Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга (книги бесплатно txt) 📗
С ужасом представляя, что со мной за это будет, сидела на корточках и судорожно искала, чем бы скрыть следы своего преступления, пока я их не уберу. Но моему организму показалось мало одного раза: меня стошнило ещё раз. На тот же ковёр.
Обернувшись, я покраснела — господа стояли в дверях и всё видели.
— Я сейчас уберу, — тихо прошептала я. — Вымою ковёр водой с розовой эссенцией.
— Глупостями не занимайся! — хозяин шагнул ко мне, аккуратно поднял на ноги и вытер лицо своим носовым платком. — Даже если ты бы испортила этот ковёр, мне не жалко. Тебя давно тошнит? — заботливо поинтересовался он, ласково проведя ладонью по моему животу. Дурнота отступила — может, от тепла? Ведь недаром же больным грелку к животу прикладывают.
— Около недели, может, чуть больше, — смущённо ответила я.
Норн улыбнулся и усадил меня на диван, бережно обнимая за талию.
Мирабель позвонила в колокольчик, велев поспешившей на зов служанке прислать хыру вымыть ковёр.
— Лей, — хозяин усмехнулся, проведя рукой по моим волосам, — вот скажи мне, ты капли у моей супруги крала?
— Какие капли? — изобразила удивление я.
— Те самые, которые я велел мне принести. А ты, змейка, солгала. Знаешь, хотя бы, что ты пила? Мирабель, что ты держала в бельевом ящике?
Госпожа покраснела и ответила:
— То, что я ни за что пить не буду.
Я удивлённо взглянула на неё. То есть как, ей же нельзя забеременеть!
— Аналог озиза, Лей, только жидкий и более концентрированный. Мирабель в своё время прописал врач, а я, зная от твоих наклонностях, попросил одного мага немного поколдовать над цветом и запахом этой вещицы. Ну, и этикетку сменить. И не напрасно, как выяснилось: твои шаловливые ручки до неё набрались. Лей, какая же ты наивная! — он рассмеялся и поцеловал меня. — Поверить, будто Мирабель будет хранить капли в таком легкодоступном тебе месте! Может, она до этого и держала, но после моей просьбы убрала туда, где ты их не достанешь. Ну что, сердишься? Тебе вредно, да и не за что: тебе было хорошо. Скажешь нет? Это же не наркотик, Лей, а всего лишь удобный способ раскрепощения женщины в постели. Норине Тиадей он бы тоже не помешал.
— Разве можно при посторонних говорить о таких вещах? — щёки Мирабель стали пунцовыми. Опустив глаза, она присела в кресло рядом с нами.
— Лей не посторонняя, она о тебе больше меня знает.
Норн удобно устроил меня на диване, подложив голову себе на плечо:
— Может, ты хочешь лечь? Всё ещё тошнит?
Я молчала, пытаясь осмыслить его слова. То есть я всё это время пила вовсе не капли? Тогда… Шоан, неужели я беременна? Поэтому меня и тошнит, поэтому хозяин так ласков, с такой любовью смотрит на меня. Хорошо, что в глаза, а не на мой живот. Точно, какая же я идиотка! Со всеми этими недомоганиями пропустила задержку, думала, что три-четыре дня — это от нездоровья.
Я резко скинула с себя его руку и выпрямилась. Щёки горели, мысли лихорадочно метались в голове.
— То есть вы, хозяин, решили обманом решить проблему с наследником? — спросила резко, даже грубо, но иначе не могла.
— Каким же обманом? Капли ты пила сама, они тебя в мою спальню не гнали, беременность не провоцировали. Я уж молчу про твою ложь: ты клятвенно заверила, что бутылочка с этой отравой закончилась, и, нарушая мой запрет, украла капли у госпожи. Красивый поступок? То-то же! Завтра придёт врач, осмотрит тебя и подтвердит или опровергнет мои догадки. А теперь вернёмся к столу: тебе нужно хорошо питаться.
— Спасибо, хозяин, я не голодна.
— Лей, перестань! Если тебя всё ещё тошнит, это одно дело. Тогда приляг, тебе постелют в одной из гостевых. В угловой, думаю, будет удобнее. Всё, что нужно, тебе принесут туда, отныне будешь там жить. Но если ты из обиды и упрямства…
Хозяин встал, подошёл ко мне, обнял и прошептал на ухо:
— Вот скажи мне, змейка, ребёнок от меня — это так противно? Я так дурно к тебе отношусь, до этих капель постель была для тебя тяжкой повинностью? Что покраснела? Помнишь то же, что и я? Ребёнок — это такое счастье, солнышко, твой ребёнок. Через столько времени!
