Чернокнижник - Смирнов Андрей (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Ч-шшшто, боиш-шшся?..
Прокашлявшись, Эльга засмеялась — она уже поняла, что это шутка, от которой ведьма, подслушав её мысли, ну просто не могла удержаться. На другом конце стола беззвучно смеялась Марта Весфельж. Она смеялась, потому что Эльгины мысли вызвали в её памяти одно из самых страшных воспоминании — воспоминание о тесном и жгучем Нижнем Мире, в который она попала, когда Хиргильда однажды посадила её на лопату и сунула в раскалённую печь. Она едва не умерла тогда, а может быть и умерла — она мало что помнила. Она очень быстро потеряла сознание и очнулась уже на полу. Хиргильда хлопотала над ней. Её кожа была красной и горячей, как раскалённый металл. Через несколько часов она остыла, но ещё долгое время Марта чувствовала себя так, как будто бы и в самом деле была зажарена и только благодаря какому-то необъяснимому чуду вернулась к нормальной жизни — или к её видимости, потому что «нормальной» жизнь ведьмы можно назвать лишь с очень большой натяжкой.
Смеясь, Марта думала о том, что, будь Эльга её воспитанницей, ей, скорее всего, пришлось бы поступить с этой девочкой так же, как когда-то Хиргильда поступила с ней самой. И Марта искренне радовалась тому, что их с Эльгой не связывают подобные обязательства, потому что неизвестно, чем бы все закончилось на этот раз, а столь огромную ответственность Марта не желала взваливать на свои плечи ни под каким видом. По своей природе она была слишком мягка, склонна к жалости и лени — и хотя бабка, годы и ремесло основательно повыбивали из неё эти качества, она понимала, что из-за слабости может подвергнуть ученика или ученицу гораздо большему риску, чем это допустимо — а риск в процедурах такого рода и без того был чрезвычайно велик В случае же Эльги риск увеличивался троекратно — хотя та и обладала отнюдь не самым слабым Даром, но была нерешительна, недисциплинированна, импульсивна; Дар, который она совершенно не умела (даже не пыталась) контролировать, то вспыхивал в ней, то угасал почти совершенно. Марта отнюдь не испытывала к ней неприязни, напротив — ощущала некоторую симпатию, но была просто безмерно счастлива от того, что Эльга не является её ученицей — потому что будь иначе, она бы оказалась одной из самых трудных учениц, которых только можно представить. «Прежде чем её Дар полностью раскроется, она будет не раз сталкиваться с опасностями, которые сама же на себя навлечёт, думала Марта. — Чем дальше, тем больше. Сто против одного, что рано или поздно она оступится — и погибнет… Может быть, и хорошо, что её учит Уилар… потому, что ему ни до кого нет дела, и если она погибнет, его это не слишком опечалит».
И поэтому Марта смеялась. Только смех мог защитить её от бессмысленности и несправедливости худшего из миров и от собственных кошмарных воспоминаний. А Эльга, которая, конечно, не могла знать мыслей Марты Весфельж (тем более что ведьма хорошо умела их скрывать даже от самой себя), искренне смеялась вместе с ней над своим наивным испугом.
Следующий день застал Эльгу за тем же занятием, что и вчера. Она не роптала и не спорила, доказывая полную бессмысленность уборки снега — она была не в том положении, чтобы качать права. Даже если это был всего лишь каприз Марты, ведьма кормила её и могла в любой момент выставить на улицу. Иногда, впрочем, Эльга приходила к мысли о том, что в работе, которую ей поручает ведьма, есть какой-то высший, непонятный ей смысл — именно в силу её внешней абсолютной бессмысленности. Ещё одна причина заключалась в самом характере Эльги — ей было проще смириться, чем доказывать собственную правоту. Работая то метлой, то лопатой, она вспоминала полузабытые детские сказки: о том, как детей, попавших в услужение ведьмам и колдунам, те загружали непосильной или явно бессмысленной работой: считать пшеничные зёрна в мешках или соткать ковёр за одну ночь. Ещё одна причина, возможно, самая важная, заключалась в том, что это монотонное занятие не вызвало в ней никакого внутреннего протеста — она неожиданно обнаружила, что ей нравится находиться на свежем воздухе, нравится трудиться, пусть даже её труду грош цена, пусть даже снег, который шёл всю ночь, свёл большую часть её вчерашних трудов на нет.
Ближе к полудню, очищая участок перед воротами, она заметила человека, который выводил из леса пегую лошадку, тянувшую за собой волокуши. Человек был одет в дрянной, рваный тулуп, перетянутый верёвкой, был бородат и носил на голове нелепую собачью шапку. За верёвку был заткнут топор, на волокушах громоздились дрова.
Спустя некоторое время лошадка подъехала ко двору и остановилась. Эльга в этот момент не работала: вот уже целую минуту она наблюдала странное явление — облачко пара, образовавшееся, возможно, от дыхания человека или лошади, неторопливо вплывало во двор. Можно было, конечно, предположить, что облачко принёс порыв ветра (ни мужичок и ни его лошадка особенно не торопились), но если учесть, что ветра сегодня не было вовсе, явление и в самом деле казалось необычным.
— Здорово, — сказал мужик. Снял шапку, пригладил волосы и снова нахлобучил шапку на голову.
— Добрый день, — откликнулась Эльга.
— Это… Хозяйка-то дома?
Эльга кивнула.
— Сейчас позову.
Она зашла в дом. За минувшую ночь, которая, несмотря на снегопад, была довольно тёплой, окна почти полностью очистились от изморози. Незадолго до появления мужичка Марта вышла во двор и закрыла все наружные ставни, превратив таким образом окна в настоящие зеркала. Она зажгла свечи и, сидя на лавке перед «зеркалом», неторопливо расчёсывала волосы. Когда Эльга зашла в дом и уже открыла рот, чтобы сообщить о госте, Марта чуть повернула к ней голову и слова застыли у девушки в горле. Да, это была Марта… Но какая! Седая, морщинистая, уродливая старуха с огромным носом и плоской болтающейся грудью, у неё почти не было зубов, а те немногие, гниловато-жёлтые, которые ещё оставались, с трудом помещались во рту. У неё были мутные, водянистые глаза, покрытые паутиной кровеносных сосудов. Широкие, жабьи губы и кривящийся в ухмылке рот.
Эльга застыла от ужаса. Жуткое видение продолжалось лишь один миг. Затем Марта снова обернулась к окну — и из затемнённого стекла на Эльгу взглянуло её отражение: стройная черноволосая девушка ненамного старше самой Эльги, и возможно, и вовсе её ровесница. И тогда Эльга вспомнила, что подобные метаморфозы про исходили и с Уиларом; вспомнила, как иногда он казался старым, а иногда — молодым. И она поняла, что подлинный возраст Марты, как и возраст Уилара, не закреплён на месте, но плавает в том неопределённом промежутке, который пролегает между юностью и старостью.
— Что тебе? — спросила Марта. Вернее — спросило её отражение: Марта смотрела в зеркало, а её отражение смотрело на Эльгу.
— Там… — Девушка не успела договорить: ведьма уже все знала сама, и узнала это куда быстрее, чем могла бы ей рассказать Эльга.
— Счас выйду, — сказала она, по-прежнему не двигаясь с места. — Ступай.
Эльга поспешно выбежала во двор. Мужичок завёл свою лошадку за ворота и преспокойно складывал привезённые дрова в поленницу. Похоже, он был тут не в первый раз.
— Вы Марте дрова привозите? — предположила Эльга.
Мужичок кивнул.
— А то! — Выждав паузу, объяснил: — Жену мою, ну, значит, по женской части, вылечила. За то всю зиму дрова ей должон поставлять. Вот так вот.
Скрипнула дверь. На крыльце появилась Марта.
Сейчас на вид ей было лет сорок — сорок пять: дородная баба в овчинной шубе и с шерстяным платком на голове. Завела разговор с мужичком: как дела да что в деревне, кто с кем и что почём. Мужичонка отвечал охотно, видно было: он и побаивается Марту, и уважает, и расположить к себе хочет. Эльга быстро потеряла нить разговора — ведьма и крестьянин обсуждали вещи, которые были известны и понятны только им одним, упоминали массу имён и прозвищ, смеялись при упоминании о каких-то происшествиях, о которых Эльга ничего не знала. В дом Марта крестьянина не пригласила, И, разгрузив дровишки, он вскоре уехал. Марта подозрительно позыркала по сторонам, понюхала носом воздух и ушла обратно в дом.
