Танец Арлекина - Арден Том Дэвид Рэйн (книги TXT) 📗
Ката села на землю, запрокинула голову, выгнула дугой шею, и с ее губ свободно, беспрепятственно сорвался дикий вой.
Потрескивал костер.
Костер сложили из каких-то особенных веток и сучьев. Горя, он распространял тяжелый, сладко пахнущий дым. Дым струйками поднимался в воздухе, встречался с золотистым воздухом и смешивался с ним.
Осторожно, бережно Сайлас Вольверон откинул одеяло. Долго-долго его пальцы ощупывали бледную кожу, путешествовали от головы до ног юноши и обратно. Издалека, как бы с большой высоты, Ката смотрела на наготу Джема. Множество ран зажило, от них не осталось и следа.
Джем был здоров.
Почти здоров.
Юноша лежал, закрыв глаза. Он едва дышал. Казалось, он умирал.
На глаза Каты набежали слезы.
Но вдруг старик резко оборвал своё пение. Он рывком снял с огня котелок с бальзамом и опрокинул его прямо на Джема. Ката закричала, но крик получился каким-то глухим, бесчувственным, словно крик птицы.
— Помоги мне, дитя. Помоги мне, — попросил ее отец.
Ката послушно заработала руками. В темном, мягком бальзаме она видела множество золотистых крапинок. Ей хотелось потрогать их.
И еще ей хотелось коснуться тела юноши.
Ката и ее отец быстро и ловко намазывали бальзамом спокойное, бесстрастное лицо Джема, грудь, руки, ноги. Перевернули его на живот, потом — снова на спину. Они втерли бальзам в волосы и даже в веки юноши и между ног. Затем, когда бальзамом было покрыто все тело Джема, Вольверон сжал руками его вогнутую ногу и стал втирать в нее бальзам. Затем Вольверон сжал ногу еще сильнее.
Вскрикнул.
Казалось, он забирает себе боль юноши, пропускает ее через все свое также измученное болью тело.
Послышался треск.
Выгнутая нога.
Потом вогнутая нога.
Кату подташнивало. Теперь от костра валил густой дым, он обжигал ее горло, из глаз девушки ручьями текли слезы. Потом у Каты потемнело в глазах. А когда прояснилось, она увидела, что отец отошел от костра и стоит к ней спиной, опершись о посох.
— Спаситель Орокона, — речитативом произнес старик. — Возможно, моя магия недостаточно сильна. Возможно, я слишком стар и немощен, чтобы принять внутрь себя всю тяжесть твоих страданий. Возможно… возможно…
Он покачнулся, и Кате показалось, что он сейчас упадет.
— Папа, — прошептала Ката. А потом крикнула: — Папа!
Потому что Джем, словно сомнамбула, поднимался и в клубах дыма и лучах золотого света был похож на юного фавна. Лицо его уже не было зачарованным, неподвижным — глаза сверкали, губы восторженно улыбались.
Он стоял!
Он ахнул. Он закричал. Наверное, ему было больно.
Ката бросилась к нему. Юноша был черен с головы до ног и усеян золотистыми искорками. Ката схватила его за руки и потянула к себе, дрожа от счастья. Фигура отца Каты скрылась за облаком дыма, и на миг во всем мире существовали только они двое. Этот миг им показался вечностью.
Ката прошептала его имя:
— Джем.
Оно прозвучало словно волшебное слово. Ката отпрянула.
— Джем! — повторила она и отпустила руки, а потом резко развернулась и побежала. Бросилась в чащу леса. — Джем! Джем! — продолжала Ката выкрикивать волшебное слово, она кричала это имя деревьям, земле и воздуху.
Она подпрыгивала.
Она кружилась.
Да, да, она знала это!
Он бежал за ней следом!
А в это время на поляне, опираясь на посох, еле удерживался на ногах старик Вольверон. Около него кружилась струйка дыма, и ему казалось, что дым очерчивает границы его зрения, и что вот-вот полная слепота поглотит его раз и навсегда. Тогда, на ярмарке, когда Ката была еще совсем крошкой, сводная сестра сказала Вольверону, что золотистый песок как-то связан с той ролью, какую ему предстоит сыграть. Тогда Сайлас не знал, что его роль не в том, чтобы сохранить свое внутреннее зрение, а что чудесный песок, наоборот, окончательно лишит его зрения. Все было справедливо. Все было хорошо. Но если бы из пустых глазниц старика могли течь слезы, он бы сейчас горько плакал.
