Картограф (СИ) - Комаров Роман (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Пока Филя разглядывал столб и уносился мечтами в пряные альковы дома отдохновения, из-за поворота вывернул трамвай. Его карминные бока были щедро заляпаны грязью, на крыше залихватски лежала шапочка снега. Филя бросился к открывшимся дверям и крикнул кондуктору:
- Улица Пушкина! Я доеду?
Кондуктор отрицательно покачал головой:
- Мы в парк. Жди следующего.
- А сколько ждать-то?
- Почему я знаю? - зевнул кондуктор и, стащив форменную шапку с головы, помахал ею в сторону рта, нагоняя туда морозного воздуха. - Стой тут, что-нибудь приедет.
Двери захлопнулись, и трамвай покатил по рельсам, весело поскрипывая. Он торопился домой. Филя вернулся на тротуар и принялся перечитывать объявления. Еще немного, и он будет знать их наизусть, вплоть до телефонных номеров. Внезапно навалилась нечеловеческая усталость, хотелось сесть на крутобокие камни и уснуть, выкинув из головы все проблемы и заботы. Прошло не менее получаса, Филя приник к столбу и вяло следил взглядом за проезжающими автомобилями. И вот показался трамвай. Он неохотно полз вперед. В перестуке его колес чудился скрытый гимн лени и вечерней ломоты в костях. Филя забрался в полупустой вагон, пристроился у окна и замер, согреваясь. Когда кондуктор объявил остановку «Улица Пушкина», пришлось бороться с собой, чтобы встать и выйти обратно на холод. Метель мгновенно сдула накопленное Филей тепло, он зябко и безнадежно приплясывал, кляня промозглый ветер - визитную карточку Бурга.
Дом тетки, сестры отца, оказался двухэтажным особняком с мраморными колоннами и портиком в греческом стиле. Окна были завешаны тяжелыми шторами, через которые едва пробивался свет. «Шикарно живет», - подумал Филя, оглядывая массивную дверь с бронзовой ручкой в форме выгнутого ижицей льва. Муж тетки, генерал, в бытность еще желторотым офицеришкой, отличился на войне - спас от пули чуть ли не самого императора, был тяжело ранен и впоследствии удостоился медали за отвагу. После этого его карьера рванула вверх, он дослужился до чинов-орденов, оттяпал себе право распоряжаться заказами на провиант, и после этого денег в семье хватило и на покупку особняка, и на балы, и на собственную мыловарню. Десять лет назад генерал преставился, и тетка зажила вольготно, тираня единственную дочь угрозами лишить ее наследства. Отец Фили предпочитал держаться в стороне от семейных склок, поэтому посылал сестре раз в год открытку на Рождество и запрещал детям принимать от нее предложения погостить. Но вот теперь, когда отца не стало, тетка и ее дочь были его единственными живыми родственниками. Почему бы не воспользоваться их гостеприимством?
Филя долго топтался на пороге, подбирая слова, с которыми он обратится к тетке. Надо было объяснить, как и где он потерял Настеньку, почему явился без вещей и так поздно. Если раньше он боялся показаться деревенщиной и слюнявым растяпой, то теперь приходилось входить в этот помпезный дом почти преступником. Чем оправдаться? Как начать разговор?
Нет, медлить больше нельзя. Филя поднял руку и крепко нажал на кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась, и в лицо ему полетел грязный кулек.
- На, держи! Больше нет ничего. И убирайся, чтоб духу твоего здесь не было.
Ошеломленный, Филя развернул кулек и увидел там две гнилых морковки и несколько черствых булок, одна из которых была щедро сдобрена плесенью.
- Постойте, - сказал он. - Произошла ошибка. Я Филимон!
- Какой еще Филимон?
- Племянник Анны Васильевны. Пустите, пожалуйста, я замерзаю.
Дверь отворилась, на пороге стояла маленькая, согбенная старушка в шерстяном платке. Она придирчиво осмотрела Филю с ног до головы и сказала:
- Проходи, коли не шутишь.
- Да не шучу я! - в раздражении воскликнул Филя, рванув в тепло. Ему не терпелось оставить эту метель за спиной.
Он оказался в полутемной передней, где старушка с цепкостью павиана стащила с него пальто и заставила разуться, предложив тапочки. Он был готов на все, лишь бы она пустила его в гостиную, к камину.
