Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Или на то, что ему край как нужно королевича найти. — Ввернула я. — А король-батюшка, по всему выходит, вскоре собирается своего сына в кремль вернуть? Раз ты норвинов под замок согласился упрятать, выходит, та тайна прошлогодним яблоком скоро станет?
Он глянул на меня со строгим прищуром.
— Не болтала бы ты, Триша, о том, что не твоего ума дело.
— Не буду. — Послушно согласилась я.
Он чуть слышно вздохнул.
— Как, говоришь, звали ту травницу, что привел цорсельский посол?
— Кулеша.
— Кулеша. — Задумчиво сказал Ерша. — Нет, не упомню такой. Ничего, найдем.
Когда из-за деревьев показалась изба, Ерша зачем-то остановился, придержал меня за рукав, негромко свистнул.
На прогалину из лесной чащи тут же выступило несколько королевских жильцов — в темно-зеленых полукафтаньях, пехом, без коней. Морды разбойничьи на этот раз без ухмылок, глаза вприщур, мечи наголо, в руках наизготовку.
Прямо как с ратью воевать собрались, аники-воины, подумала я. Едва успела язык прикусить, чтобы вслух этого не сказать.
— Успеш! — Приказал тем временем Ерша, не глядя на меня. — Девицу довезите до Воротной площади, на сходе оставьте, в кремль пусть зайдет сама, без поношения чести.
Я его перебила:
— Мне бы сначала Аранию забрать, из Олгарской слободки.
— За ней мои люди заедут. — Нетерпеливо сказал Ерша, не спуская глаз с избушки.
И собрался было уйти, но я поймала его за полу одежды. Недлинное оно, полукафтанье-то, за край ловится легко, даже увечной рукой.
Он оглянулся.
— От тебя, я вижу, не отвяжешься. Ещё какую тайну вспомнила?
— Арания меня ждет, а не жильцов твоих. Если за ней кто чужой придет, может и не выйти.
— Опасается, значит? Ладно, постой там, под деревьями. — Ерша глянул на мою увечную руку, сжимавшую полу.
А потом посмотрел мне в глаза — с жалостью. Рука моя тут же разжалась.
— Успеш, придержи госпожу Тришу в сторонке.
Один из жильцов, уже успевший подойти ко мне, потянул за локоть. На лицо он казался постарше прочих, на меня смотрел открыто, добродушно. Мы отошли, встали в двух десятках шагов от остальных. Прочие жильцы сбились в кучу, замерли, поглядывая на избу и перебрасываясь тихими словами. Мечи, как я заметила, никто в ножны так и не вложил.
То, чего следует ждать, я примерно знала. Ерша из избы вышел не сразу, зато выходя, дверь раскрыл пинком. Та ударилась об стенку и тут же скосоротилась. Видать, лопнула одна из кожаных петель, державших её.
— Случилось что, Ерша Нетужевич? — Спросил жилец по имени Успеш, когда Ерша подлетел ко мне.
Тот глянул на него молча, кивнул на жильцов, стоявших в сторонке — и Успеш торопливо зашагал прочь. Ерша схватил меня за руку, потащил в лес. Я за ним полубежала, полупрыгала — курносый шел, не разбирая дороги. Ему что, у него ноги подлинней моих, он одним махом через поваленные лесины перешагивал. А у меня ещё и подол платья за все цеплялся.
Хорошо хоть ушли недалеко. На первой же прогалине среди лесной чащи курносый встал, развернулся ко мне, глянул глазами, в которых голубизна сверкала серым.
— Зачем врала?
— Это ты про то, что легед обещалась заплатить не я, а Арания? — Догадливо спросила я. — А тебе не все ли равно? Есть ли разница, какая из дочек Морисланы посулила деньги норвинам — старшая или младшая?
— Разница всегда есть. Потому как королю я буду докладывать, исходя из слов старшей. — Процедил сквозь зубы курносый. — А она, судя по всему, ко лжи приучена. Ох, смотри, саможорихи у королевской травницы много, на всех хватит.
Тут он зарвался малёха, и я его на место поставила:
— Ты, господин Ерша, про цорсельцев-то не забывай. Чтобы их в ловушку заманить, я вам нужна в добром здравии. Так что про саможориху забудь. И не гневи меня понапрасну хулами да карами. Так-то я кроткая, но когда мне раз за разом грозят, я ведь и озлиться могу.
— Да ну? — Ответил он. Брови вскинул, так что весь лоб морщинами пошел. — И что ж сделаешь, озлившись?
И не понять было, то ли он грозил, то ли насмехался. Я зубы сжала. Чай, будь я красавицей, не шутковал бы так.
Однако мысли мыслями, а Ерша на меня пялился, глазами сверкал, ответа ждал. Я руку вскинула, указала ему за спину.
— Вон видишь, травка малая, каждый лист как звезда на четыре луча? Крумша это. Особого вреда от неё нет, но если свежий лист в руках подержать, лицо да руки враз пойдут красными пятнами. И на почесуху весь изойдешься, седьмицу так промаешься. На коней крумша тоже действует. А листик от той травки я могу по-всякому использовать — или за шиворот тебе засунуть, или под потник коню подложить.
— Грозишь? — Сурово спросил он.
Я ответила в точности, как сам он до этого:
— Мечтаю.
А поскольку Ерша все не унимался, стоял да глазами на меня сверкал, указала ему на небо, уже красневшее с одного краю от закатного зарева:
— Не пора ли поспешать, господин Ерша? Тебе, я смотрю, болтать нравится, однако мне-то с Аранией до ночи надо вернуться в кремль. Соврала я потому, что не хотела сразу все выкладывать. Понемногу и правду легче вынести, и ложь простить. А вывали я все сразу, ты, может, и не простил бы. Сейчас только об одном прошу — заступись ты за Аранию, пусть все думают, что это я норвинов наняла. Младшая она, глупая, ей ещё и семнадцати нет. Больно уж молода девка.
Ерша вдруг стиснул губы, но углы рта задрожали, словно он пытался смех внутри удержать. Бросил неспешно:
— Сказала старуха.
— Какая ни на есть, а старшая. — Строго поправила я его. — Опять же госпожа матушка, умирая, просила меня за Аранией приглядеть. Пусть все будет, как я сказала.
— Просишь меня наврать королю?
Я кивнула. Успокоила:
— Так ведь напрямую можно и не врать. Скажешь — старшая, мол, подговорила младшую. А та, дура-девка, сделала, как ей Тришка сказала, не понимаючи.
Он нехотя, но кивнул. Предупредил:
— Должна останешься. И настанет день, когда я тот должок с тебя стребую. Или тайной услугой травницкой, или ещё чем.
— Мы, шатрокские, от своих долгов не отказываемся. — Заявила я.
— Приходи, как будет нужда, помогу чем смогу.
И губу прикусила, от думки горькой. Будь я на лицо покрасивше, трижды бы подумала, прежде чем такие слова говорить. А так — уродство сторожит лучше всякого сторожа.
От избушки мы уехали втроем — я на коне одного из жильцов, Ерша и жилец Успеш. Прочие остались сторожить Сокуга и вареского посла. В кремль они должны были вернуться только после заката, когда Ерша пришлет телегу для изувеченного Лютека.
До Олгарской слободки мы доскакали быстро, правда, я за ту быстроту поплатилась отбитой об седло сидушкой. И натертыми ногами. Одна радость — сзади, на попоне, у меня были приторочены вязки трав, те самые семицвет и трясица, что не пригодились господину Лютеку. Вместе с ними я скрутила остатки живолиста, пустив в дело выданную Успешем веревку.
На въезде в слободку дорогу нам опять перегородили ворота. Я уж собиралась, как Арания, прокричать «Кэмеш-Бури!» — но тут Ерша, скакавший следом за мной, вдруг рявкнул:
— Слово и дело!
И тяжелые створки, дрогнув, поползли в стороны.
В ворота Берсуга я стукнула сама. Сказала выглянувшему олгару в стальной рубахе:
— Подобру тебе, господин олгар. Передай госпоже Арании, что за ней приехала Триша Ирдраар.
— Заходи давай. — Предложил было ратник. Даже рукой махнул, приглашая войти.
Но Ерша из-за моей спины отозвался:
— Ничего, мы тут постоим. А ты передай, чтобы норвин Рогор вышел вместе с госпожой Аранией. Разговор к нему есть. Важный.
Олгар скользнул по нему взглядом, переменился в лице и исчез. Потом началось ожидание. Раздались шаги, где-то заржал конь. Первым из ворот выглянул сам хозяин, Алтын Берсуг.
Тут Ерша проявил вежество и сказал довольно почтительно:
— Подобру тебе, великий господин Алтын.
Верч оглядел всех нас троих прищуренным глазом. Задержал взгляд на мне, спросил:
