы, способной удержать меня!
— Маня, неужели ты думаешь, что у нас нет сердца? Посмотри, как любит тебя брат наш, неужели язык повернется назвать его вампиром? Все мы люди, все мы любим! Иди к нам, иди, плюнь на предателей, разве не мучают они тебя, разве понимают, как мы? Не каждому найти свою душу, но ты нашла ее — вот она! Ждет тебя…
Вампиры плакали и уговаривали чудовище рассмотреть любовь свою, манили к себе и обещали всякого добра, и радовались, когда она, наконец, встречала своего возлюбленного…
Не забывая упоминать, что без любви смысла жить уже не было, и пора бы умереть.
— Нет, ну вы только посмотрите, что придумала себе… Да кто ж на нее позарится, кому нужна-то?! Избавь нас, скажите ей, от себя, и пусть идет своей дорогой чучело огородное…
Записи с нескольких позиций получились идеальные. В самый раз, чтобы Его Величество опрокинул Призыв, и проклятая могла потом рассмотреть обман, когда будет гнить на колу.
— Притащите мне эту суку! — потребовала Ее Величество сквозь зубы с ненавистью в голосе, когда Призыв был закончен. — И вам позавидуют самые состоятельные вампиры государства.
— Не здесь, Ваше Величество, не сейчас, — поторопился остановить ее один из вампиров. Нам быть на наложении проклятия никак нельзя, иначе мы можем себя выдать. — Что-то мне не по себе, когда я начинаю понимать, что там верховодят вампиры. Мы не знаем, на кой черт им понадобилось полено. И слишком самоуверенны…
— Лучше исчезните на пару месяцев. Мне необходимо сопоставить наблюдения, как Призыв отразился на моем муже! Зовите остальных, — потребовала она, провожая их до дверей и пряча записи в потайном шкафу.
В полумрак полузашторенной и приготовленной к наложению Проклятия гостиной вернулись вампиры, терпеливо дожидавшиеся своей очереди в соседней зале. В предвкушении наложения, которое еще называли Обрядом Очищения и проводили всякий раз, как только другой вампир пропускал слова мимо ушей, глаза их лихорадочно блестели, высматривая в толпе двух деревенских девушек, которые разительно отличались от вампиров и одеждой, и телосложением.
Одна из девушек, та, что помладше, вела на поводке черного кобеля.
Крепостничество отменили — уж слишком многим вампирам пришлось отвоевывать свое право называться свободным гражданином, но многие из людей, в силу тех же проклятий, привыкшие безропотно полагаться на своего господина, радовались возможности добыть его благословение, записывали и себя, и свое потомство на имущество господина. Не сами, конечно. Все же, за последнюю тысячу лет многие вампиры так привыкли иметь под рукой домашнюю рабочую силу, особенно, если состояние было таково, что платить не имели возможности, что не упускали случая, если выпала возможность "купить" раба. Сами вампиры мифы о себе не развенчивали, нет-нет, да и проявляя чудеса настоящей щедрости, о чем тут же становилось известно каждому в государстве, привлекая простодушных. Девушек привезли так быстро, что не приходилось сомневаться в их связи с одним из вампиров: испуганные и озирающиеся лица розовощеких простушек, в сравнении с бледными и худыми лицами вампиров, излучающих одну лишь любовь, были обращены с вниманием и надеждой только к одному, признавая в нем своего господина.
Маски вампиров, обычно при полном безразличии протестующие против насилия, настолько сильно не соответствовали настоящим их лицам, жаждущим крови, что из полупрозрачного марева проступали настоящие черты, в которых угадывались худые, обтянутые кожей черепа и саблезубые клыки, способные перекусить шею человека. У некоторых клыки спускались до подбородка, и, похоже, девушки были напуганы до смерти, что только распаляло толпу. Кровь телесная, восстанавливающая некоторые элементы в организме, которую подавали в некоторых домах как биологическую добавку к завтраку и как деликатес к праздничному обеду, не шла ни в какое сравнение с предстоящим пролитием крови плотской, которую вампиры предчувствовали всем своим сознанием, испытывая невероятное возбуждение и прилив сил.
Сказал Спаситель: "На суд пришел я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы!" По правую и по левую руку разделились овцы и козлы, одни для жизни вечной, другие для геенны огненной — кто не с Ним, тот против Него, привести и избить перед Ним. Кровь и Плоть Спасителя ели и пили, чтобы очистится от греха и судить. Слово, сказанное, будет судить в последний день: "Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день."
Проклятие от Зова отличалось в немалой степени тем, что участвовать в нем могли сколько угодно вампиров. Чем больше свидетелей, тем лучше. Главное, чтобы каждый имел против проклятого слюну и ядовитое жало. А еще некоторое количество жертв, чтобы утолить голод. Жертвы вызывали у проклятого состояние себя самого, и боль, от которой он не мог скрыться, если не думал о себе, как о жертве. Приготовленных в жертву терзали на спине погруженного в состояние бессознательности вампира, обложенного со всех сторон разными приспособлениями, которые должны были всадить в землю проклятого такой заряд боли, которая была бы способной вырвать его сознание из земли. Тогда как на Призыв собирались избранные и доверенные лица, и не только вампиры, но и близкие, которым дозволялось искать в будущем у вампира защиту. Землю вампира, которая открывалась братьям и сестрам, и свидетельствовала во славу, любили более, нежели себя. Ее носили на руках, ласкали, ублажали, одаривали, открывая ей своего и Спасителя, и Защитника, и Мудрого Наставника.
Оргазм в Проклятии закладывался не для проклятого, а для людей, которые приближались к проклятому. Само действо напоминало шабаш ведьм, с той лишь разницей, что из вампира не делали козла. Именно это различие развело вампиров и ведьм по разные стороны. Вампиры поднимали себя — ведьмы, старые ведьмы, отлавливали вампира и отрезали его от проклятой, поднимая как раз проклятую. Святые Отцы преследовали ведьм и жгли их, как чуму, и само слово "ведьма" до недавнего времени имело для вампира смысл нарицательный. Но мало помалу ведьмы открывали для себя смысл вампиризма, понимая несомненную выгоду последнего, и чаще встречались в стане вампиров, чем самостоятельно или в объединении таких же проклятых. Гонения, доступность и массовость вампиризма, отсутствие знаний в сочетании с жесткой цензурой, выдавили их из жизни, заменяя одну идеологию другой. Жгли не только ведьм, жгли проклятых, истончая среду, в которой они собирались друг с другом, жгли по малейшему подозрению в причастности к данной категории, привлекая на свою сторону людей, далеких от тех и других. В некоторых странах делали проклятыми всех, лишая мышления как такового — накладно было искать душу. Так произошло в государстве, в котором как-то сразу пропала и грамотность, и люди проснулись однажды и поняли — крепостные. Тот же раб, но оскотиненный и прирученный. Или в другом государстве, куда пришел Пророк Отца, женщина как-то вдруг облетела, покорно подчиняясь воле мужской части населения.
