Сэр Евгений. Дилогия - Тюрин Виктор Иванович (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Что призрел Он на смирение рабы своей,…
В течение ближайшего получаса мне пришлось стоять на коленях, сложив руки в молитвенном жесте, бормоча нечто невнятное. Мне еще повезло, что отец Бенедикт, оказался не только подслеповатым, но и глуховатым. Судя по всему, это был исполнительный и богобоязненный старичок, искренне верящий в Бога, а также во все, что тот делает. От дальнейшего стояния на коленях меня спас Джеффри, с гулким стуком поставивший на пол два больших деревянных ведра с водой. От правого поднимался горячий пар. На кровать положил ворох свежего постельного белья, а еще через некоторое время притащил нечто похожее на большую кадушку и смену одежды. Затем, отступив на пару шагов, остался стоять в ожидании приказаний. Если с ним было ясно, он остался помочь господину, то старичок ‑ священник, вместо того чтобы уйти, неожиданно заявил: ‑ Омывай члены, Томас, а я пока буду рассказывать тебе о сыне Божьем Иисусе Христе.
Только я открыл рот, чтобы сказать, что думаю о нем и его лекции, как вовремя вспомнил, где нахожусь, и стал раздеваться. Было довольно неловко и неудобно мыться под взглядами двух мужчин, да еще сидящим на цепи. Кое‑как под жизнеописание сына Божьего я помылся и переоделся, после чего сел на кровать. Джеффри принялся на скорую руку убирать следы моего купания, как священник вдруг неожиданно поперхнулся очередной фразой и вскричал: ‑ О, боже! Мне же ребенка надо идти крестить!
Он тут же шустро засеменил по направлению к двери, но только собрался переступить порог, как вдруг остановился и повернулся ко мне:
‑ Да пребудет милость Божья над тобой, Томас! Не забывай преклонять колени и возносить хвалу Отцу нашему! И делай это до тех пор, пока твое сердце не наполниться любовью и благодатью! ‑ видя, что я продолжаю сидеть на кровати, он продолжил, но уже другим голосом. Тоном ворчливого старика, распекающего своего любимого внука. ‑ Не ленись, бездельник! Ты и так много своего времени потратил на пустые, неугодные Богу дела! Пора наверстать упущенное, Том, иначе тебе вовек не видать ворот царства Божьего!
День, несмотря на массу впечатлений, из‑за моего вынужденного заключения, выдался длинным и несколько однообразным. В какой‑то степени его скрасил обед, принесенный моим телохранителем. Горячая мясная похлебка, приличный кусок жареной свинины и пара бокалов легкого вина окончательно примирили меня с необычностью моего положения. Вечером меня, как и обещал, посетил отец, в сопровождении неизменного Джеффри, который принес с собой под мышкой нечто похожее на картину, завернутую в небеленую холстину. Положив принесенный предмет на одеяло, телохранитель подтащил к кровати резной стул, на который сел мой 'отец'.
‑ Садись, Томас.
Я опустился на кровать. Джеффри снял холстину с принесенного им предмета и моим глазам предстал щит. Он был разбит на две части, одна из которых имела красный цвет, а другая ‑ голубой. На разделяющей их полосе был нарисован меч. Джефри подал щит моему отцу. Тот бережно принял его, а затем положил его себе на колени. Несколько минут он всматривался в рисунок, после чего поднял на меня взгляд.
‑ Это наш герб, сын. Все это я говорил тебе раньше, но так уж получилось, что вынужден рассказать тебе вновь. Все, что я сейчас скажу, должно стать основой смысла твоей жизни. Видишь, щит рассечён на червлень и лазурь. Червлень означает кровь, храбрость, битву. Лазурь ‑ символизирует верность, безупречность, небо, веру. Меч ‑ это праведное и благородное стремление к ратной славе. Читается наш семейный девиз так: через кровь и битвы ‑ к истинной вере.
