Первый отряд. Истина - Старобинец Анна Альфредовна (список книг txt) 📗
— Я перегрызу тебе глотку. — Его верхняя губа ползет вверх. Не сейчас, так потом.
Он шагает прочь. Куда-то к реке. Потом вдруг останавливается. Он говорит:
— Эрвин! А помнишь сказку? Ну, где Герда и Кай?
Тот, второй, которого я не узнала, который чуть не завыл, который хотел меня защитить, который сейчас остается со мной, он чуть заметно кивает.
— Да, я помню.
— Так вот это она, — указывает Эрик рукой на меня. — Не узнаешь? Это Герда. Теплая, жалкая… Соблазн для таких, как мы. Для детей Люцифера… Это она. Беги от нее. Она накормит тебя сосисками! Она не даст тебе выложить вечность из кубиков льда…
Эрвин смеется:
— Ты знаешь, а я ведь люблю сосиски…
Его двойник понуро скрывается в камышах.
— …И не люблю вечность! — Он обнимает меня.
Я, наверное, должна что-то чувствовать. Что-то хорошее.
Но я деревянная. Я пустая. Мне все равно. С тем же успехом он мог бы обнять сухое полено.
Он шепчет мне на ухо:
Все наладится, главное — не делать ошибок. Как твой учитель, этот Подбельский. Он убил Йегера и даже не потрудился уйти. Зачем? Чего он добился? Международного скандала, и только. А Йегера сменят другие, такие же. Их ведь много. Их много, Ника. С ними нужно бороться не так. Нужно идти официальным путем. Собрать документы, доказательства, улики…
— Зинаида Ткачева уже пошла официальным путем. — Я с удивлением слышу свой собственный голос. Он звучит так, будто я разговариваю во сне. Монотонно и глухо.
— Теперь все изменится! — Эрвин, напротив, необычайно воодушевлен. — Теперь все будет совсем по-другому. Я помогу тебе. Я буду на твоей стороне. Мы не допустим войны…
— Примирение, — говорю я, все так же сонно. — Надя Русланова. Она придет на ту сторону.
— Не придет! И мы не пойдем туда. Это ловушка! Это конец, поверь! Нам не надо туда идти!
— Она придет. Мы пойдем. Считай, что это мое третье желание. Которое ты мне задолжал…
— Не надо!
— Надо. — Мне вдруг становится скучно. — Но сначала нужно поспать…
Он берет меня на руки. Как ребенка. Он несет меня в дом. Он говорит мне:
— Давай останемся, Ника. Пожалуйста… Я не хочу умирать. Он говорит:
— Давай поженимся, хочешь? А хочешь, я тебя увезу? И мы всегда будем вместе?..
Он кладет меня на кровать. На какую-то долю секунды его возбужденный лепет проникает внутрь моего тумана. Внутрь пузыря пустоты, в котором я тихо дремала весь день. В какой-то момент мне действительно хочется согласиться. Сказать ему «да». Увези, и женись, и избавь — но тени… Голодные тени, сидящие, кто на чем, словно в ожидании спектакля, капризные тени, пришедшие сегодня меня навестить, — они поднимаются, они бьются, как бабочки, в мой пузырь пустоты. Они облепляют его, мне не видно их лиц, но я помню их лица. Цыганка и Клоун. Рыжий и Жирная. И Немой. И моя сестра. И все они такие счастливые… И еще Данилов, он выстукивает на бубне Speak softly love. И еще Амиго. Он ныряет в кольцо из огня и тумана. И кричит: «до свидания». И не возвращается никогда…
— …До свиданья, друг мой, безруки, без слова, не грусти и не печаль бровей…
— Красивое стихотворение. Но почему друг хочет грустить? Иго друг — он ведь скоро вернется…
— Он не вернется, Амиго.
— Почему? Он же говорит «до свидания». Значит, «до встречи». Значит, он скоро придет.
— Нет. На самом деле он уйдет навсегда. Он умрет.
— Что значит «умрет»?
