Зимняя битва - Мурлева Жан-Клод (книги серии онлайн txt) 📗
Незадолго до полудня из окна музыкального класса, выходившего во двор, Хелен увидела, как появился Пютуа со своей дребезжащей тачкой. Он скрылся в бельевой, потом вновь появился с грузом постельного белья, в котором, несомненно, была припрятана дневная почта.
«Ты лети, мое письмо, прямо к милому лети», – пропела вдруг она и удивилась, что так легко всплыла в памяти эта считалка из далекого детства.
Следующие дни были сущей пыткой. Хелен ждала, что ее с минуты на минуту вызовут к Мадам Танк. Но ничего не происходило. Это отсутствие всякой реакции со стороны начальства было хуже всего. Оно означало, что данный случай подпадает под пункт 16 «Правил внутреннего распорядка»: «За каждую воспитанницу, не вернувшуюся по истечении трех часов, другая будет немедленно помещена в карцер, где и будет находиться до возвращения нарушительницы». Так что дело закрыто, все как положено.
Никто не решался заговорить о Катарине, но все только о ней и думали. Удается ли ей поспать? Приносят ли поесть, попить? Хелен пыталась расспросить одну девушку из старших, которая в прошлом году отсидела в Небе целую ночь и еще полдня за то, что швырнула об стенку тарелку с баландой и заорала, что ей все «обрыдло, обрыдло, обрыдло!». Та больше отмалчивалась, и волновало ее в основном, успела ли Катарина увидеть рисунок на балке.
– Это так важно? – спросила Хелен. – А ты его видела?
– Мельком, на какую-то секунду, но только это и помогло мне не сойти с ума. Это с тобой Милена вышла?
– Да.
Девушка развернулась и пошла прочь. Вообще Хелен казалось, что все считают ее виновницей или, в лучшем случае, соучастницей происшедшего. Поскольку исчезнувшая Милена была недосягаема, всеобщее негодование обрушилось на Хелен. Одна Вера Плазил не отвернулась от нее.
– Ты тут ни при чем. Кому бы в голову пришло, что такое может случиться? Она вернется, я уверена. Ей надо было что-то сделать, что-то важное. А когда сделает, вернется, вот увидишь.
– Почему же тогда она мне ничего не сказала?
Вера не знала. Она только смотрела на Хелен большими голубыми глазами, в которых светилось сочувствие.
С воскресенья Хелен считала не то что дни, а часы, оставшиеся до пятницы, когда придет Пютуа. Время как будто остановилось. Чтоб не истерзаться вконец, она заставляла себя настраиваться на худшее: в этот раз ответа от Милоша не будет, и придется ждать еще неделю. От такого предположения ее заранее тоска брала. И Милена не возвращалась… Может, она вообще не вернется? И Катарина так и умрет в этой дыре… Хуже всего бывало за ужином. Карцер находился под погребом столовой, так что девушки чувствовали, что Катарина тут, близко, и им кусок в горло не лез.
Наконец настало утро, когда Хелен проснулась – а уже пятница. За десять минут до полудня Пютуа, пошатывающийся, но пунктуальный, проволок через двор свою тачку с выстиранным бельем. В окно музыкального класса Хелен видела, как он скрылся в бельевой, чтоб разгрузиться и забрать грязное.
С чистым сердцем, с бодрым духом
Дружным хором мы поем… —
по десятому разу заставляла повторять Зинзен, но Хелен уже не слышала голосов своих товарок. «Хоть бы было письмо, – думала она, – хоть бы было! Еще неделю мне не выдержать».
Когда все выходили из столовой, к ней подошла какая-то девушка из старших.
– Дорманн?
– Да.
– Получай почту. И в следующий раз припаси подарок.
– Обязательно! – заверила Хелен, вне себя от радости, и сунула в карман два конверта.
Потому что их было два! Всю неделю она боялась, что письма не будет, а вот целых два!
Она заметалась по двору, высматривая Веру Плазил.
– Вера! Вера! Посторожи у дверей, пожалуйста!
