Нечисть (ЛП) - Байерс Ричард Ли (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

«Мне не важно, есть ли у нас деньги. Ты – единственное, что мне нужно. Оставайся в Безантуре и женись на мне сегодня же».

Послушал бы её Барерис в этом случае?

Она никогда не узнает, потому что не произнесла этих слов ни тогда, ни когда-либо ещё. Как бы она могла – чувствуя, что творится в его сердце? Он сказал, что ему нужно уехать ради их будущего, и он не имел в виду ничего иного, но ведь он действительно хотел уехать, хотел увидеть другие страны и чудеса и доказать, что он – человек, которому не страшны обычные опасности и поэтому достойный великой награды за свои дела.

Может, дело было в том, что он был мулан, следовательно – по крайней мере, теоретически – происходил из аристократического сословия. Таммит же принадлежала к беднякам-рашеми и никогда не испытывала потребности доказать, что заслуживает лучшей жизни, а провалившаяся попытка добиться этого означала бы её собственную никчемность. Наверное, Барерис полагал иначе, зная, что его семья, бывшая когда-то богатой, в итоге потеряла все.

Ну, вообще-то, не все. У них все ещё была их свобода, и от этой мысли ужас ещё сильнее стиснул её в своих объятиях, а сожаление превратилось в мучительную скорбь. Беспомощная, Таммит лежала в полной власти охвативших её чувств, пока кто-то слева от неё не зарыдал. Тогда, несмотря на своё собственное незавидное положение, она поднялась с тонкой колючей постели. В загоне под потолком были проделаны маленькие оконца, предназначавшиеся больше для вентиляции, чем для освещения, но проникавшего через них лунного света хватило, чтобы девушка смогла пробраться через сумрак, ни на кого не наступив.

Плачущая девочка лежала на своем месте, поджав ноги и спрятав лицо в ладонях. Опустившись возле неё на колени, Таммит мягко, но настойчиво заставила её сесть и обняла. Её пальцы утонули в копне длинных, молодых, давно не мытых и поэтому сальных волос.

В Тэе мулан удаляли всю растительность с головы, а часто и со всего тела тоже. Свободные люди-рашеми редко впадали в подобные крайности, но, если они и предпочитали оставлять на голове хоть какие-то волосы, то обрезали их очень коротко, чтобы подчеркнуть свое отличие от рабов, которым запрещалось стричься.

«Скоро, – подумала Таммит, – и я буду обладательницей подобной копны тяжелых, горячих и грязных волос». Хотя это было самым малым из тех испытаний и оскорблений, что в ближайшем будущем выпадут на её долю, осознание этого почти заставило её разрыдаться.

Вместо этого девушка продолжала держать свою сестру по несчастью в объятиях, гладя её по спине и тихо напевая:

– Все хорошо... все хорошо.

– Вовсе не хорошо! – вскрикнула девочка-подросток. В её голосе звенела злость, но она не сделала попытки высвободиться из объятий Таммит. – Ты новенькая, откуда тебе знать?!

– Кто-то обращался с тобой жестоко, – сказала Таммит, – Но, может быть, твой новый хозяин будет добрым и богатым. Может быть, ты будешь жить в большом доме, носить шелковые одежды и есть самую вкусную еду. Может быть, жизнь станет лучше, чем раньше.

Произнося эти слова, девушка знала, что они не имели смысла. Лишь немногие рабы попадали в условия, которые описала Таммит. «Даже если тебе это удастся, каким презренным существом ты себе покажешься, если такие обычные вещи смогут примирить тебя с потерей свободы», – подумала она… Но что ещё сказать, она не знала.

Послышался стук, и в воздухе разлился свет. Таммит огляделась и увидела работорговца, стоящего в дверном проёме. Старый мужчина с темногубым изогнутым ртом выглядел странно в своей пижаме и тапочках, держа в одной руке кнут из кожи черной змеи и лампу во второй.

Она удивилась, зачем он взял на себя труд проверять свой товар в этот глухой ночной час, когда он обратился к стражникам с приказом. Потом в дверь вошел другой мужчина, и у неё перехватило дыхание.