После чего я узнал, что Томас Фовершэм является дворянином в шестом поколении, а основа?телем их рода был простой воин ‑ крестоносец, участник первого крестового похода. Проявив храбрость в битвах с неверными, он стал сначала рыцарем, а затем бароном. Если краткий экскурс в историю рода Фовершэмов был мне в какой‑то мере интересен, то последовавшая за ним, лекция на тему 'Образ рыцаря и его кодекс', уже спустя пять минут навела на меня тоску.
‑ …Христианский рыцарь ‑ это, прежде всего, боец за веру Христову, но в то же время он вассал своего сюзерена и верный слуга своего короля. Призвание рыцаря держать щит над слабыми и обиженными, поддерживая всегда и во всем правое дело того, кто к нему обратится…
… Жажда прибыли или иной благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не будут руководить твоими поступками, но зато пусть везде и во всем они будут вдохновляемыми честью и правдою…
Меня хватило ненадолго. Спустя пятнадцать минут после начала я уже практически не воспринимал то, что говорил мне Джон Фовершэм. Правила, перечисляемые сухим и ровным голосом, постепенно стали растягиваться наподобие резины, теряя смысл и содержание. Причем одновременно у меня возникло ощущение того, что все это когда‑то было и теперь только ждет момента, чтобы всплыть на поверхность. Попытался удержать это нечто знакомое, мелькнувшее на границе моего сознания, но она, как та рыба, сорвавшись с крючка, канула в темную глубину вод. Неудачная попытка вызвала у меня легкое раздражение, которое тут же вылилось в соответствующих мыслях: ‑ Шесть веков разницы, а все одно и то же! В армии ‑ присяга и устав, здесь ‑ рыцарский кодекс. И как он все помнит!'.
Когда барон закончил меня воспитывать и ушел, то Джеффри, вместо того чтобы последовать за ним, к моему большому удивлению, остался. За время речи барона он разжег камин, а после чего, сидя на корточках, он все это время отрешенно и равнодушно смотрел на пламя. Когда отец уходил, телохранитель встал и низко поклонился своему господину, затем, выпрямившись, подмигнул мне правым глазом. Не поняв, что он хотел этим сказать, я удивленно на него вытаращился, но в следующую секунду все прояснилось. Словно из воздуха, в его левой руке, выдернутой из‑за спины, оказалась, приличных размеров, баклага.
После двух выпитых кружек вина постепенно завязался разговор. Если священник ставил во главу своей жизни ‑ служение Богу, барон Фовершэм ‑ рыцарский кодекс, то Джеффри ‑ оставался простым человеком, со всеми присущими ему слабостями. Говорил он, что думал, а думал он, похоже, только о трех вещах: о хорошей драке, пышной бабе и крепкой выпивке. Правда, я пытался направить его рассказ на другие, более интересующие меня темы, но, начав что‑то рассказывать или объяснять, он тут же сбивался на одну из трех своих основных тем. Рассказав подробно о достоинствах и недостатках французских и английских шлюх, он только перешел к итальянским проституткам, как пришел отец Бенедикт. Еще с порога услышав, о чем идет разговор, тот тут же с ходу начал читать проповедь о грехах человеческих. Некоторое время мы, молча, внимали ему. Я из вежливости, а Джеффри, похоже, это только забавляло. По крайней мере, он весело подмигивал мне, когда считал, что тот его не видит. Правда, все это было до тех пор, пока священник не заметил этого и не выставил телохранителя за дверь. Сценка, в которой здоровяка с широкой грудью и чугунными мускулами выталкивает за дверь худенький старичок, выглядела довольно смешно. Стоя уже на пороге телохранитель весело подмигнул мне еще раз и под крик запыхавшегося священника:
‑ Изыди грешник!! Да не ввести тебе больше в искушение слабого!! ‑ исчез в темноте коридора.
Все это происходящее очень походило на сцену из спектакля, где роли давно распределены между людьми, которые играют ее не один год. Если один искренне обличает, пытаясь наставить на путь истинный, то другой только разыгрывает из себя грешника, чтобы священнику было, кого обличать.