Не стесняясь жены, он поцеловал меня, ещё раз погладил живот и, улыбаясь, приобняв за талию, увёл обратно в столовую. Норина Мирабель последовала за нами. По лицу её сложно было сказать, как она относится к открытому проявлению нежности ко мне со стороны супруга: я видела и радость, и горечь, и недоумение. Однако, когда норн провозгласил тост за будущего члена семьи Тиадей, выпила и искренне поздравила меня, вызвавшись во всём помогать. Разумеется, я отказалась, сославшись на то, что я всего лишь рабыня, но осеклась, почувствовав на себе взгляд хозяина. Короткий возмущённый взгляд.
После, держа кувшин с водой (норн отпустил меня спать, но я не чувствовала себя настолько усталой, чтобы не задержаться на пару минут), я с замиранием сердца спросила:
— Вдруг я рожу не мальчика?
— Неважно, — он поцеловал меня, — сейчас это совсем неважно. Главное, что ты носишь под сердцем ребёнка. Что ты к нему испытываешь?
— Ничего, — честно призналась я. Я всё ещё не свыклась с мыслью о том, что беременна, беременна от него. То есть случилось то, чего я так опасалась. Ощущала растерянность, лёгкий страх и обиду. Именно не сердилась, а обиделась на хозяина за обман. Но он прав, я сама позволила себя обмануть. Думала перехитрить его, провести вторично — а попалась сама.
Конечно, истинное назначение капель в той бутылочке стало для меня ударом, неожиданностью, от которой я всё ещё не могла оправиться.
С другой стороны, хозяин прав, и он столько всего мне простил, что заслуживал благодарности. Только не хотелось, чтобы ей стало крушение моей мечты. Сбежать в последующие девять месяцев (или сколько там осталось?) я не смогу: дети для хозяина — самое дорогое, его собственная мечта, и он позаботится о том, чтобы она осуществилась и не где-нибудь, а в Арарге.
Не успела я поставить кувшин на полку, как меня принялись целовать.
Никогда ещё не видела хозяина таким счастливым, поэтому, наверное, и опешила, пустила всё на самотёк.
Он так нежно целовал, так ласкал, называл 'солнышком', 'змейкой', 'милой', что сопротивляться я перестала. Приятно было почувствовать себя человеком, а не безликим зелёноглазым существом. А тут ещё вечные испуганные: 'Тебе больно? Тебя снова тошнит?'. Такая искренняя забота — и немного глуповатый вид. Будто мне подменили хозяина, а я перестала быть торхой.
Угловая гостевая не потребовалась: заснула я в постели норна. Правда, ничего, кроме ласк и поцелуев не было, хотя он и хотел, но почему-то не стал. Видимо, понял, что я не в том состоянии, чтобы доставить удовольствие. Я чувствовала, что мучился, вставал, отодвигался от меня, пристально смотрел, но ничего не могла с собой поделать. Я была не в силах даже ответить на поцелуй. Но, очевидно, хозяин совладал со своими желаниями: проснулась я в его объятиях.
Пришедший около полудня врач подтвердил, что я беременна, и сказал, что ориентировочно малыш должен появиться на свет в конце марта.
Хозяин радовался, даже заплатил доктору чуть больше, чем следовало, а я сидела и пыталась понять, что чувствую. Растерянность не прошла, а, наоборот, усилилась.
Пришла Мирабель, поставила на столик флакон с какой-то жидкостью, сказав, что она помогает бороться с тошнотой. От неё, конечно, не спасает, но хотя бы притупляет.
Села в кресло напротив постели (теперь у меня было и такое, а ещё ковры, картины, камин, окно — словом, куча вещей, которые и не снились моей коморке) и долго пристально смотрела на меня, будто впервые видела, а потом сказала:
— Ещё раз поздравляю. Сашер так ждал этого малыша. И, судя по всему, именно от тебя. Ангелина будет рада получить братика или сестричку.
Госпожа отвернулась. Характерно дрогнули плечи.
Я встала, осторожно подошла к ней — так и есть, плачет.
— Ты такая счастливая, Лей, у тебя ребёнок будет, — в голос разрыдалась норина. — Любимый ребёнок, наследник, а у меня никогда…