Глава 2

Знак, выжженный над бровью Тсагота, нещадно болел, несмотря на то, что любые обычные раны на его теле заживали практически мгновенно, – и это не считая всех остальных неудобств, которые он причинял своему владельцу. Больше всего на свете кровавый изверг хотел поднять одну из своих четырех когтистых рук и разорвать ненавистный символ на куски, но он знал, что, пока не выполнит задание, должен изо всех сил сопротивляться этому желанию.

Возможно, именно злоба, сверкнувшая в его красных глазах, и рычание, вырвавшееся между оскаленными клыками, заставило этих жалких маленьких людишек поежиться – не только тех ублюдков, что уже разбегались в ужасе по улицам Безантура, но и молодых, охранявших врата Красных Волшебников. Тсагот подумал, что, по идее, они тоже должны были его испугаться. Со своими мощными мышцами и огромным телом, покрытым багрово-черной чешуёй, он, наверное, выглядел настоящим чудовищем в глазах простых смертных. Но ни один чародей не смог бы добиться алых мантий без того, чтобы не иметь дел с дюжинами равно чуждых материальному миру созданий.

В любом случае хранители врат привыкли к виду носящих клейма или рабские ошейники демонов, дьяволов и элементалей, которые появлялись и исчезали, выполняя различные поручения. Никто из них не попытался помешать Тсаготу приблизиться к дому главы их Ордена – дому, с его зубчатыми стенами и четырьмя покрытыми черепицей шпилями по углам больше напоминавшему крепость. Это было хорошим знаком. Он смутно ощущал защиту, которая должна была уничтожить любого, кто был достаточно безрассуден, чтобы попытаться вломиться или украдкой проникнуть внутрь, и она была мощной.

Внутри здания обнаружились высокие арочные потолки, поддерживаемые рядами колонн из красного мрамора, выцветшие, осыпающиеся фрески на стенах и легкий запах серы, который оставляли за собой многие инфернальные создания. Тсагот постарался сделать вид, будто имеет полное право здесь находиться.

Никто не осмеливался задавать ему вопросы, пока он осматривался, и через некоторое время Тсагот оказался в очередном зале, где увидел что-то вроде темницы – пентаграмму, выложенную красной, белой и черной мозаикой на полу. Этот рисунок удерживал двух исходящих яростью дьяволов – судя по всему, их только недавно заманили в ловушку и пленили. Опутанный множеством покрытых шипами цепей китон изрыгал ругательства и угрозы. Безекира – создание, похожее на льва, состоящего из бликов и вспышек – снова и снова бросалась к границе пентаграммы, отшвыривавшей её обратно каждый раз, когда её тело касалось твердой стены. Неподалеку пара охранявших пленников Красных Волшебников делали ставки на то, сколько раз адская кошка будет ранить себя в бесплодных попытках вырваться на свободу прежде, чем сдастся.

Нельзя было позволить волшебникам или дьяволам обнаружить его присутствие раньше времени, так что он превратился в облако пара. Но даже в таком состоянии Тсагот все равно оставался видимым. Хорошенько обдумав ситуацию, кровавый изверг понял, как ему обойти это препятствие. Он взмыл к потолку над блестящими гладко выбритыми затылками Красных Волшебников. Ни они сами, ни их пленники ничего не заметили.

За залом с мозаичной пентаграммой располагался ряд соседствовавших с коридором заклинательных покоев. Три из них были заняты магами, которые, желая призвать ещё демонов, зачитывали сложные строфы заклинаний. Одну из этих комнат отделяло от остальных несколько дверей с круглыми арками, и Тсагот понадеялся, что её относительная уединенность не позволит остальным волшебникам услышать то, что не предназначалось для их ушей. Все ещё находясь в форме тумана, он подплыл к ней.

За аркой Красный Волшебник читал заклинание, размахивая ритуальным клинком перед ещё одним нарисованным цветным мелом на полу магическим кругом. Внутри него все ещё было пусто. Несмотря на необходимую для любого заклинателя сосредоточенность, на лице мага то и дело проступало раздражение, говорящее о том, что он испытывал от своих действий не больше удовольствия, чем Тсагот – от его собственного задания.