Появляется всадник - Дональдсон Стивен Ридер (лучшие книги без регистрации txt) 📗
— Ты помнишь, что Смотритель сказал Элеге… о сообщении, которое послал ей король? — На тот случай, если он забыл, Териза напомнила: — «Я уверен, что моя дочь Элега действовала из лучших побуждений. И куда бы она ни направилась, с ней пребудет моя гордость.
Ради нее и ради себя я надеюсь, что добрые побуждения принесут добрые плоды». — Да, — ответил Джерадин. — Мне это сообщение до сих пор кажется бессмысленным. Оно совершенно не сочетается с тем, что рассказал тебе Мастер Квилон.
— Подожди минутку, — сказала она, заставляя его замолчать. — Помнишь разговор со Знатоком Хэвелоком, когда вы с Артагелем прятались за пилоном — после того как он спас нас от этих насекомых?
Джерадин утвердительно кивнул.
— Он говорил о Мисте, — прошептала она, — и Воине Гильдии. Он сказал, что создал предсказание о короле Джойсе, и заявил, что в одном из воплощений видел Мисте и Воина вместе.
Джерадин молча ждал.
— Меня всегда удивляло, почему он рассказал нам это. Я всегда поражалась, почему король так расстроился, когда я солгала ему насчет Мисте — сказала, что она отправилась к матери. И почему он почувствовал такое облегчение, когда я призналась ему, что отправила ее к Воину.
Джерадин терпеливо ждал. В конце концов он предположил:
— Почему ты не говоришь, что пришло тебе в голову?
— Мне пришло в голову… — Териза глубоко вздохнула и словно бросилась в омут, — что в планы короля Джойса входило нечто большее, чем сказал Мастер Квилон. Думаю, дочери играют в нем не последнюю роль — мне кажется, что вся его семья очень важна. Мне кажется, он хотел, чтобы Элега и принц Краген были связаны тугим узлом. Мне кажется, он хотел, чтобы Мисте отправилась за Воином.
— Думаешь, он хотел бы, чтобы мы побеседовали с королевой Мадин и Торрент? Не выдаешь ли ты желаемое за действительное? Ведь, честно говоря, он даже точно не знал, действительно ли у кого—то из нас есть талант? Невозможно было предположить, что мы окажемся здесь.
Это была правда. Что делало все остальное сомнительным. Тем не менее, Териза настаивала:
— Мне пришло в голову, — сказала она, — что я хочу поговорить с королевой Мадин и Торрент. На всякий случай. — И через мгновение добавила: — У него были поводы подозревать у нас талант.
Она почувствовала, что Джерадин улыбается в темноте.
— Миледи, у вас невероятно богатое воображение. Или отчаянное несварение желудка… Не могу сообразить, что именно.
Она просунула руку под одеяло и принялась щекотать ему ребра, пока он не попросил прощения.
А после этого принялась щекотать его за то, что он просил прощения.
Несмотря на наличие потенциальных наблюдателей, они с Джерадином спали дольше обычного. А на следующий день двое людей Файля сопроводили их в Ромиш.
Столица лорда стояла среди равнинной местности, свободной от леса, как ни странно это было для провинции Файль. Земля на милю или две вокруг была расчищена, чтобы дать место полям, кормившим город. Но Териза практически не видела Ромиша за исключением земляных валов вокруг города. Как и сказала Мисте, королева Мадин и Торрент жили в поместье неподалеку от города.
Поместье, Низинный Дом, которое предыдущий кадуольский князек построил для своих бедных родственников, располагалось в низине между холмами приблизительно в полумиле к северу от небольшой речки Колтред, поставлявшей основную часть воды для Ромиша и окрестных полей. С точки зрения обороны (Териза с изумлением обнаружила, что думает подобными категориями) расположение Низинного Дома оставляло желать лучшего; всадник мог бы подъехать среди бела дня незамеченным на двадцать ярдов от поместья. С другой стороны, от города до поместья было рукой подать, и оно было сооружено настолько прочно, что его обитатели не беспокоились ни о какой опасности. Его стены были каменными—достаточно крепкими для упырей, а бревна дверей окованы железом.
Проехав равнину, люди Файля провели Теризу и Джерадина по холмам к поместью. Они спешились перед высокими дверями. Люди Файля приказали прибывшим слугам принести факелы, а грумам — позаботиться о лошадях и сообщить королеве Мадин о прибытии леди. Окна дома ярко осветились: внутри начали зажигать лампы. Вскоре на крыльцо вышла женщина столь царственная, словно она правила целым миром. Люди Файля кивнули и отступили на шаг.