— Его больше не будет.
— А кто будет?
— Никого, Амиго.
— Друг — это ведь я. Это Амиго. Про меня стихотворение, да?..
— Красивое стихотворение, — говорит Эрвин. Я рассказала тебе стихотворение?
— Да, только что. Ты разве не помнишь?
— Нет, это, наверное, во сне…
— Странно. — Он хмурится. — Кто-нибудь рассказывал тебе это стихотворение недавно?
— Какая разница.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
«Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут…»
«Аушвиц больше подходит для проведения подобных испытаний, чем Дахау, так как климат в Аушвице несколько холоднее, а также потому, что в этом лагере опыты будут меньше привлекать внимания ввиду его большей площади (испытуемые громко кричат при замораживании)».
1
Чернильное озеро в каменном кольце гор густо сочится туманом — как будто там, глубоко под землей, кто-то развел походный костер и теперь варит уху из песка и ила, каракатиц, ракой и рыб в высоком котле с рваными осыпающимися краями.
Несмотря на увечье, беспалый ловко управляется с веслами.
не человек, не дух и не демон
Он гребет ритмично, как автомат, и скрип весел в уключинах словно бы исходит из него самого.
какой-то слегка изувеченный механизм…
Ника и старуха Ткачева сидят на носу лодки. У их ног валяется катана в черном чехле. И еще большая канистра с чем-то темным. У Ники в руке овальный бубен, обтянутый кожей оленя. ()на смотрит на скалы, на гигантский отпечаток человеческой фигуры в камнях. Который выглядит так, словно кто-то большой и усталый, кто-то пришедший издалека, кто-то, для кого камни все равно, что мягкая глина, — словно этот кто-то прислонился к скале отдохнуть. А потом пошел дальше. Варить свою уху из тумана…
Близнецы — на корме. Они смотрят не на скалы, а выше, и в четырех одинаково синих глазах отражаются четыре одинаково круглые луны.
Все молчат. Беспалый выгребает на середину Сейдозера и говорит:
— Дальше пешком.
Он поднимает канистру и отвинчивает от нее крышку.
Протягивает канистру Нике. И говорит:
— Тут клюквенный сок.
Она берет канистру. Она почему-то знает, что делать. Чтобы не испугать духов, чтобы их обмануть, чтобы духи не поняли, что к ним проникли живые… Она выливает часть сока себе на лицо. Себе на одежду. Передает канистру дальше — чтобы то же самое сделали близнецы и Ткачева…
Они тихо покачиваются в лодке — четыре окровавленных человека и их проводник. Потом Ника встает на ноги и стягивает с себя майку. Близнецы смотрят на ее грудь двумя парами синих, голодных глаз. Они сидят, плотно прижавшись друг к другу. Их пепельные кудри, их пепельные лица в темно-красных потеках. Они похожи на раненого двухголового волка.
— Не смотри на меня, Оборотень.
Они синхронно закрывают глаза.
Она снимает с себя всю одежду, она знает: для настоящего обряда нойд раздевается полностью. Она бьет в бубен — она знает: главное, это чтобы был ритм, и не важно, какая песня… Та-та-та- та-та-та-та-та-та-та-та-та…
Speak softly, love, so no one hears us but the shy
Она бьет в бубен. Она прикрывает глаза.
The vows of love we make will live until we die
Она видит, как Оборотень разрывается надвое, и один остается сидеть, а другой косо падает вперед, на дно лодки. Она видит на три четверти наполненный шприц в руке у того, второго. Он встает в полный рост, он идет, раскачивая лодку, вперед. Он подходит к Ткачевой и говорит:
— Закатайте рукав.
— Что это?
— Волшебный раствор. В свое время вы были с ним неплохо знакомы…
Старуха закатывает рукав кофты. Ее рука крупно дрожит. Он вонзает иглу в старческую вспухшую вену. Старуха закрывает глаза. Улыбается уголком рта, потом оседает, кладет голову на облупившийся деревянный борт лодки…