Янтарная Цитадель - Уоррингтон Фреда (лучшие книги TXT) 📗
– И я одна это понимаю, – мрачно заявила Танфия.
– Это нечестно, – укорил ее отец. – Мы все тебе благодарны, тебе и Имми. Кстати, что мы увидим на Поврот?
Повротом называли праздник конца сбора урожая, и начала осени. Хельвин, мать Эодвита и деревенская жрица, возглавит чествование богини и бога, Брейиды и Антара, в благодарность за урожай и в ознаменование поворота круга жизни к зиме и перерождению. А потом вторая танфина бабушка, Фрейна, подаст эль, сидр и пироги, и все будут праздновать до глубокой ночи.
По всей Авентурии, как знала Танфия, народ почитал трехликую богиню Земли, и ее супруга, смеющегося Владыку Зерна, Лесов и Зверей, каждую зиму отдававшего жизнь земле, и восстававшего по весне. Хотя имена и лики разнились, боги всех земель были, в сущности, едины. Излучинцы по большей части воспринимали Брейиду как отдельную силу – добросердечную, всепитающую богиню-мать. Порой они призывали ее весеннюю ипостась, деву Нефению, в помощь в делах любовных или ради вдохновения; иной раз обращаться приходилось к Махе, жестокой и мудрой старухе, проводившей землю через зиму, а человеческую душу – через порог смерти. Своей богине деревенские верили бесконечно. Танфия – тоже, но она знала и более глубокие тайны, открытые ей книгами и подтвержденные Хельвин. Все богини были очеловеченными ликами Великой богини Нут, а боги – смягченными обличьями ее супруга, первородного Анута.
Нут ужасала, ибо была непознаваема. Она творила и разрушала. Она суть тьма в начале и конце времен.
Немногие из людей могли напрямую обращаться к Нут. Большинству требовались узнаваемые божества. Верования, которых придерживалась Хельвин, гласили, что по смерти души людей и зверей попадают в Летний край Брейиды, где ожидают перерождения, но последователи Нут (ибо у той, как узнала Танфия из книг, в городе были свои жрицы) утверждали, что души умерших возвращаются во тьму чрева Нут, а находят они там забвение или новое рождение – то знает одна лишь Великая богиня.
Танфии, с ее неуемным любопытством, всегда интересно было, что думают о людских верованиях элир. Сами они вроде бы ни в каких богов не верили… а разве народ элир не мудрей и не древней человечества? Они сами как боги. Столько всего можно узнать, подумала Танфия, а я в этой глуши так и не узнаю. Самое малое, что она может сделать на Поврот – это заставить людей подумать. Хоть немного.
– У нас не было времени на репетиции, – выдавила она. – В прошлом году, когда мы ставили «Ференатский дуб», все хохотали на самых грустных местах, идиоты. Я могла бы вместо того почитать из «Царя жатв» Теотиса. Это поэма.
– Безбожно длинная и нудная, – уточнил Эвайн. – В качестве мести?
– Она в тысячу раз умнее всего, что можно услышать в Хаверейне, дядя.
– Там хотя бы можно послушать байки изо всех краев, – ответил тот.
Эодвит презрительно хохотнул.
– Если б в них был прок.
– О, слухи летают повсюду, – заметил Эвайн, отрезая кусок сыра и аккуратно укладывая его поверх яблок. – Лучше последнего я давно не слышал.
У Танфии екнуло под ложечкой.
– Дядя, а обязательно?..
– Что тут думать, не знаешь. Смотря в чьем пересказе услышишь, – продолжал Эвайн, не обращая на нее внимания. – Дело почти невероятное…
Танфия затаила дыхание. Имми отъедала от яблока крохотные кусочки.
– Говорят, царь повздорил из-за чего-то с сыном. Но мы вряд ли узнаем, что там было на самом деле, раньше, чем через полгода.
– И все? – облегченно вздохнула Танфия.
Эвайн воззрился на нее.
– А этого мало? Кто бы мог поверить, что царь поссорится со своим наследником? Но и это не все. Какие-то беспорядки в Парионе.
– А это еще как понимать? – поинтересовалась Эйния.
– Ну, одних послушать, так царь набирает войско. Собирает народ по деревням; кто говорит – горстки, кто – толпы. А другие толкуют, что это не по государеву указу делается, и вообще – послушайте! – не люди этим заняты. Так или иначе, а подумать над этим стоит.