— Ты хорошо сыграл свою роль, сводный брат мой, — послышался знакомый голос.
— Ксал? — изумленно поднял голову Вольверон.
— А ты сильнее, чем я думала. Ты больше чем наполовину ваган, Сайлас. Теперь я не сомневаюсь, что твое сердце бьется лишь во славу всемилосерднейшего Короса.
На поляну шагнула старуха. Все это время она стояла за деревьями и видела все. Она бережно взяла своего сводного брата под руку и подвела к пню около входа в пещеру. Сайлас опустился на пень, Ксал села рядом с ним, не выпуская его рук из своих. Затем она откинула с лица старика капюшон, пробежалась пальцами по изуродованному лицу брата, по тем морщинкам, где текли бы слезы, будь у него слезы.
Вот только теперь, если бы Вольверон мог плакать, то были бы слезы радости.
— Но, Ксал… — изумленно проговорил Вольверон. — Как это вышло, что ты оказалась здесь? Вот не думал, что ты вообще вернешься!
— Ладно тебе, Сайлас. Мог бы почувствовать, что я неподалеку. Мы все были здесь, все то время, пока у вас жил Спаситель Орокона. О, мы уже не те, что были раньше. На задворках деревни живут с десяток-другой оборванцев. Перебиваемся кое-какой торговлей, но таких пышных ярмарок, как бывали прежде, теперь уже нет. Все это в прошлом. — Старуха печально опустила взор. — Да и потом, скоро в Ирионе произойдут совсем иные торжества.
— Ксал, о чем ты?
— Все произойдет, как было предсказано. Победители сметают все на своем пути, и хотя они — ничто в сравнении с тем злом, которое вскоре захлестнет эти земли, однако и зла этих завоевателей больше чем достаточно для нас, детей Короса. Куда бы ни приходили синемундирники, отовсюду они гонят нас. За последний цикл нас прогнали на север от хариона. И даже здесь, мы знаем это, они идут за нами по пятам.
— Но, Ксал, почему бы вам не отправиться в Агондон? Ведь там наши сородичи всегда могли найти работу развлекателей?
— Многие из наших ушли вдаль по белесой дороге. Но, сводный брат мой, как я могла уйти, если знаю, что именно здесь решается наша судьба?
Некоторое время они молчали. А посередине поляны догорал костер и рассеивался дым.
— Ксал, я теперь ослепну окончательно? — спросил старик. Ксал внимательно всмотрелась в изуродованное лицо.
— Пока нет, сводный брат мой. Возможно, то, что ты сделал сегодня, поспособствовало тому, чтобы оттянуть роковой миг, а возможно, просто этот миг пока не настал. И все же, сводный брат мой, когда-то это произойдет. Нити распутываются. Конец может настать быстро, а может прийти постепенно. Но он все равно придет.
— Да. Все предречено.
— Мой дорогой брат! — рыдания стиснули горло Ксал. Она обняла старика. — Знаки предсказывают нам, что все происходит согласно замыслу и что наши страдания — тоже часть замысла. Поначалу, Сайлас, тебе покажется, что ты потерпел неудачу. Но это не так. Ты сыграл свою роль, как до тебя свою роль сыграл карлик. Ты положил начало Третьему этапу.
Предречено, что Спаситель Орокона будет преодолевать свое увечье пять раз, и всякий раз по-разному. И всякий раз он будет обретать новые силы, но все же будет слаб для того, чтобы начались его истинные испытания. В первый раз он обретет возможность передвигаться, но не при помощи ног, и во второй раз он также будет способен двигаться, но также не при помощи ног. На третий раз он пойдет сам, но это не продлится долго. В четвертый раз он обретет способность ходить, но лишь тогда, когда рядом с ним будет спутник. На пятый раз произойдет величайшее чудо, и это случится только тогда, когда юноша встретит свою судьбу.
Но и это последнее чудо не поможет ему, ибо это случится не в нашем измерении, а в другом. Но с тех пор юноша будет ходить в своем измерении. И только тогда он будет готов к Испытанию. И тогда свою роль сыграет арлекин.
— А я волновался за арлекина, — проговорил старик. — Он жив и здоров?
— Он жив и здоров, брат мой. Но он пока ожидает своего часа. Его время еще не пришло.
