Искатель, 2013 №2 - Бычков Александр Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Ну, конура не конура, а подвал и чердак все-таки есть.
— Пожалуйста… — пожал плечами Ганин и подошел к стене, чтобы включить свет в подвале.
Ничего, кроме залежей картошки, бутылок с настойкой и банок с вареньем, Перепелица в подвале не обнаружил, да вдобавок замерз. Зато чердак заинтересовал его куда больше.
— Это ваша мастерская, не так ли? — с нескрываемым интересом спросил майор, внимательно осматривая ряды холстов, прислоненных к облупленной стене чердака.
— Ну-у-у, мастерской ее трудно назвать: тут слишком тесно, чтобы писать, я обычно это делаю на улице или в самом доме. Это скорее склад моих работ… — робко улыбнулся Ганин: всегда, когда речь заходила о его творчестве, он почему-то краснел.
— Вижу, вижу… да уж… неплохо… — задумчиво заговорил Перепелица, переводя взгляд темно-карих, почти черных внимательных глаз с одного холста на другой. — Я, конечно, не знаток изобразительного искусства, но скажу вам… Такое впечатление, что ваши картины — какие-то… живые, что ли… Интересно… — Тут Перепелица остановился у картины с надписью внизу «Ночной проспект» и внимательно ее оглядел. — Знаете, такое чувство, что я смотрю не на картину ночного проспекта, а в окно квартиры, которое выходит на эту самую улицу… Никогда такого не видел раньше!
— Правда?! — Лицо Ганина так и просияло: на мгновение он совершенно забыл обо всех дурных новостях, которые услышал за сегодняшнее утро. — Мне об этом часто говорили, даже Пашка… Но от вас это слышать как-то особенно неожиданно и очень приятно!
— Теперь я понимаю, почему ваши гости так хотели осмотреть весь дом. На этом чердаке в общем-то есть на что поглядеть… Ого! А вот это интересненько, очень даже… — Взгляд Перепелицы застыл на изображении портрета «Мечты поэта».
Воцарилась довольно долгая пауза. Ганин стал немного нервничать, переминаться с ноги на ногу, отчего старые половицы отчаянно заскрипели.
— Да уж… — наконец проговорил Перепелица, впрочем, по-прежнему не отрывая взгляда от портрета. — Странная картина… Ну, мне, пожалуй, пора! Показания я получил, дом осмотрел, кое-какие нити у меня уже есть. — И он торопливо стал спускаться по лестнице.
Сказать, что Ганин был обескуражен, — значит ничего не сказать. Он, конечно, не ожидал, что картину будут превозносить до небес, но все же…
Вдруг из задумчивого состояния его вывел грохот и сдавленный крик.
Ганин бросился по лестнице вниз и увидел, что майор Перепелица, сморщившись, лежит на полу.
— Ничего, ничего, Алексей… Юрье…вич… поторопился… споткнулся…
— Давайте, давайте, товарищ майор, я вам помогу! — Ганин быстро протянул руку и помог Перепелице подняться; все еще морщась, тот сел на стул и стал растирать лодыжку.
— Давайте я вам мазь принесу, у меня бабушка…
— Нет-нет, мне уже лучше! — Перепелица встал и, хромая, направился к выходу.
Уже у двери он, вдруг что-то вспомнив, резко развернулся и спросил:
— Алексей Юрьевич, а с Расторгуевым вчера на этом чердаке… ничего не было?
— Нет! Хотя… постойте… он кофе себе на ногу пролил, я ему ногу мазью смазывал…
По лицу майора пробежала какая-то тень, но он взял себя в руки и сухо сказал:
— Если что еще вспомните, вот вам моя визитка, позвоните.
