Завещание предков (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович (книги бесплатно .txt) 📗
— Скажи, боярин, пойдёшь служить к отцу?
Вот оно. Долго же решался сказать это мне княжич. Кем мне предложат стать, сотником, тысяцким, воеводой? Но общее командование останется за князем, а это сразу свяжет руки. Даже ещё летом отказался бы, в любом случае. Присоединиться к общему войску — сразу поставить крест на дружине, которая в первом же бою с монголами поляжет от устаревших методов ведения боя. Как же это знакомо, господи! Во все времена Россия догоняла всех и училась на своих ошибках стоя по колено в своей же крови. Нет, я не хочу загубить то, что задумал. Конечно, рано или поздно столкнуться с монголами напрямую придется, но до этого я отдавлю Батыю все мозоли, отбивая полон и уничтожая обозы. Так что мой ответ — нет.
— Передай Великому князю моё почтение и признание. Я не могу принять его предложение. Пусть не держит зла и не таит обиду.
Владимир Юрьевич пристально посмотрел на меня и кивнул:
— Что ж, Бог тебе судья.
Да, Бог мне судья. Но по-другому нельзя. А на душе стало погано.
Всю ночь снились лица убитых на Буевом поле, и Илья Горин опять умирал у меня на глазах, а я кричал ему: «Прости».
Утром поднялся весь разбитый.
После молебна, выехали провожать наших пионеров. В отряд входили братья Варнавины, бояре Бравый, Стастин и Бедата, все со своими холопами. Вместе с ними отправлялись тридцать мужиков с инструментами. До реки ехали молча. Княжеский струг и ладья стояли рядом. Пока заводили на ладью лошадей, сказал напоследок боярину Бедате:
— Иван Григорьевич, значит, как и говорили — высаживают вас за версту от Городца, что на Оке стоит, и уходите строго на прикол-звезду. Пройдёте около ста вёрст и ищете место для первой стоянки. Потом, как найдёте, смотрите место для второй, дальше на пятьдесят вёрст. Главное чтоб места глухие были. По возможности покупайте сено. И не забывайте метки оставлять, чтоб вас потом найти. Удачи и храни вас Господь.
— Все будет хорошо, Володимир Иванович.
Княжич, стоя у сходен, что-то говорил Дорофею Семеновичу. Я подошел попрощаться.
— Передай отцу всё, что я тебе говорил. Всё передай. Пусть не медлит и собирает большую рать. Не стоит надеяться на милость врага, поганые не такие, они жестокие. Мы для них — рабы. И… и если станет совсем худо — я приду. И ещё, — я посмотрел в глаза княжича, — береги себя.
Владимир Юрьевич вбежал на струг и уже на нем поднял руку в прощальном жесте. Ладья уже отплыла на середину русла, но легкий струг быстро нагнал её. На мое плечо легла рука. Рядом стоял дед Матвей.
— Вот и всё, Володя, назад пути нет. Делай, что должен и будь что будет.
— Ты прав, Матвей Власович, делай, что должен. — Дорофей Семёнович устало вздохнул и сказал:
— Поехали, бояре, у нас полно дел.
Как же трудно ждать. Тянущееся время убивается делами, но в мгновения, когда дела сделаны, чувствуешь опять, что часы как будто замерли. Раздражает зависимость от погоды. Ведь никуда не денешься, а ждать ледостава придётся. Для дружины, больше пяти сотен и огромного обоза, нужны замерзшие реки, которые и есть в этом времени главными дорогами. Иначе добираться придется очень долго. Как назло, стояли теплые дни. Погода словно смеялась — по утрам легкий морозец, который только и мог заморозить небольшие лужи, а днем солнце растапливало лед.
Дни стали похожи один на другой. С утра, после заутренней, неизменная тренировка, на которую стало приходить множество ратников, в основном молодых. Но и других хватало. В эти часы крепость наполнялась оглушительным треском тренировочных деревянных сабель и мечей, а стаи галок до вечера покидали привычные места. Братья Борзовы на утренних тренировках стали завсегдатаями и принимали участие наравне со всеми. После завтрака занимались отработкой построения каре. Выезжать из крепости не стали, на поле место есть, но все как на ладони, и везде лишние глаза. Решили просто — строить каре вокруг храма, чем вызвали ворчание настоятеля. Но святой отец занятия он не запретил, наоборот, на каждое построение стал выходить и крестить ратников, которые при этом не могли вставать к нему спиной. Еле его уговорили… не мешать.
