Вендия 1. Город у священной реки - Йенсен Брэнт (версия книг txt) 📗
Большинство солдат находилось в зале, соседствующей с купальнями. Там туранцы спасались от жары, но сегодня решили воздержаться от погружения в бассейн. Негоже верным слугам Эрлика предаваться низменным утехам в день казни их товарища, во всяком случае, до того, как настанет время проводить его в последний путь.
Киммериец вошел в залу практически бесшумно. Его не сразу заметили. Почти все взгляды устремлены были в пол. Кто-то искренне сопереживал Хамару, кто-то просто изнывал от вынужденного безделья. Конан подозвал к себе Халила, одного из самых молодых воинов в сотне, и велел собрать всех оставшихся солдат. Киммерийцу поднесли чашу с вином и уступили место в его любимом кресле. Северянин кивком поблагодарил солдат.
Тишины никто так и не осмелился нарушить. После появления Конана все разговоры стихли, и сейчас воины ждали, что же скажет их командир.
Наконец вернулся Халил. Следом за ним в залу вошли еще двенадцать солдат. Лица у всех были мрачнее сегодняшних туч. Киммериец припомнил, что именно эти воины водили дружбу с Хамаром.
— Я был на казни, — начал Конан. Он пересказал солдатам события, происходившие на площади перед тюрьмой, свой разговор с вендийцами, сообщившими о сожжении тела Хамара, и кратко коснулся визита к Шеймасаи.
Вопросов туранцы задали совсем немного. Как и Сабир, поинтересовались, не мучился ли Хамар, спрашивали об особенностях вендийской традиции обращения с мертвецами. Многого Конан не знал и выдумывал на ходу наиболее приемлемые ответы.
— Что бы ни происходило на небесах, — сказал Конан, когда вопросов больше не осталось, — нам на земле надлежит отдать свой долг умершему. Я не призываю всех идти на берег Рехара, пусть это будут те, кто лучше всех знал Хамара при жизни. Остальные могут заняться чем пожелают. На сегодня приказов больше не будет.
Сотня начала медленно расходиться. В зале оставался примерно каждый пятый или шестой. Киммериец вспомнил, что обещал Сабиру назначить для него сменщика.
— Халил, — подозвал к себе парня Конан. Туранец явно хотел уйти, но никак не мог решиться. — Заменишь Сабира на страже. Понял?
— Сделаю, — ответил воин и умчался исполнять приказ.
В итоге к Рехару с Конаном собралось идти четырнадцать человек, включая Сабира.
Двигаться по Айодхье большой компанией было не в пример легче. Вендийцы охотно уступали дорогу чужестранцам. Но радости по этому поводу на лицах солдат не читалось. Молча шли они сквозь бурлящую жизнью столицу Вендии. Солнце уже склонялось к горизонту, и во многих храмах зазвучали гонги, призывая верующих на молитву.
Полноводный Рехар ограничивал столицу Вендии со стороны полудня. В той части города, что примыкала к реке, располагались самые старые постройки, среди которых числился и бывший дворец правителя, и храмы погибших богов. На взгляд вендийцев Рехар был рекой священной, на взгляд чужеземцев – до невозможности грязной. Путешественники не то что пить, даже омываться в нем боялись. Чего не скажешь про вендийцев. Они залезали в реку толпами, надеясь снискать благоволение богов. Их нисколько не смущало то, что в Рехар сливали все городские нечистоты и скидывали тела мертвецов из низших каст.
— Ужасное место, сотник, — сказал Сабир, когда отряд из пятнадцати человек достиг реки.
Конан не мог не согласиться. От мельтешения тел в водах Рехара рябило в глазах. Мужчины и женщины, младенцы и глубокие старики, здоровые и больные, приверженцы Вишну, Кришны, Шивы и всех прочих богов — каждый вендиец считал своим долгом совершить омовение, когда ему предоставлялась такая возможность.
Запах гнили и человеческих испражнений чувствовался еще на подходах к реке, здесь же и вовсе было не продохнуть. Конану казалось, что многие вендийцы не выдерживали этого зловония и, погрузившись в Рехар, оставались там навсегда.
— Всего второй раз здесь, — признался киммериец. — Надеюсь, что последний.
— Где именно они развеяли прах Хамара? — поинтересовался один из солдат.