Резко развернувшись и прихрамывая, он добрался до своей черной «Тойоты», громко хлопнул дверцей и уехал. Ганин остался один…
В отделении, которое располагалось в областном центре, Перепелица оказался не скоро: ему пришлось потратить большую часть дня в разъездах по городу. Сначала он побывал в архиве. Здесь предчувствие, побудившее его расспросить поподробнее о личных связях Ганина, подтвердилось: Левчик Наталья Ивановна и Дьяченко Клавдия Николаевна также погибли при странных обстоятельствах — одна захлебнулась в собственной ванной, при этом находясь в квартире совершенно одна, с закрытой на ключ дверью, а другая ночью отравилась газом: то ли забыла выключить конфорки, то ли специально их включила… Что касается остальных трех девушек, то с ними все было в порядке. После обеда Перепелица успел съездить ко всем трем: двух он застал на работе, третью дома — она была в декрете — и обстоятельно с ними поговорил о Ганине. Все три женщины характеризовали его как добрейшей души человека: гения, умницу, самое безобидное существо на свете… Никто никогда не слышал от него ни грубого слова, ни ругани. На осторожный вопрос Перепелицы о его психическом здоровье две женщины сказали, что никаких отклонений в нем не замечали, а вот Лазарева Светлана, довольно полная крашеная блондинка с необыкновенно располагающим к себе приятным лицом, держа на руках полуторагодовалого малыша, как-то внимательно посмотрела на Перепелицу, задумалась и сказала:
— Знаете… Леша, конечно, был странноватым парнем… Не знаю, можно ли это назвать психическими расстройствами, но странности у него были точно. В общем-то, из-за этого мы и расстались уже к концу пятого курса…
— А что с ним было? Приведите пример, — поближе пододвигая стул к столу, сказал Перепелица, буравя своим острым взглядом лицо Светланы.
— Да вы не подумайте, товарищ майор, с ножом он ни на кого не бросался, разными голосами не говорил, Наполеоном себя не называл… — улыбнулась Светлана. — Просто… Понимаете, все мы, художники, — не совсем нормальные, не как все, мы многое видим по-другому, иначе, чем обычные люди. Вы меня понимаете?
— Понимаю… — улыбнулся Перепелица.
— Но мы все-таки умеем выходить из такого состояния и быть очень часто самыми обыкновенными людьми — рожать детей, развлекаться, болтать на легкие темы…
— А Алексей?
— А вот Алексей — не мог… Нет, конечно, он мог и выпить, и пойти на пикник и так далее… Но всегда при этом думал только об искусстве, о картинах. На наших посиделках со спиртным только о них и говорил, а если пикник — обязательно захватит альбом и карандаши, рисует этюды, а уж если начнет писать картину… Пиши пропало! Будет неделями не вылезать из мастерской! Но, знаете, судьба и воздавала ему сторицей — тот, кто больше сил во что-то вкладывает, тот больше и получает… Бог ты мой, какие у него были картины!.. Вы их видели?
— Да, видел…
— Ну и как вам?
— Я не силен в искусстве, конечно, я все-таки школу милиции оканчивал…
— И все же?
— У меня лично создалось ощущение, что его картины ничем не отличаются от действительности, живые какие-то…
— Вот то-то и оно! — радостно подхватила Светлана, осторожно перекладывая заснувшего ребенка на кровать, а потом стала разливать уже заварившийся чай. — У Леши удивительный талант, его картины — почти как живые! Если он рисует снегирей в лесу, то, когда смотришь на картину, кажется, что они вот-вот взлетят; если рисует мальчишек в школьном дворе — услышишь их детский радостный визг. А иногда, когда на его картины смотришь немножко подольше — а я, поверьте, смотрела на них очень долго, — создается впечатление, что стоит только сделать шаг, и ты окажешься в том мире, по ту сторону рамы! Знаете, как в книжке Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье»? — Светлана, совсем забыв про чай, поставила свои пухлые локти на белую скатерть на круглом столе, оперлась обеими ручками о румяные щечки и мечтательно закрыла глаза, словно вспоминая о чем-то приятном…
— И все же, Светлана Ивановна, так почему же вы расстались?
Светлана, с трудом оторвавшись от своих грез, удивленно посмотрела на Перепелицу с таким выражением лица, как будто говоря: «ну это же и так очевидно!»
— Понимаете, сначала мне это нравилось. Я думала, человек талантливый, целеустремленный, напористый… Сами понимаете, это женщинам нравится… Ну, такие качества в мужчинах. А потом… Потом меня это стало раздражать. Знаете, когда человек неделями не вылезает из мастерской (вместо того, чтобы позаботиться хоть что-то продать, организовать выставку!), когда он говорит только об одних картинах… И ни тебе ласкового слова, ни комплимента! А уж когда он забыл про мой день рождения… Ну, в общем, я отправила его на все четыре стороны и съехала из нашей квартиры к родственникам. И, если честно, ничуть об этом не жалею!
