Муравьиный мед - Малицкий Сергей Вацлавович (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
В ту же ночь четверка слуг, среди которых были старик конюх, хромой ключник и двое седых, любящих выпивку и сон воинов конга, была расстреляна из засады. Твердые руки вытащили из ран стрелы, отнесли тела в овраг и присыпали снегом. На дороге не осталось ни капли крови. Сомкнул потревоженные ветви некогда бальский лес, скрыл следы смельчаков, которым и смелость в этот раз не пригодилась. Ни словом не обмолвились быстрые воины, взяв желанную добычу. Ни поздним вечером в пути, ни ночью возле укромного костра. Только утром, когда их оказалось на одного меньше, тот из них, щеку которого украшал узкий шрам, грязно выругался.
– Как ему удалось уйти? – мрачно спросил один из жрецов, выдергивая из ствола дерева ржавую пику.
– Наговор, – скрипнул зубами щуплый. – Простенький наговор на сон. Вот уж не думал, что на деревенские присказки поведусь!
– За девкой он пошел, – заметил третий, забрасывая на плечо мешок с бочонком. – И думать нечего, за девкой пошел. Что там он на сосне накорябал?
– Пять, – прищурился в утренних сумерках первый. – Пять дней.
– Все понятно, – вздохнул жрец. – До вечера воскресенья будем ждать его у Козлиной башни на краю леса. Все равно без хромого алтарь не найдем.
– Не хромой он уже, – зло процедил щуплый. – Но, правда, живой пока. В город я пойду. Надо ведьме о себе напомнить. Если Зиди голову себе сковырнет, только на нее надежда. Зря, что ли, Эмучи к ней ходил? Помочь должна с алтарем. А если Зиди вернется, и все у нас завершится по обряду, никто меня не остановит, когда я ему глотку резать стану!
– Если только он присказку на сон не повторит, – зло бросил первый жрец.
– Пика-то нужна? – хмуро спросил третий.
– Выбрось! – прошипел щуплый.
Глава двадцать первая
– Завтра в Деште будем, – объявила на очередном привале Мэйла. – Вышли уже почти к городу. Думаю, если и была за нами погоня, отстала теперь или на воротах города ждет.
– Ты чего предлагаешь-то? – нахмурился Гуринг. – Боем Дешту брать? Со старым магом и десятью воинами?
– Нет, – улыбнулась Мэйла. – С тобой, всемогущий, я и на штурм корептской деревеньки не пойду. Ты же на части развалишься! Как я перед таном за тебя отвечу? Ждать он нас будет у Дешты, ждать. Если и есть в Скире настоящий воин, то это Седд Креча, и никто иной!
– Ты лучше за девчонку отвечай, – закашлялся простудившийся в лесу Гуринг. – За себя я уж как-нибудь сам голос подам.
– Нет уж, дорогой! – прищурилась Мэйла. – Думай, как в чувство ее приводить будешь, когда Седд об этом попросит.
– Приведу, – огрызнулся Гуринг, сморкаясь в рукав, но на Кессаа посмотрел с опаской.
В последние дни оцепенение окончательно овладело Кессаа. Она даже перестала плакать. Беззвучно подчинялась окрикам, только пальцы ее не слушались, поэтому и по нужде ее все так же отводила в сторону Мэйла, и умывала, и кормила ее тоже она, следя только за тем, чтобы не подавилась и не задохнулась пленница.
– Вот уж на старости за немощной пришлось ходить! – зло ворчала наставница, но сделать ничего не могла.
Если бы она только знала, что происходило внутри Кессаа, стянула бы ей руки и ноги, бросила бы через седло и глаз бы не спускала. Еще позапрошлой ночью юная колдунья все-таки нащупала конец той паутины, которой Гуринг ее в Вороньем Гнезде опутал. Поэтому не только плакать, слышать почти ничего не могла, конец этот выпустить боялась. Держала его накрепко, да не зубами, не пальцами – грудью сжимала, головной болью, средоточием всех сил, которые ей только скопить удалось. Уверена была, что вырвется, только вот выживет ли при этом, не знала. «Дурочка, дурочка, зазнайка», – шептал в темноте противный голосок и увещевал, что ой как далеко ей еще до силы и знания, учиться ей еще и учиться, конечно, если живой из этой осады выберется.
