Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

А в Жилейне запросто можно было влюбиться, во всяком случае, Орнольф был уже где-то близко к этому.

Непрошеным явился на ум Дигр, и холодок пробежал от горла в желудок.

Близко… но пересечь черту, отделяющую влюбленность от любви не получится.

А о Жирном Псе можно забыть. Не вспоминать и не видеть его больше никогда. Какой камень свалился с души! Орнольф привык чувствовать его тяжесть, а теперь привыкал жить без гнетущей ненависти на сердце, и ему это нравилось.

Жирный Пес не прошел последних испытаний, над ним не провели баст [5], и он не стал Гвинн Брэйрэ. Не потому, что Дигр оказался слабее Орнольфа, а потому, что так пожелал наставник Син. Обман? Да. Но в том, чтобы солгать Жирному Псу, нет ничего недостойного, да к тому же у наставника Сина свои, и очень странные представления о чести и бесчестье. А последние испытания – предел для многих. Их проходит едва ли пятая часть учеников Ниэв Эйд, и те, кто получает имя, становятся бессмертными братьями, а те, кто ломается, уходят к смертным. Без обид. Мудрецы и чародеи, отважные воины, предсказатели, жрецы, часто правители, они ведь не забывают науку Ниэв Эйд, они просто не обретают бессмертия… и многого другого, о чем не догадываются, потому что об этом им незачем знать.

К порогу испытаний Дигр и Орнольф подходили как равные, ненавидящие друг друга, и друг друга стоящие. А покинули Ниэв Эйд два разных человека. Один – конунг, боец и чародей, человек, к которому благосклонны боги. Второй – кровь от крови богов, и уже не человек.

Забыть о Дигре. И наконец-то начать звать его Хрольф, даже в мыслях. Потому что презирать и ненавидеть его теперь так же бессмысленно, как бессмысленно небу презирать и ненавидеть смертных.

…Темно-серые глаза Жилейне так близко, что становится неловко. Тепло, даже жарко и… нет, не по себе от такой близости.

– Я все слышу, – подает голос Хельг.

И Жилейне вспыхивает, отпрянув:

– Пойду поищу ягод.

Она грациозно поднимается, у нее красивая походка и красивое тело, и красивое, странное, тонкое лицо. Невозможно на нее насмотреться, не хочется отводить взгляд. А Хельг позволяет гадюке свернуться на своей груди и произносит в пространство:

– Не обижай ее, рыжий. Соври что-нибудь, скажи, что тебе нельзя жениться… – и, помолчав, спрашивает с несвойственной ему нерешительностью: – Она некрасивая, да?

– Очень красивая, – искренне отвечает Орнольф.

Хельг вытягивается на траве, закинув руки за голову, по-прежнему смотрит на солнце, и голос его задумчив:

– Никто не сватается к ней, даже как к дочке Старейшего. Мне кажется, они боятся ее.

«Что он видит? – думает, глядя на него Орнольф. – Как он видит? Что для него солнце? Пятно света в темноте, огненный шар или бледная тень, не имеющая ни формы, ни цвета?»

– Боятся не ее, – отвечает он медленно, – боятся тебя. И тут уж ничего не поделаешь.

Было в их красоте что-то нечеловеческое. Но нужно было увидеть Жилейне, чтобы разглядеть Хельга. И после с неприятным удивлением понять: близнецы похожи на фейри. Орнольфу приходилось видеть сидов , – не в тварном мире, конечно, а на Меже , – их пустые глаза и узкие лица наводили ужас, а тела были совершенны до полной нечеловечности. Злые твари, изгнанные из мира людей неведомой, но благой силой, сиды заморозили Межу холодом своего дыхания. И были они так жестоки, что даже те Гвинн Брэйрэ, чьи племена поклонялись чудовищам, а не богам, ужасались их.

И все же сиды были прекрасны.

Это признавали все.

Один взгляд на них способен был свести смертного с ума, лишить душевного покоя, поселить в сердце вечную, неизбывную тоску по недостижимому, невыразимому совершенству.

Во всяком случае, ничем кроме безумия нельзя было объяснить то, что в Ниэв Эйд Хельгу прощали все его выходки. И только старший наставник Син находил в себе силы хоть изредка наказывать паршивца.