– Эвайн! – Эйния предупреждающе подняла руку, но дядя перебил ее:
– И это приближается. Иначе слухи не долетели бы до Хаверейна.
Ферин глазел на дядюшку широко распахнутыми глазенками. Имми тихонько отложила ложку. Танфия молча бесилась. Услышать ту же байку от Эвайна было намного страшнее, чем от Руфрида, потому что дяде можно было верить.
– Раз это так невероятно, – резко оборвал брата Эодвит, – не повторяй этих сказок при моих детях.
– Ну извини, – обиженно буркнул Эвайн. – За что купил, за то продал.
Эйния вздохнула.
– Когда слишком спокойно, народ начинает выдумывать байки, чтобы себя развлечь. Вот и все.
– Никто нас не обидит, – сказал Эодвит, – но если что и случится, царь всех рассудит. Как всегда.
– За доброго царя Гарнелиса, – поднял тост Эвайн, и все домашние присоединились к нему.
Танфия покосилась на сестру, но та только пожала плечами, как бы говоря: «Не квохчи надо мной. Не маленькая, не боюсь». Но Танфии страхи сестры не казались детскими; скорее их источником было закрытое для других знание.
Эйния и Танфия заканчивали драить котлы, когда вся семья уже легла спать. Последние языки огня озаряли кухню сумрачным светом.
– Мама, – спросила Танфия, – а ты когда-нибудь видела элира?
С удивленным смешком Эйния оторвалась от работы и обернулась к дочери.
– Ну… да, бывало. А почему ты спрашиваешь?
– Просто интересно.
Танфия выглянула в ночь за окном. Мир вовне уютного домика казался пустым и диким, а ведь это был лишь уголок великого Сеферета, а Сеферет – лишь одним из царств Авентурии.
– Много лет назад, – проговорила Эйния, облокачиваясь о подоконник рядом с ней, – прежде, чем родились вы с Имми, мы с твоим отцом видели элирское шествие в лесу. Их были дюжины.
– Дюжины! – выдохнула Танфия.
– Ростом они были не выше нас, – мечтательно продолжала ее мать, – стройные и гибкие. Все они были в сером – только если вглядеться, это и не серый был вовсе, а все цвета разом, прекрасные такие, мягкие. Их свет был как бледное сияние, и он искрился, точно звездное небо. Они проводили какую-то церемонию. Закутанные в плащи фигуры, плывущие в ласковом свете…
– А что вы сделали?
Эйния хихикнула.
– Тихонько отошли, и как рванули оттуда!
– Вы… сбежали? Я бы осталась посмотреть!
– Едва ли, – строго оборвала ее мать. – Ты не понимаешь. Это было страшно. Потаенный Народ опасен. Они не злы, и не желают нам зла, покуда мы их не трогаем. Но они – опасны. Я порой видела других – так, мельком. А в чем дело, Танфия? Тебе тоже привелось?
Танфия примолкла.
– Я не уверена.
– Это не так странно, как тебе может показаться. Они ведь не сказки. Никто не подумает, что ты сошла с ума. Говорят, прежде сеферетцы были близки элир, и наши народы жили пообок. Границы миров были открыты, и каждый мог пересечь их, стоило пожелать.
– Откуда ты знаешь? – изумилась Танфия.
Глаза Эйнии затуманились.
– Да так, старая легенда.
– Но что изменилось с тех пор? Что случилось?
Ее мать повела плечами, будто коря себя за то, что открыла рот.
– Благая богиня, да я не знаю. Если этого нет в твоих исторических книжках, не понимаю, почему ты ждешь ответа от меня. Все вопросы спрашиваешь, да? – добавила она ласково.
Танфия грустно улыбнулась.
– У меня есть еще один. Мам, ты не помнишь, куда делось то зеркальце, что мне подарила бабушка Хельвин?
Эйния нахмурилась.
– Уже сколько лет его не видела. Думала, оно у тебя. А что, потерялось?
– Ох… найдется, наверное. Просто вспомнилось о нем сегодня.
Танфия понятия не имела, с чего начать рассказ об увиденном, и оттого промолчала. Эйния обняла дочь, и обе женщины глянули в окно, в ночь.
– А что другие? – спросила Танфия наконец.
– Другие?
– Этих ты не видала? Ты понимаешь, о ком я. Начинается на б…
– Молчи, Танфия! – перебила ее мать. – Нет, теперь их не увидишь. И никогда не произноси это слово! Говорили, они читают людские мысли. Что стоит их помянуть, и они явятся к тебе.