Дорофей Семёнович на каждой отработке построения задавал вопросы, а мы с Кубиным ему поясняли все моменты. После обеда небольшой перерыв и стрельба из лука, за ней опять тренировка до темноты. И так каждый раз. В один из дней к крепости пригнали небольшой табун лошадей и казна значительно похудела. Заводных у нас хватало, но тягловых, для саней, как раз не было. На Покров снегу выпало много, но я ему был не так рад как серьёзному морозу, что ударил через два дня. Реку сразу затянуло пока ещё тонким льдом. С этого дня началась подготовка к выходу. Распорядок дня дополнился проверками запасов продуктов, снаряжения, саней и прочего.
Свою угрозу нерадивым часовым я выполнил, поговорив с Дорофеем Семёновичем и Кубиным, одновременно убив двух зайцев — организовал занятие для деда Матвея и повысил профуровень местной охраны. Теперь ратники на стенах и на башнях служили, как положено. Даже досмотр грузов провозимых в телегах, которого до этого и не делали, стал проводиться, на что Дорофей Семёнович смотрел весьма положительно, чего нельзя сказать о хозяевах грузов.
Каждый день проверялась толщина льда, приближая наш выход. Наконец день настал. Получив на молебне благословление и горячо попрощавшись с Дорофеем Семёновичем, дружина спустилась с холма на Окский лед.
Господи, благослови и защити!
Лошади шли наметом, взрывая снег и пересекая многочисленные следы, оставленные поисковыми отрядами степняков. Дозорные, ехавшие впереди, подали сигнал, и бояре свернули с поля. Двадцатка всадников, переждав в небольшом овраге прохождения большого отряда монгол, вылетела из-за кустарника и быстро пересекла открытое пространство. Далее, прижимаясь к краю леса, ратники проехали до высокого холма.
— Здесь, Володимир Иванович.
Я глянул на маленькие фигурки дозорных, умчавшихся вперёд, кивнул Николаю Варнавину и направил лошадь на холм. Вслед за мной на вершину въехали остальные бояре.
— Господи, спаси и сохрани!
— Прими, Господи, души рабов твоих!
Мрачная картина горящего города развернулась перед нами.
Рязань горела. Дым, черным толстым столбом поднимался к облакам. Ветер гнал его прямо на нас, и среди редких снежинок иногда подал пепел. Не сдавшийся врагу город сожжен, все защитники его уничтожены и рассеяны. Большая часть русской рати была отрезана от города и была вынуждена отступить в леса. Мы поэтому и сделали большой крюк, обходя город, в надежде встретить отступающих. Но не судьба — по пути встречались только стаи легкой конницы, выпущенной Батыем на поиски ушедших русских ратников.
Скрипя зубами от бессилия, мы смотрели на агонию деревянного града. Треск пожара доносился до нас, хотя холм на котором мы стояли, находился довольно далеко от Рязани.
Все словно одеревенели, глядя на огромный пожар. Кто-то потрясенно произнёс:
— Вот так они и Китеж сожгли. Адово племя! Прости меня, Господи.
— Да.
— Гляньте, бояре, поганые как реки текут. Тьма, много тьмы их там.
Вдали, почти рядом с горящим городом, перемещались массы монгольского войска. В этом сумбуре, казалось, никакого порядка нет и иногда, действительно, поток конников превращался в серую реку. Но порядок там все же был. Наверняка от монгольского стана во все стороны уходят поисковые отряды легкой конницы, на манер тех, от которых нам приходилось укрываться в оврагах и в зарослях кустов.
Хотелось выругаться по-черному. Выстроить матом большую башню. В груди стоял горький ком, и не терпелось выместить всю злость. Правы, черт возьми, был дед Матвей и Кулибин. История уже записана несмываемыми чернилами, и хоть ты тресни — ничего не изменить. Но…
Но я не отступлю. И не тресну. Трещать будут головы тех, кто пришел с огнем и мечом.
— Боярин, дозорные!
От леса, который острым клином упирался в холм, скакали дозорные, и я уже видел причину. С другой стороны лесного клина проходило русло маленькой речки, которая огибала холм и уходила в густоту лесного массива. По самому руслу, плотным строем, шла легкая монгольская конница, сверху похожая на длинного серого червя.