А Жилейне не осознает своей красоты, дивной природной грации, прелести смешения мудрости и чистоты во взгляде. Она станет жрицей и, может быть, встретит человека, который сумеет оценить ее и с трепетной благодарностью примет доставшееся ему сокровище. Кого-нибудь из Гвинн Брэйрэ – запросто.

И Орнольф очень постарается сдержаться, чтобы не выбить из счастливчика саму мысль о сероглазой чародейке.

С какой радостью он позволил бы себе любить ее! Как противно было врать Хельгу, мол, дома, за морем, у него есть жена, бывшая пленница, и он не может обмануть ее. Хапту, значит, не может, а Хельга – запросто. Но ведь невозможно было сказать ему правду, сказать, что лица его и Жилейне сливаются перед глазами в одно – лицо сида с холодным пустым взглядом. И не понять: мужчина перед тобой или женщина, или в самом деле андрогин, воплотившийся в двух близнецах?

Чьи губы ищут твоего поцелуя? Брата? Сестры? Обоих вместе?..

И снова вспоминается Дигр, так и не ставший Гвинн Брэйрэ, но куда раньше Орнольфа сумевший разглядеть в диковатой красоте Хельга нечто выходящее за рамки человеческого понимания.

Впервые Орнольф побывал на земле Хельга сразу после баст. Новоиспеченный Гвинн Брэйрэ, получивший имя Касур, Бронзовый Молот Данов, твердо знающий, что гордиться принадлежностью к братству можно лишь в самых крайних случаях… и слегка ошарашенный тем, что малыш Эйни, оказывается, стал Гвинн Брэйрэ в первый месяц жизни. Хотя, казалось бы, мог догадаться, услышав, как он назвался Пауком.

Причем не просто Пауком, а Пауком Гвинн Брэйрэ.

Орнольф, разумеется, еще тогда понял, что Хельг в свои десять лет уже стал полноправным членом братства. Но, согласитесь, есть же разница между десятью годами и месяцем! В десять лет можно получить имя за какие-нибудь особые заслуги. Но как можно стать Гвинн Брэйрэ, не прожив и трех дюжин дней? Что ж, оказывается, можно, если ты такой, как Хельг. Особенный. Во всех смыслах – особенный.

Паук угадал с точностью до деталей: Син предложил Орнольфу стать наставником в Ниэв Эйд, клятвенно пообещав, что на долю Молота Данов достанет и подвигов, и чудовищ. Ну а о том, что героев хватает, а наставников для них всегда мало, Орнольф знал и сам. Конечно, он согласился.

И с огромным удовольствием убедился в том, что прав был в своих подозрениях относительно того, как именно учат в Ниэв Эйд. Наблюдая ветвящийся лабиринт открытых для учеников путей, Орнольф видел теперь, как из мальчишек, почти одинаковых в свои десять лет, создают Гвинн Брэйрэ. Таких разных, – куда более разных, чем обычные люди, – но связанных между собой нерушимыми узами крови. Такими они и выходили отсюда в мир, и все, от последнего подлеца до самого благородного воителя, от убийцы до поборника справедливости, Гвинн Брэйрэ были братьями друг для друга. Не всегда связывала их братская любовь – уж на то, как могут ненавидеть друг друга братья, Орнольф за свою жизнь насмотрелся досыта, – но обязательства и кровь были сильнее любых чувств, не важно, добрых или злых.

И уже не нужно было спрашивать у Сина, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ, как Жирный Пес, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ, как песья свора? Нужны. Чтобы убивать там, где остановится в нерешительности Паук, где не поднимется рука Молота Данов.

И еще с легкой усмешкой смотрел Орнольф на маленького слепца, скользящего своей легкой походкой к тому будущему, которое готовили ему наставники Ниэв Эйд, на маленького самоуверенного бойца, твердо знающего, что он сам выбирает свою дорогу. Из него делали правителя, из упрямого калеки со скверным характером и колючей душой осторожно и мягко, опытной рукой скульптора удаляя все наносное, ваяли конунга, кунигаса… князя. В своих землях Хельг будет зваться Старейшим. Но Син смотрел дальше, далеко вперед видели его бесстрастные узкие глаза, и Орнольф, который мало кого боялся, не решился бы спросить у старшего наставника, какое же будущее видит он для Паука? И еще… что случалось с прежними бессмертными правителями, точно так же искусно и безошибочно созданными в Ниэв Эйд? Ведь Эйни не был первым учеником Сина. Что бы ни болтали об этом, старший наставник не зря назывался наставником.