Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Так пели нищие, когда проходили мимо нашей деревни, — тихо, чтобы не заглушать пение старика, сказал Ярослав. — Их привечали на похороны, чтобы показать умершему дорогу, дать ему в том мире огней. Только я думал, что это просто так, для красоты. А это, видишь… Я сейчас понимаю, что Казимир делает.
— Что? — хлопала глазами Матильда.
— Видишь, тот, кто попадает туда, он оказывается в совершенно удивительном месте, в полной темноте ночи. В ночи, которой на земле никто никогда не видел и не увидит. А далеко-далеко, так далеко, что, кажется, бесконечно далеко, горит слабый-слабый, махонький огонёк. И умершему надо поспешить туда, на этот огонёк. И он делает шаг. И тут же его пятки охватывает жарким пламенем. И это так больно, что слёзы текут по щекам. Но песня нищих подскажет, что нужно делать. И вот, если добрый дом, богатый, и умерший был честным человеком, то он услышит тонкие слабые голоса, которые напомнят ему, если он давал нищим подаяние в виде обуви, или деньги на обувь, то рядом с ним будет стоять та самая пара ботинок. Он может надеть их и бежать спокойно по горящим угольям. Ну, если он дырявые башмаки отдал, то в дырявых и побежит. А если никаких не давал, то уж пешком пойдёт. Да только это такая боль, что лучше бы и не было её никогда. Быстро без ботинок не пройдёшь. А будет умерший медлить, огонёк путеводный и погаснет. Останется только тьма и боль. Огонёк горит, пока нищие поют. Чем дольше поют, тем дольше умерший видит, куда идти к свету. Так вот.
— Так Казимир мёртвого ключника песней выкликает? — Матильда всё так же завороженно хлопала глазами.
— Выходит, что так.
— Так надо ботинки ему приготовить? — заволновался тут же Богдан. — Я сейчас же в яви их…
— Нет, если я правильно понял, ключник просто успокоится… Ходить перестанет…
В это время песня смолкла и из дверей показался бледный Казимир.
— Пошли, братцы, ключник — всё. Но тут такое творится… Надо убираться… Хорошо, хоть эти, местные не выйдут…
Глава 9
— Здесь стойте! — скомандовала толстуха и с ловкостью газели взбежала по широкой дворцовой лестнице.
Иннокентий и Миролюб переглянулись, Лея сжала что-то в кулаке.
Через некоторое время на широкой лестнице показались трое: королева, флейтист и толстуха.
— Вот тот, кого вы так долго ждали! — торжественная объяснила толстуха.
— Да-да-да! — устало ответила королева. — Тот самый юноша, который вернёт магию в Край и поставит её на службу людям. Так, дитя моё?
Королева подошла к Миролюбу, оглядывая его с головы до ног.
— Что же, ты колдун, юноша? — спросила она у него.
— Моя королева, осмелюсь вас поправить. Не он. Вот этот, — толстуха подвела королеву к Иннокентию.
Тот, в свою очередь, как-то нелепо изогнулся и сделал странный, неуклюжий поклон, чем вызвал искренний смех Евтельмины.
— Вот этот? — сквозь хохот проговорила она. — Не может быть. Это — тот самый великий маг, которого мы все так долго ждали.
Иннокентий дёрнулся, собираясь ответить что-то, что смогло бы защитить его честь и достоинство, но толстуха сделала выразительный жест глазами, заставивший юношу отказаться от своего намерения.
— Ну что вы, моя королева! Неужели вы ожидали от мага знания придворного этикета? Что вы? Каждый делает своё дело. Придворные следят за этикетом, маги — за гармонией в мире, женщины за детьми, мужчины — за женщинами… Впрочем, если вас это заинтересует, вот человек, который знает об этикете всё. Человек, выросший во дворце, я даже не побоюсь сказать, ваш родственник.
И толстуха указала на Миролюба.
— Что это за новости? — возмутилась Евтельмина. — Я ничего об этом не знаю.
— Моя королева, — вмешался флейтист. — У вас действительно есть родственник, и он действительно мужчина. Но…
Флейтист широко улыбнулся и подошёл ближе к Миролюбу.
— Но, — повторил он. — Ваш родственник, моя королева, бард! Об этом вообще не знает никто, кроме его матери.
Флейтист расхаживал уже перед гостями, явно торжествуя, будто разоблачил коварный, хитрый план.
