Дарующая жизнь (СИ) - Воронина Тамара (читаем книги .TXT) 📗
– И почему мне их не жалко? – вопросил шут. – А тебе, Лена?
– Не жалко. Почему ты думаешь, что я буду жалеть убийц?
Лена поймала себя на том, что гладит макушку, по которой совсем недавно стукнула, а шут только что не мурлычет.
– Если б я сейчас пошел мстить, ты б меня остановила, – усмехнулся Маркус. – А за старое не судишь, верно?
– А кто я, чтобы судить? – рассердилась Лена. – Вы вообще что из меня сделать решили? Я самая нормальная баба, ничего во мне нет особенного – ни чистоты, ни доброты. Просто я пришла из другого времени, у меня привычки другие, взгляды другие.
Шут перевернулся и обхватил ее обеими руками.
– Тихо! Разбушевалась! Мне все равно, откуда ты пришла. Понятно? Я вижу тебя здесь и сейчас. И вижу, чем ты отличаешься… ну хотя бы от нас с Маркусом, от Родага, от Рины…
– Трудно от нее отличаться! – засмеялся Маркус. – Вот ведь стервозная баба, а? Я никак не могу понять, как ты сумел с ней… ну… это…
– С трудом, – признался шут. – Думал, и вовсе опозорюсь, а ничего, зажмурился покрепче. Тело-то у нее ладное… И больно уж хотелось почитать Хроники былого… Так хотелось…
– Что ты их под собой вместо королевы представлял, – серьезно подсказал Проводник. Грубая шутка почему-то насмешила их всех.
Проснулась Лена довольно поздно. Рядом тихонько дышал шут, прижавшись к ней всем телом и отчаянно дрожа: под одеяло он так и не забрался, в комнате было промозгло, несмотря на лето, а он был в одной рубашке. Маркус, предусмотрительно не снявший куртки, спал в кресле, свесив голову, и даже не храпел. Лена разбудила шута, и он, покосившись в сторону Проводника, немедленно полез к ней с поцелуями, легкими и такими нежными, что настроение у Лены чуточку улучшилось.
– Над вами воздух искрит, – сообщил Маркус. – Может, я все-таки выйду? Или вам уже все равно.
Лена, забывшая о его присутствии, покраснела так, что щекам стало больно. Шут засмеялся и соскочил с кровати.
– Завидно?
– А то!
Лена залезла под одеяло с головой. Так стыдно ей не было с раннего детства, когда он воровала халву из вазочки, а бабушка ее застукала и долго пугала, что непременно расскажет родителям. Шут начал с нее одеяло стягивать, она не давала, вцепилась изо всех сил, даже пальцы заболели, но он дернул посильнее и, конечно, справился. Оказалось, это был вовсе не шут, а Маркус.
– Перестань, а? – попросил он. – Я ж не со зла… Ну представь себе, что я твой дедушка…
– Пра-пра, – уточнил шут. – Лена, похоже, у нас и правда нравы проще. Ну что уж тут такого, что я тебя целовал, а он это видел? Ему же хуже. Не волнуйся, я бы дальше поцелуев не зашел. Но ты спросонья такая милая, что я удержаться просто не мог. Ну прости, а? Ну ничего же страшного? Он и так знает, что мы с тобой не только книжки обсуждаем, а еще иногда и целуемся! И вообще, он во всем виноват! Он нас свел, да так, что теперь никто развести и не сможет. А завидно ему? Ну я сейчас и его поцелую! Жалко мне, что ли?
Маркус шарахнулся, а шут, вытянув губы трубочкой, начал гоняться за ним по всей комнате, пока не выгнал в гостиную и не стукнулся носом о дверь, которую Маркус захлопнул прямо перед ним.
– Ну вот. Пострадал ни за что! Совершенно не эльфийский нос – длинный слишком, – трагическим шепотом возгласил он, прошелся колесом до кровати и приземлился на колени, прижав руки к сердцу. – Прости! Если не простишь, я буду рыдать! И биться головой об пол! – Он осторожно стукнулся лбом об пол и передумал: – Нет, биться не буду. Только рыдать. Но громко и горько, чтобы всем стало ясно, какая ты жестокосердная!