— Не знаю, — честно ответил киммериец. — Я тогда очень разозлился, даже не подумал об этом спросить.
Туранцы молчали. Обвинить сотника ни у кого из них язык бы не повернулся.
— Думаю, у храма Агни, — решил наконец Конан. — Он – бог Огня, как и Эрлик. Не удивлюсь, если узнаю, что вендийцы не делают между ними разницы.
Предложение пойти к храму Агни ни у кого возражений не вызвало.
Киммериец остановил проходившего мимо щуплого старого вендийца и спросил у него, где можно помолиться богу Огня.
— Дома, — старик улыбнулся так, словно Конан сказал какую-то глупость. — Найдите изображение Агни, соберите хорошую жертву и обращайтесь к нему. Если он жив, то он вас услышит.
— Я кое-что другое имел в виду, — произнес киммериец. — Мне нужно попасть в его храм. Такова традиция нашей страны.
— Для нас чужеземцы на одно лицо, но не настолько же, — добродушно рассмеялся вендиец. — Не обижайся, я понимаю, что у тебя с этими людьми одна вера, хоть происхождение и разное. Чтобы достичь храма Агни, надо отсюда идти на восход, примерно треть колокола. Там вы и найдете статую бога Огня. Это высокий мужчина, обернутый в развевающийся на ветру плащ.
— Благодарю тебя.
— Доброй дороги.
Киммериец вкратце перевел разговор на туранский. Вендийский в сотне знали лишь немногие, и учить его никто особенно не стремился.
Храмы, посвященные древним божествам, начались почти сразу же, стоило пройти немного вдоль реки на восход. Народу тут было меньше, чем среди руин дворца, к которому пятнадцать солдат царя Илдиза вышли сначала. Здесь люди уже не просто совершали омовения, а творили в воде какие-то непонятные ритуалы. Возле храма, перед которым возвышалась статуя широкоплечего мужчины, воздевшего руки к солнцу, сидели в позе лотоса три десятка вендийцев и медитировали.
Чувство гадливости, что посетило Конана при виде вод Рехара, постепенно отступало. В душе киммерийца возникло осознание невероятной древности старой Айодхьи. Одновременно с этим нарождался первобытный ужас. Проходя мимо полуразрушенных храмов и изображений божеств, северянин чувствовал, что все эти существа и впрямь некогда управляли жизнями вендийцев и что их уже больше нет. Время перемололо древних богов, оставив от них лишь память да каменные изваяния. Киммерийцу пришло на ум, что только в таких местах и осознаешь, как коротка и ничтожна человеческая жизнь. Конан старательно гнал из головы подобные мысли, но у него никак не получалось совладать с собственным разумом. Череда храмов неизменно возрождала все страхи и сомнения. Был только один способ избавиться от горестных дум: поскорее бежать отсюда. Но киммериец не мог принять сей эликсир, не раньше, чем он достигнет святилища Агни. Невольно у Конана возникла ассоциация с Хамаром, что страстно желал покинуть свое узилище, но был не в состоянии этого сделать.
— Вот он! — первым статую Агни заметил Сабир.
Почти все после этих слов испустили вздох облегчения.
Сразу же прибавилось сил. Руины перестали казаться зловещими и непоколебимыми, а вендийцы, обращающиеся к богам из вод Рехара, вызывали лишь сочувственную улыбку.
Перед изображением Агни отряд замер. Скульптор, создавший эту статую, был, верно, гением. Даже спустя века она вызывала у созерцавших ее людей невольное восхищение и благоговение, словно сам бог стоял перед ними.
— До Эрлика не дотягивает, — сказал кто-то из солдат.
Но на этот раз магия произнесенных вслух слов не смогла разрушить колдовского очарования места. Один за другим воины Илдиза опускались на колени перед вендийским богом Огня, не стал исключением и Конан.
— Сохрани душу нашего брата, — обратился к Агни Сабир.
Конану хотелось верить, что в послесмертии для Хамара сыщется хоть какой-нибудь покровитель, будто то Эрлик, Бел или Агни. Туранец не ведал того, что творил. Не дело, если ему за этот грех придется расплачиваться и в ином мире.
— Пойдем к реке.
Киммериец не разобрал, кто это сказал. Вроде бы не Сабир.
