Рыцарь - Певель Пьер (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
Лорна разместили в отдельной каюте.
Там он обнаружил удобную на вид койку, но перед тем как лечь отдыхать, пожелал вымыться. Несмотря на усталость, Лорн тщательно привел в себя в порядок, на что ушло несколько кувшинов воды. Он надел новые штаны и рубашку. Свою старую одежду он велел сжечь. Бороду решил не брить, а подстричь, потому что боялся порезаться из-за качки и высоких волн, которые захлестывали судно, а также потому, что его руки дрожали. Алан убеждал друга, что на борту есть юнга, который мог бы аккуратно побрить его, но Лорн не хотел ничего слышать.
Наконец он улегся на койку.
Он был обессилен, невероятно утомлен физически и умственно. Тем не менее сон не шел к нему. Лорну казалось, что он приходит в себя после кошмарного видения. Или, скорее, после болезни, горячки, мучительного сна, из которого ему было трудно выбраться.
Перед тем как взойти на борт, он обернулся и поднял взгляд на Далрот, надеясь, что видит крепость в последний раз. Алан молча стоял рядом.
— Какой сейчас год? — хриплым голосом спросил Лорн.
Алан медлил с ответом.
— Пожалуйста, — настоял Лорн. — Я же все равно узнаю. Какой?
— Ты в самом деле не помнишь?
— Не помню.
— Сейчас тысяча пятьсот сорок седьмой год, — ответил принц как можно более мягким тоном.
Ему было стыдно.
Сказать, какой сейчас год, означало сказать, сколько времени Лорн провел в заключении. Но, сообщая об этом, Алан чувствовал боль оттого, что ему приходится смотреть нелицеприятной правде в глаза. Ведь горечь некоторых событий становится невыносимой, когда о них говорят вслух.
Поскольку его друг молчал, принц сделал вдох и уточнил:
— Весна тысяча пятьсот сорок седьмого года.
Итак, теперь он знал.
Лорн замер, свыкаясь с этой новостью.
— То есть три… три года прошло?.. — произнес он.
— Да.
Лорн медленно кивнул.
Внешне он остался бесстрастным, но в душе, впервые за долгое время, ощутил чувство, которое не имело ничего общего со страхом или смятением.
Одно из наиболее свойственных человеку чувств.
Гнев.
Волнение на море было сильным, но Лорн задремал. Внезапно в дверь негромко постучали. Свистел ветер. Галеон скрипел так громко, что Лорн усомнился, не почудился ли ему этот стук, и прислушался.
Стук повторился.
— Входите, — произнес Лорн еще хриплым голосом.
В приоткрытую дверь нерешительно заглянул белый священник. Мужчина лет пятидесяти, седовласый, с короткой, аккуратно подстриженной бородкой.
— Прошу прощения, сын мой. Вы, кажется, спали? Я могу прийти попозже…
Не дождавшись ответа от Лорна, священник вошел. Он был высоким человеком крепкого телосложения. Видя, что Лорн хочет сесть, он поспешно сказал:
— Нет-нет, сын мой. Не утруждайтесь.
Лорн ограничился тем, что повернулся на бок и лег, опершись на локоть.
— Вы позволите? — спросил священник, указывая на табурет.
Лорн кивнул, и священник сел.
— Меня зовут отец Домни, сын мой. Возможно, вы помните меня. Мы встречались три года назад, когда…
— Я помню, — сказал Лорн.
— Как вы наверняка догадались, я здесь по просьбе принца Альдерана.
Лорн тотчас напрягся:
— Беспокоитесь о моей душе?
— Ни для кого не секрет, что Далрот испытывает дух не менее жестоко, чем тело, — мягким тоном ответил священник.
Он был облачен в белую рясу, какие носили в ордене Эйрала, и его грудь украшала вышитая блестящей шелковой нитью голова дракона, белая на белом, отчего ее было почти не видно. Он поклонялся Дракону знания и света, который также считался покровителем Верховного королевства. Среди божественных Драконов, которые некогда царили над миром и людьми, Эйрал оставался одним из наиболее почитаемых.
Лорн снова улегся на спину. Он переплел пальцы на затылке и уставился в потолок.
— Все хорошо, отец. Мне нужен покой и отдых. Больше ничего.