Но только он шагнул вперед, как наткнулся на что-то мягкое, пахнущее морем и водорослями. Он отскочил, и в тусклом свете лампы увидел чудовище - жуткую Горгону с грозно открытым ртом и гневными дугами черных бровей.
Филя окаменел, как жена Лота. Бежать, бежать отсюда! Но ноги не слушались, и только сердце звучно бухало в груди, как бы переваливаясь с ухаба на ухаб. Спасенья нет, есть ужас и тьма.
Горгона
Филя отступил к двери, пытаясь проглотить сердце, которое вылетело из грудной клетки и скользнуло прямо под язык. Внезапно зажегся яркий электрический свет. Он на мгновение подарил спасительную слепоту, чьи-то руки, пухлые и липкие от пота, потянули его вперед. Филя приоткрыл один глаз и увидел в проеме двери женщину неопределенного возраста, грузную, в парчовом зеленом халате с рисунком в виде извивающихся змей.
- Тетя? - проблеял он, разлепляя второй глаз.
- Гм, - откликнулась Горгона и тряхнула головой, полной разноцветных бигуди. - Ты кто такой будешь? Уж не племянничек ли мой, Филимон?
- Это я, я. Здравствуйте!
- И тебе здоровьишка. Проходи быстрее, чего топтаться у входа. Дует!
Горгона развернулась и уткой заковыляла вглубь дома.
«А ведь она не такая уж страшная, - подумал Филя и для убедительности подергал себя за ухо. - Просто я не вовремя явился, вот она и не при параде. Как же ей все объяснить? Поверит ли?»
Старушка тем временем забежала вперед и включала свет в комнатах по ходу их движения. Филя не понимал, куда Горгона его ведет: большую гостиную они минули, малую гостиную, предназначенную для приема важных особ, тоже. Комнаты сменяли друг друга, на стенах пестрели гобелены, картины, эстампы, попался камин - над ним, на полочке, стояли великолепные золотые часы в форме собора святого Петра. У каминной решетки, свернувшись калачиком на ковре, лежала облезлая болонка. Между тощих задних лап сверкало полысевшее розовое брюшко. Болонка не подняла головы, она крепко спала. Горгона продолжала свое шествие, как будто хотела за один раз познакомить Филю со всем домом. И только достигнув столовой, решила сделать привал.
На столе виднелись остатки трапезы. Скатерть была чуть смята, три огромных тарелки стонали под грузом костей и огрызков разной величины. Рыбья вонь стала нестерпимой. «Она китов живьем кушает, что ли? Неслабый аппетит!» - дивился Филя, разглядывая округлый мосол размером с боксерскую перчатку. Ему было не по себе. На какой-то самый крошечный миг он допустил мысль, что тетка отужинала человечиной - морскими утопленниками. К счастью, эта чепуха испарились из головы почти тут же, как только возникла.
Горгона жестом приказала ему сесть, и Филя опустился на стул, который под его весом чуть прогнулся и скрипнул от неожиданности. Столовая, в свое время обставленная со вкусом, давно обветшала. Обивка сидений казалась потрепанной, ножки стульев были неприлично раскорячены, на скатерти виднелись застиранные пятна. В плотные занавески набилась пыль, сделав их мутно-голубыми. Филе пришло в голову оригинальное сравнение: будто бы окно - это испещренное морщинами лицо, а занавески - старческие седые космы, висящие вдоль щек. Он хотел развить мысль, но его остановил кашель тетки.
Когда Филя взглянул на нее, он от удивления уронил челюсть. Горгона зверем грызла кость. Ее красный язык туда-сюда скользил по мослу, и в желудке у Фили опять зашевелилась клочковатая тошнота.
- Чего молчишь, племянничек? Воды в рот набрал? - ухмыльнулась Горгона, бросив кость на тарелку.
- Я... - нерешительно начал Филя, и слова, как осатаневшие пчелы над разоренным ульем, заметались у него в голове. - Я очень рад вас видеть, тетя. Как вы поживаете?
- Да лучше всех! - откликнулась та, с интересом рассматривая необглоданные кости. - Где тебя черти носили весь день? Ждала поутру, самовар велела поставить, плюшек Ильинична напекла. А теперь вот сиди без плюшек, съели мы их за день.
- Простите, меня задержали экастро... экстрато... экстраординарные обстоятельства.