— Помните ли, моя дражайшая королева, такую небольшую лютню, изукрашенную золотом и бирюзой? Да, да. Она стоит по правой стороне от трона. Легенда гласит, что с этой лютней и родился тот самый ваш родственник. И как только он родился, лютню у него и отобрали. Как вам известно, в Краю запрещена магия, а бард — это вполне себе маг…Так вот, друзья мои, — и флейтист обратился напрямую к толстухе. — У вас есть шанс убраться отсюда восвояси со всем вашим балаганом. Потому что, если вы замешкаетесь и не умчитесь отсюда сей же миг, я провожу вас в дворцовую залу и предложу сыграть на лютне! И вот тогда вам придётся попрощаться с вашими глупыми, но такими очаровательными головушками…
— Хм! — громко хмыкнула королева. — Я! Решаю тут я!
— Моя королева! — увивался рядом флейтист. — Позвольте мне просить вас дать возможность вашему новоявленному родственнику сыграть на той маленькой лютне…
— Пусть так и будет! Принесите сюда лютню! — распорядилась королева.
— Моя королева! — почти взвизгнул флейтист. — Не стоит!
Евтельмина гневно взглянула на музыканта, который пытался ею руководить при гостях.
— Если мне будет позволено, — мягко, с почтительным поклон ответил Миролюб. Он выждал паузу, продолжив говорить только после утвердительного кивка Евтельмины. — Ваш слуга, так хорошо знающий двор и всё, что с ним связано, наверняка, не успел досказать легенду до конца. Дело в том, что маленькую лютню сможет поднять только её владелец. Таким образом, если никто из ваших придворных не родился с нею в руках, то никто из них не сможет принести сюда инструмент…
Королева вопросительно посмотрела на флейтиста. Тот кивнул.
— Прошу следовать за мной! — распорядилась Евтельмина, и все потянулись за нею в тронную залу.
Толстуха, следовавшая за королевой, обернулась к молодым людям и хитро подмигнула.
Через некоторое время все они уже стояли полукругом возле тронного кресла. Справа, действительно, поблёскивала золотом небольшая лютня. Инкрустированная в золото бирюза полыхала синим пламенем.
— Не стареет камень-то, — радостно отметил Миролюб и обратился к Иннокентию — А ты меня стариком почти считал. А, видишь, камень голубой, не позеленел, как только родился. Старая бирюза — зеленая, а тут… Эх!
— Прошу вас! — королева сделала приглашающий жест по направлению к инструменту.
Под пристальным взглядом присутствующих Миролюб медленно двинулся вперёд. Его ладони вспотели, а во рту, наоборот, пересохло. Каждый шаг приближал к настоящей, такой долгожданной жизни, к предназначению, к судьбе. А ведь он даже не успел подумать, какая у него судьба. А вдруг то, что сейчас, когда он не бард, а просто волшебник-недоучка, вдруг это лучшее, что могло с ним случиться? Он совсем не успел об этом подумать, просто жил и хотел стать настоящим бардом. А вдруг бард — это его проклятие? Ему захотелось бросить всё это, бросить и убежать, спрятаться и никогда больше не вспоминать об этом. Эти глупые люди за его спиной, чего они ждут, неужели эти профаны не могут понять, что в такие минуты надобно выходить из комнаты. Когда человек наедине с собой — это очень личное, в этот момент не должно быть никого, никого вообще, даже родных.
Миролюб стоял перед инструментом и не решался взять его.
— Всё! Представление окончено! — королева громко хлопала в ладоши. — Это было интересно, но хватит. Позовите палача, любезный.
Миролюб и сам не заметил, как лютня оказалась в его руках.
— Моя королева! — толстуха указывала пальцем на юношу. — Играй, мальчик! Играй!
Удивительные, странные звуки поплыли по зале, отталкиваясь от древних камней, наполняя собой всё пространство, вливаясь в уши, в самое сознание.
— Что это за чарующий напев? — спросила Евтельмина.
— Это старая-старая песня, — ответил Миролюб. — Если вы позволите, я исполню её. Эта песня о любви и верности, о свободе и золоте. Однажды богатый король полюбил бедную женщину. Однако беднячка никогда не сидит на месте, в ее владениях ветра и просторы, вместе с колокольчиками она заплетает в косы утреннюю зарю. Он захотел привязать её к себе парчой и златом. И вот, когда он решил, что всю свою свободу крестьянка бросит ради него и его богатства, и подарил ей изумительной белизны свадебное платье, и назначил день свадьбы… Она пришла в назначенный день, но рукава ее платья были зеленее травы. Великолепное белое платье… Король догадался, что ничто не способно удержать крестьянку. Это очень печальная песня.