Священник знал, что Лорн говорит неправду.
Но он знал также, что Лорн лгал и самому себе, как часто лгут те, кто прошел через ад. Эта ложь помогала ему бороться с ужасом того, чему он подвергся, того, что он сделал, и, возможно, того, во что он превратился. Тем не менее в ближайшие дни Лорну предстояло встретиться с реальностью.
— Рад слышать, — улыбнулся отец Домни. — Тем не менее если вы чувствуете, что вам необходимо исповедоваться… — Он не договорил фразу до конца. — Или если вас мучают кошмары, видения…
Лорн молчал, не сводя глаз с балки, которая проходила над его койкой. Несмотря на упадок сил, он продолжал ощущать глухой гнев, который словно сжимал ему живот. Впрочем, пока ему удавалось обуздывать этот гнев. Он был подобен дикому зверю, который притаился и ждет.
— Возможно, вы хотели бы помолиться? — нарушил тишину отец Домни.
— У меня нет больше веры, отец.
Священник серьезно кивнул, полагая, что понимает своего собеседника.
— Без сомнения, в Далроте…
— Нет, отец. Я потерял веру не в Далроте. Да что там, я был бы рад, если бы она поддерживала меня, но…
Он не договорил.
— В таком случае, — произнес отец Домни, — вы позволите мне помолиться за вас, сын мой?
О нем так давно никто не заботился. Тем не менее Лорн не чувствовал ни малейшей признательности, ни малейшего утешения. Вместо этого он спрашивал себя, где был этот священник и все остальные, когда, истязаемый призраками Тьмы, он отчаянно выл в своей камере.
— Помолитесь, отец. Только это и остается делать, когда надежды больше нет.
Чуть позже отец Домни вышел на палубу, где ждал Алан. Ухватившись за борт, принц смотрел на Далрот, который растворялся в ночном мраке. Море по-прежнему было неспокойным, но им удалось ускользнуть от бури, от проливного дождя и пурпурных молний. Грохот грома стихал.
По лицу принца текла вода, но он не отрывал взора от проклятой крепости.
— Итак? — спросил он.
— Ваш друг силен. Я очень надеюсь, что однажды он исцелится. Но он уже не тот, кем был, и никогда не станет прежним.
— Тьма?
— Да, и я даже не представляю, насколько она отравила его. Но в любом случае…
Священник церкви Эйрала колебался.
— Я слушаю вас, отец.
Тон Алана оставался любезным.
Но он был принцем, сыном Верховного короля. Он привык, чтобы ему повиновались, и умел малейшей интонацией выразить свое нетерпение.
— Как вы знаете, война изменяет людей, — сказал отец Домни.
Ему было сложно отыскать верные слова, и он опасался вызвать недовольство Алана, сообщив ему горькую правду.
— И чаще всего она изменяет их к худшему, — отозвался принц. — Некоторые люди возвращаются с войны сломленными. Или сумасшедшими. Навсегда потерявшими покой.
— А некоторые возвращаются оттуда опасными.
Алан повернулся к белому священнику, и тот увидел в его глазах то, что он так боялся увидеть: возмущенное негодование и неприятие.
— Вы намекаете на то, что Лорн возвращается с войны?
— В каком-то смысле. С войны против одиночества. С войны против безумия. Против забвения.
— Против Тьмы?
— Да. К несчастью.
— Он проиграл эту войну?
— Я не знаю. Но я чувствую, что в нем полыхает гнев, который ждет только того…
Алан вспылил:
— Лорн был опозорен, предан, оставлен всеми! Он потерял женщину, которую любил! У него отняли все, и он три года горел в аду Далрота, хотя ничем не заслужил этого. Кто другой на его месте не пришел бы в бешенство? Скажите мне! Кто?!
Отец Домни не ответил.
Алан ощутил внезапную усталость. Он вздохнул и облокотился о борт.
— Простите меня, отец.
— Ничего страшного, сын мой. Я понимаю.
Священник знал, что Алан злится не на него. К тому же принц уже не раз исповедовался ему на эту тему, и отец Домни понимал: помимо того, что гнев Алана был вызван ужасным оскорблением, нанесенным Лорну, он также выражал глубокое чувство вины.