Туалеты были грязные и обшарпанные, но это было единственное место, где можно какое-то время побыть одной и в безопасности – при условии, что кто-нибудь сторожит у дверей. Укрывшись в этом убежище, Хелен поскорее достала конверты. Оба были адресованы ей: «Хелен Дорманн. Интернат девочек. Четвертая группа», – но разным почерком. Один, размашистый и четкий, – Милоша, она его сразу узнала, а вот второй, неподражаемый, почти взрослый – это был почерк Милены! Первым она распечатала письмо Милоша. Все-таки ведь это его она ждала целую неделю. Письмо было короткое:
«Хелен,
я получил твое письмо. Вот тебе мое. Надеюсь, Пютуа не слишком его «надушил». Бартоломео в тот раз не вернулся в интернат,. Мне надо сказать тебе много важного. В пятницу ночью, в двенадцать часов, будь у северо-восточного угла твоего корпуса. Слово?
А о себе-то я ничего и не рассказал. Мне семнадцать лет. Я люблю заниматься греко-римской борьбой и еще люблю поесть (и я тоже счастлив, что встретил тебя)».
Хелен пыталась понять, можно ли считать это первое в ее жизни письмо любовным. Она не могла решить. Почти дословное повторение последней ее фразы было как знак сообщничества и говорило о желании Милоша закрепить союз… У Хелен ноги подкашивались от избытка чувств. Столько потрясающих событий обрушилось на нее за эти дни! Она спрятала письмо в конверт и распечатала Миленино. Оно было куда длиннее.
«Хелен,
представляю, как ты зла на меня, и прекрасно тебя понимаю. Но знай: я тебя не предавала.
Вот что произошло: сразу после твоего ухода ко мне в библиотеку пришел Бартоломео. Мы проговорили два часа с лишним, и в конце концов я решила бежать с ним.
Мы уходим сегодня ночью. Я никогда больше не вернусь в интернат.
Мы прятались за фонтаном, когда ты проходила с корзинкой. Не знаю, что в ней было, но спасибо за то, что ты мне это несла!
Сейчас мы у моей утешительницы, где я и пишу тебе это письмо. Она перешлет его тебе через Пютуа.
Мне надо многое тебе сказать, но времени нет. Милош все знает, он объяснит. Попроси его.
Надеюсь, мы еще увидимся. Ты была моей лучшей подругой все эти годы. Я никогда тебя не забуду. Мне грустно с тобой расставаться.
Целую.
P. S. У меня душа болит за Катарину, но то, что я делаю, необходимо было сделать».
– Хелен! Я тут в землю врасту… И дождь пошел, слышишь?
Вера начинала терять терпение на своем сторожевом посту. Хелен вытерла слезы, спрятала оба письма во внутренний карман накидки и вышла.
Вечером во время самостоятельных занятий пустые места Милены Бах в третьем ряду и Катарины Пансек в первом притягивали взгляд, словно там сидели их призраки. Отсутствие этих двоих занимало главное место в умах. Зеш потела сильнее, чем когда-либо, и, казалось, вот-вот уснет.
– Вера, что такое «греко-римская борьба»? – шепотом спросила Хелен.
– По-моему, это когда парни в плавках кидаются друг на друга и стараются положить на лопатки.
– Ах, вон что…
– Да, и рычат, и воняют потом.
– А-а…
– А тебе зачем?
– Просто так…
Хелен все время думала о Милоше, хоть и твердила себе, что это сумасшествие – влюбиться в парня, которого и видела-то от силы четыре минуты, да к тому же в потемках! И еще: она никак не могла вызвать в памяти его лицо! Чем больше старалась, тем безнадежнее оно ускользало. Милош не слишком высокий, вроде бы вспоминала она, лицо круглое, да, курчавые волосы, да, добрая улыбка, да, да и еще раз да, но «увидеть» его не получалось. Поэтому она решила, что главным образом ей просто очень хотелось влюбиться, и для этого сгодился первый встречный. Вот только не разочароваться бы… Что ему от нее нужно? Предстоящее свидание волновало ее, но и пугало тоже. «Много важного»! Что бы это значило? Да еще надо как-то выбраться из дортуара среди ночи. Хорошо, что дежурит Зеш, которая сразу засыпает и храпит, как кабан, до самого утра. Из всех надзирательниц ее провести легче всего. Во всяком случае, куда легче, чем бессонную Мерлузиху, которая всю ночь то и дело беззвучно шастает между рядами коек, настороженно поводя своим длинным носом. Опасность представляли, скорее, соседки по дортуару. Особенно Вера Плазил, которая всегда спала вполглаза и сразу спросила бы, куда это она собралась. Хелен подумала было довериться ей, но потом решила, что не стоит. Чересчур благоразумная Вера могла в самый ответственный момент перебудить всех соседок, чтоб не пустить Хелен на такое опасное дело.