— Миледи королева, — Джерадин отвесил изящный поклон. Он согнулся так низко, что, казалось, переломится надвое. В его голосе слышался намек на слезы. Мадин была его правительницей — и женой короля, которого он любил. — Мое сердце радуется от того, что я снова вижу вас.
— Джерадин. — Тон королевы Мадин позволял предположить, что она прекрасно знает, как справляться с чувствами. — Какой сюрприз. Но приятный — пока что, во всяком случае. — В ее голосе не было резкости и уж точно не было холода; она говорила спокойно. Принятие решений было бременем, которое она взвалила на себя, но это не оставило на ней следов. — Я рада видеть лицо друга, пришедшего с вестями из дома. И буду рада выслушать ваши новости, каковы бы они ни были. — Через мгновение она добавила: — Но если этот старый болван Джойс послал вас, чтобы вы умоляли меня от его имени, то можете забыть об этом и возвращаться. Я не поеду к нему.
— Миледи королева, — повторил Джерадин. Он снова поклонился, на сей раз, чтобы скрыть улыбку. — Это леди Териза де Морган.
— О. — Королева Мадин повернулась к Теризе, но та снова не смогла рассмотреть ее лицо; оно казалось темным из—за света, льющегося из дома, и черты были неразличимы. — Леди Териза. Мой отец упоминал о вас после возвращения из Орисона.
Миледи… Джерадин, — добро пожаловать в Низинный Дом. Пожалуйста, входите. Она повернулась и вошла в полосу света. Джерадин коснулся плеча Теризы, подталкивая ее к ступенькам крыльца. Свет попал на его лицо, и на миг ее посетила непонятная убежденность, что они поступили правильно, приехав сюда. Он никогда не казался таким высоким; его взгляд никогда не был таким ясным. Так он мог бы выглядеть, стоя перед королем Джойсом — если бы король не уничтожал столь старательно преданность в верных ему людях.
Она взяла его под руку и прижалась к его плечу; они поднялись по ступенькам на крыльцо и вместе вошли в огромный вестибюль Низинного Дома.
Они проследовали за королевой мимо склонившихся в поклоне слуг по длинному вестибюлю с гобеленами и портретами на стенах, с множеством дверей с каждой стороны и широкой лестницей в конце. Королева Мадин выбрала левую дверь; слуга открыл ее для Теризы и Джерадина, и они оказались в просторной гостиной. Дальнюю стену украшал огромный пылающий камин и два глубоких дивана. Бархатные кресла, четыре или пять, стояли возле огня полукругом, повернутые спинками к панелям на стенах. Королева Мадин отослала слугу за вином, жестом пригласила гостей сесть; но сама осталась стоять возле камина.
Ни Териза, ни Джерадин не сели. Он, вероятно, остался стоять из соображений приличия, а она — потому, что мысли ее разбегались. Наконец—то она могла внимательно рассмотреть королеву Мадин, и то, что она увидела, заставило ее замереть.
До сих пор она ожидала, что королева напомнит ей леди Элегу. С точки зрения Теризы, Мисте больше походила на отца; улыбка Мисте была так похожа на улыбку короля Джойса, что эта схожесть казалась более существенной, чем мелкие различия. Поскольку контраст между Мисте и Элегой был настолько ярким, Териза решила, что Мадин будет похожа на Элегу.
Но при свете огня, при ярком свете от канделябров и ламп оказалось, что Териза ошиблась в своих предположениях. При одном взгляде на королеву стало ясно, что обе, Мисте и Элега, напоминают своего отца. Мадин, несмотря на возраст, до сих пор оставалась привлекательной женщиной; ее взгляд был ясен, а годы не лишили ее грации и не убавили очарования. Но черты были слишком резкими и суровыми, чтобы послужить образцом для лиц Мисте или Элеги.
Но больше всего Теризу удивила не внешность королевы, а ее поза; Мадин стояла так, как и положено стоять королеве, и это было настолько естественно, что не возникало никаких вопросов. Она была дочерью Файля в самом прямом смысле слова; в ее глазах таились те же тени сомнений, терзающих старого лорда. Тем не менее — она была массивнее, чем отец, в ней больше чувствовалась сила духа, способность и желание навязать другим свою волю.