Паясничал он еще долго, пока наконец не насмешил Лену, а тогда, удовлетворенно кивнув, скрылся за дверью. Лена умылась (от нового куска мыла пахло тысячелистником, а этот запах Лене нравится больше, чем токсикоману клей), почистила зубы (зубные щетки здесь были точно такие же, как дома, только с деревянными ручками, а паста хранилась в баночках, а не в тюбиках, была чуть-чуть пожиже и намного нежнее, а уж вкуснее – хоть ложкой ешь), причесалась деревянной расческой с надписью «На память о Сайбии» (смех и грех, такие же расчески продавались в Новосибирске, и написано на них было, и почему-то по-английски, «Из Сибири с любовью») и начала натягивать платье. Зеленое эльфийское. Почему-то захотелось надеть именно его, а на нем пуговицы были сзади, и одеваться самой было истинным мучением. Лена уж подумала, не позвать ли шута, но чьи-то руки вдруг коснулись ее спины. Лена взвизгнула – в комнату немедленно влетел Маркус с обнаженным мечом и шут с готовностью убивать в глазах.
– Тьфу на тебя, Владыка! – красочно выразился шут. – Зачем ты ее пугаешь?
– Мне и в голову не приходило, что Светлая может не почувствовать открытия прохода, – несколько виновато произнес Лиасс. – Но позволь мне помочь тебе, Аиллена.
– Обойдешься, – отстранил его шут. – Сам справлюсь. Лена, вообще-то уже дело к полудню. Так что он не виноват. Не подумал, что мы тут испереживались и ночь не спали. Да не дергайся ты, дай все застегну. Вот зачем, спрашивается, сто пуговиц на одно платье?
– Чтобы снимать было приятнее, – пожал плечами Лиасс, – и не говори мне, что тебе это не нравится – все равно не поверю.
Он был еще бледнее и утомленнее, чем вчера. Маркус принюхался.
– Да ты ранен, Владыка? Пахнет кровью.
– Не опасно. Проход – не Пути, здесь кровь ничего не значит.
– Чего ж не исцелили? – озаботился шут.
– Целители тратят силу только на тяжелораненых, – объяснил эльф. – Безнадежным дают спокойно умереть, а тем, кто ранен легко, оказывают помощь лекари. Почему для меня должны делать исключение?
– Ты нужен им живым больше, чем кто-то другой.
– А от таких ран не умирают. – Лиасс снял куртку и закатал рукав рубашки. Бинт на предплечье был запятнан кровью. Эльф несколько раз сжал кулак, демонстрируя, что рана несерьезная. – Стрела пробила мякоть. Пустяк, Проводник не даст соврать.
– Пустяк, – согласился Маркус. – А что ты делал там, куда долетают стрелы? У тебя лучники закончились?
– Я маг, – коротко ответил эльф, и мужчины замолчали, словно силились вообразить, какие же разрушения может принести врагам маг в авангарде. Лена повернулась было к кровати, чтобы заправить, но шут оттеснил ее и ловко, по-солдатски, пригладил одеяло и набросил сверху шелковое покрывало. Вообще ничего делать не дают!
Лиасс надел куртку, не стал ее застегивать и без разрешения опустился в кресло. Лена протянула ему руку, и он с благодарностью приник к ней губами, словно пил ее силу, как воду из ручья. Без стука ворвался Родаг. Он, конечно, здесь у себя дома, однако вламываться в комнату женщины все равно неприлично. И как хорошо, что шут успел застегнуть все сто пуговиц, которых на самом деле было двадцать. Лиасс встал и поклонился. А Лена не стала – из вредности. Чтоб стучался.
– Я не знаю, во что это выльется, – без предисловий начал король, – во что вы меня втравили, но я даю тебе свое согласие, Владыка эльфов. Ты можешь привести в Сайбию свой народ. Непременное условие – клятва верности. Остальное… остальное решим. Я полагаю, сейчас не до дипломатии, времени в обрез. Как ты можешь определить место, где открыть проход для всех?
– Я оставлю здесь мага… с твоего позволения. На нужном месте он даст мне сигнал. Когда мы можем начать?
– Я думаю, завтра утром. Мои маги не умеют так сразу… открывать проход в неизвестное место. Им требуется время. Когда ты пришлешь своего?
– Сейчас.
Лиасс провел черту в воздухе и с заметным усилием раздвинул ее, что-то сказал, и в комнату скользнул молодой эльф с пронзительно-зелеными глазами. Ответив Лиассу на странном, больше похожем на песню, языке, он поклонился вслед Владыке, потом опустился на одно колено перед Родагом.
– Мое имя Сим. Ты можешь располагать мной по своему усмотрению, король людей.
Родаг посмотрел на него с забавным выражением лица: так ребенок смотрит на непонятный предмет, который очень хочется потрогать, хотя мама и не велела, слегка нахмурился и пробормотал:
