И аз воздам (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Когда от неподвижного тела донесся тихий прерывистый вздох, Курт вздрогнул, непроизвольно подавшись вперед, вслушиваясь в дыхание ведьмы и всматриваясь в ее лицо. Веки Нессель подрагивали, точно у спящего ребенка, которому снится, как он с приятелями гоняет щенка по двору, челюсти сжались до отчетливого противного скрипа, кожа побледнела, словно у смертельно больной, а вокруг губ, казалось, проступили голубоватые пятна…
Курт поднялся с табурета, приблизившись и присев перед наполненной бадьей на корточки, почувствовав, как щек коснулась прохлада, будто из жаркого лета он вдруг шагнул на стылую осеннюю улицу. Он склонился ближе, ощущая, как холод проникает глубже, растекаясь по спине и пробираясь в самое нутро, и увидел, как каждый выдох обращается полупрозрачными облачками пара; поверхность воды вокруг лежащего в ней тела покрылась тонкими, крохотными ледяными кристалликами. Нессель шевельнулась, разламывая мелкую ледяную корку, и снова вздохнула — глубоко, рвано, будто кто-то держал ее за горло, не давая воздуху проникать в легкие.
«Я могу выглядеть странно»…
Это и есть — странно? И что ему делать? Оставить все как есть? Потребовать кипятка и разбавить эту морозную воду? Вытащить ведьму из нее? Разбудить?
«Не пытайся привести меня в чувство или сделать что-то еще»…
— Зараза… — пробормотал Курт растерянно и зло, мучительно желая сделать хоть что-то и раздражаясь от того, что сделать ничего нельзя.
Он сдернул перчатки, приложил ладони к щекам Нессель и поджал губы, почувствовав под кожей ладоней ледяную, как снег, кожу ее лица.
— Минуту, — произнес он вслух — больше сам для себя, чтобы успокоить себя звуком собственного голоса, нежели и впрямь надеясь на то, что она услышит. — Даю тебе минуту — и вытаскиваю из этой треклятой бадьи. Если…
Договорить Курт не успел — Нессель вздрогнула, сипло вдохнув и открыв глаза, попыталась распрямиться и болезненно застонала, когда тело не пожелало послушаться. Он вскочил, на миг опешив, потом торопливо выдернул ведьму из бадьи, разбрызгивая воду на пол, и подхватил на руки, прижав к себе.
— Тупик… — стуча зубами, выговорила та едва слышно, и Курт требовательно оборвал, развернувшись к кровати:
— Расскажешь после.
Уложив Нессель на постель, он завернул дрожащее тело в одеяло, впервые пожалев о том, что по причине жары вместо хорошего шерстяного пледа хозяин выделил постояльцам лишь тонкие полотняные простыни, метнулся к своей кровати, сдернул вторую простыню-одеяло оттуда, набросил сверху и спешно развязал свою дорожную суму.
— Он исчез… — все так же сквозь отчетливый стук зубов выдавила ведьма; Курт повысил голос:
— Я сказал — после. Приди в себя сперва, на тебя страшно смотреть.
— Это важно… — возразила Нессель упрямо, судорожно кутаясь в тонкое полотно.
— Самое главное, — вновь оборвал он, вынув из сумы шерстяной плед. — Ты нашла его?
— Нет… и не смогу найти…
— Всё, — кивнул Курт, укрыв ведьму пледом и поплотнее подоткнув его со всех сторон. — Стало быть, остальное потом.
Нессель закрыла глаза, уже не возражая, сжавшись под одеялами в комок; на мертвенно белые щеки румянец возвращался медленно и неохотно, а тело под одеялами по-прежнему лихорадило мелкой дрожью. Курт молча сидел рядом, склонившись над ведьмой и приобняв за плечи, чтобы согреть, и отчего-то опасливо косился на бадью с обмёрзшей водой: тонкая ледяная корка уже растаяла, однако разлившаяся по комнате прохлада все еще пыталась забраться за шиворот, неприятно холодя затылок…
— Там тупик, — уже не так яростно стуча зубами, выговорила Нессель. — Я не смогла найти вашего служителя, но не потому что его здесь нет, а потому что след обрублен.
— Обрублен? — переспросил Курт и осторожно уточнил: — Хочешь сказать — след стёрт? Умышленно, намеренно? Кто-то замел следы — такие следы?
Ведьма кивнула, подтянув одеяла к самому носу и угнездившись в охвативших ее объятиях поудобней:
— Я даже не смогу тебе сказать, в городе тело твоего сослуживца или нет: след обрывается почти сразу.
— Где именно обрывается? Хотя бы направление? Ты не можешь сказать, где он побывал перед…
— Слушай, — оборвала Нессель чуть раздраженно, — я не могу видеть прошлое, я всего лишь ведьма, которая кое-как разбирается в настоящем. А в настоящем — есть эта книга, есть отпечаток ее владельца на ней, и на том всё.
— Я, знаешь ли, хреновато разбираюсь в ваших мудрёностях, так что сделай милость, потерпи мои скудоумные вопросы, — покривился Курт, распрямившись, и она чуть отодвинулась, еще плотней укутавшись в одеяла. — Сейчас я не спрошу о чем-то, опасаясь ляпнуть глупость, а потом буду кусать себя за локти, потому что не услышу ответа, который, быть может, позволил бы мне раскрыть всё прямо сейчас, а ты ничего не скажешь, потому как будешь считать, что этот ответ — нечто очевидное и объяснений не требующее. А теперь вспомни, кому в итоге будет хуже всех, если я надолго завязну в этом деле и в этом городе.
— Ладно, — смягчилась Нессель и, помедлив, кивнула: — Я попробую тебе объяснить… Вообрази, что эта книга — клубок. Он разматывается, а на том конце нитки есть хозяин этого клубка; он идет, идет… или его несут… и нитка тянется за ним. Обыкновенно можно пройти по ней и отыскать хозяина вещи, но сейчас эту нитку кто-то обрезал. Хорошо обрезал, начисто, и главное — у самого клубка. Это… Это как если б клубок этот валялся тут посреди комнаты, а кончик нитки торчал бы из него на длину не больше ладони; вот как думаешь, можно по такому обрывку отыскать «хотя бы направление»?
— Это никогда не происходит само собой? Не случается по каким-то естественным причинам, например — потому что человек слишком давно умер или из-за его грехов, или из-за добродетелей, из-за града, дождя, рассыпанной соли, тринадцатого числа?
— Нет, когда след теряется за давностью — это выглядит не так, нить просто растворяется. Здесь след четкий и хорошо различимый, он просто оборван.
— Ergo, — медленно проговорил Курт, — в убийстве Штаудта определенно и бесспорно замешана малефиция, и тот, кто убил его (либо соучастник), предусмотрел сокрытие улик… — он неопределенно помахал рукой в воздухе, — даже там. Так?
Нессель молча кивнула, и он вздохнул, упершись локтями в колени и опустив голову на руки. Нельзя сказать, что услышанное оказалось неожиданностью или хотя бы — что чем-то существенно помогло делу; колдовством или простой сталью (а то и веревкой) убитый собрат по служению по-прежнему оставался ненайденным, следов по-прежнему было никаких, и в ту призрачную схему, что начала более-менее выстраиваться в мозгу, эта новость не привносила существенных деталей. Разве что давала понять: неведомый противник подходит к своим делам скрупулезно и в своем роде ответственно.
— Извини, что понапрасну тебя обременил, — произнес Курт уныло. — Не предполагал, что это настолько тебя измотает, да еще и окажется бессмысленным.
— Не совсем, — неуверенно возразила Нессель и, с усилием приподнявшись, уселась, завернувшись в одеяла. — Не так уж я и измотана; и к тому же — я кое-что увидела. Правда, не знаю, имеет ли это какое-то касательство к твоему делу.
— Рассказывай, — ободрил Курт, распрямившись. — Порой совершенно неожиданные вещи могут оказаться взаимосвязанными. Что ты видела? Только помни о том, что говоришь с невеждой, который наверняка не поймет большей части сказанного без толкований вроде этого клубка с обрубленной ниткой.
— Я сама плохо понимаю, — нехотя призналась Нессель, поежившись, и отчего-то было ясно, что сейчас озноб после ледяной воды здесь ни при чем. — Будем разбираться вместе… Помнишь, ты спрашивал меня о Всаднике?
— Ты сказала, что «он живой». И что подле него ощущала себя, точно в присутствии святого. То, что ты увидела, связано с ним?
— Да. С ним и… с городом. Этот Всадник — он действительно живой, он дышит. И… защищает.
— Этот город?
— Наверное. Я не знаю. Просто чувствовала: он существует, чтобы защищать. Он как страж. Как зверь возле детенышей, который лежит спокойно и даже кажется, что он спит, но это пока не тронешь детенышей. Смотришь на него и знаешь, что трогать нельзя, потому что тогда он подхватится и нападет, и тому, кто тронул — не поздоровится.