Ночью стражники как обычно нарубили лапника, натянули навес от снега, развели жаркий костер, чтобы приготовить нехитрую еду да отогреваться, когда черед придет с постов возвращаться. Ладные были у Седда Креча воины – лишним словом друг с другом попусту не молвились, любое дело у них в руках горело. Чего уж удивляться, что Эмучи захватить смогли. Только Кессаа не о том думала. Лежала накрытая Мэйлой грубым одеялом, руки стянутые ремнями к губам прижимала и ждала. Ждала, когда Гуринг под боком перестанет кашлять, когда Мэйла задышит ровно и глубоко, когда наконец неугомонный Хеен глаза смежит, когда посты сменятся, чтобы замерзшие стражники к костру присели и переговариваться начали да слабое вино потягивать из кубков. Ждала и прислушивалась.
Лес был тихим, изредка вскрикивали зимние птицы, да мелкий зверек шуршал в кронах. Вот только взгляды чужие через стволы Кессаа чувствовала, ожидание в темноте таилось. Кто, что – понять не могла, а все равно слышала. Не из огня ли на угли она прыгать собралась? Кто еще ее смерти хочет? У Ирунга силы хватит, чтобы соглядатаев приставить. А ну как спеленают, едва она за границы лагеря выбежит? Ну и пусть. Зачем неволи страшиться, если уже в неволе? «Не найдут, не должны отыскать», – пообещала сама себе Кессаа, вдохнула несколько раз, прислушалась, пробормотала присказку на собственный неслышный шаг и рванула за конец нити.
Обожгло изнутри и снаружи, в комок скрутило, попади на зубы кончик языка, откусила бы и боли не почувствовала. Куда же больше боли, если захлестнула она с головой, на дно повлекла, и если не закричишь, не застонешь, все равно что воздуха не глотнешь. Вот она, смерть – не в локте застыла, а обняла да в шею поцеловала. Дышит тяжко и с придыхом, сопит, на ухо бормочет: «Закричи, девочка моя, закричи напоследок, прежде чем отлететь от тела измученного. Закричи!..»
Не закричала. Сначала утерпела, а потом, когда терпение растаяло, исчезло, пузырями по раскаленному рассеклось, нечем кричать уж было. И лед в глотке захрустел, и тьмой заволокло, и в груди сперло. И одно лишь вдруг в голову пришло, когда вместо того чтобы встать да в сторону кинуться, поплыла Кессаа в беспамятный сон – что ж ты, Зиди?..
Мэйла проснулась в темноте. Ныло в висках, знала уже бывшая жрица, что просто так не стучит у нее в голове. Опять, что ли, судьба не в ту сторону заворачивает? Не так ли стучало, когда много лет назад весть долетела, что не она преемницей хозяйки храма Сето станет, а приживалка храмовая? Чем она Ирунга взяла, что согласился он с предсмертным желанием ополоумевшей старухи? Как он дар в убогой разглядел? Что он в зеркале Сето увидел, куда и взглянул-то мельком, что охрану к Тини приставил? Неужели не понял, что не будет она ему в рот смотреть да при звуке его голоса потом обливаться? Из Суйки едва живая пришла, сказала, что в храме была, а что там видела, никому не поведала. Ни храмовым сестрам, никому ни слова не вымолвила.
Больше года терпела Мэйла, а потом пришла к ней. Бросила в арку храма мертвого зайца, в крови порог вымазала, меч обнажила. Могла не выйти Тини, потому как вызов на то и вызов: зовешь, значит, добейся, чтоб вышла. Могла не выйти, но вышла. Мечом бы с Мэйлой не сладила, кто тогда с ней в храме Сето сравниться мог, да и в магии Мэйла не последней была. Только схватки не получилось. Вышла Тини. Ни посоха не взяла с собой, ни амулетами не обвешалась, ничего у нее с собой не было. Вышла и молча в глаза Мэйле взглянула. Да так взглянула, что та на колени упала, пыль глотать начала. Забыла уж Мэйла, магия то была или разум ее покинул на время, только не забыла, что в глазах Тини увидела. Помнила и теперь помнит. Тьмой непроглядной по сопернице хлестнуло, страх в ее животе взбурлил, кровь до хруста оледенела. Что ж Тини за ужас смертный тогда совершить собиралась? Так совершила уже, или движется все к тому?..
Открыла глаза бывшая жрица. Моргнула, стряхивая иней с ресниц. Вспомнила, как все-таки и сама заглянула в заветное зеркало, муть ладонью протерла и разглядела девчонку удивительной красоты с золотыми волосами, так странно Тини напомнившую, что едва удержалась, чтобы каблуком осколок священный не раздавить. Что она тогда поняла? Что Седду рассказала? Как поняла, так и рассказала. Одно только не добавила: вся боль, что узлом с образом Тини схлестнулась, ею же и побеждена может быть. Или нет… Злобы тогда слишком много в Мэйле было, чтобы картинки с врагом своим спокойно рассматривать. Одно теперь ее беспокоит: Тини ли она увидела в зеркале или Кессаа?
