Совсем не Золушка!. Трилогия (СИ) - Панина Валерия (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
- Вкуснее, чем у вас в Узаморе, рыбы нет, - похвалил гость, выбирая кусок потолще.
- Ммм, - подтвердил Арден, дожевывая.
- Насчет детей, Весь, я тоже, - высказал солидарность Туманный Дон. - Два года Росинку по расписанию вижу. Улой была беременна, ничего, кроме плакать, не хотела. Потом одна родилась, вторая следом. То кормить, то купать, то газики, то зубы. То 'Арден, таким маленьким деткам лучше постоянно быть с мамой'.
Веслав отсалютовал товарищу по несчастью кружкой и опять взялся за рыбу.
В кухне, ставшей гораздо уютнее после обогащения Рысей многих столичных торговцев, фарги тоже пили, только не пиво, потому что Росинта, кормящая мать, не потребляла, а Мель ее поддерживала в воздержании из солидарности. Девушки пили узаморский взвар и ели Лавенины слоеные пирожки с сыром, рыбные рулетики и теплые булочки с маслом и икрой.
- Все-таки самцы, хоть мужчины, хоть оборотни, не умеют любить детей, - обвиняла Армель, откусывая половину пирожка. - Вот Веслав, - тут его жена понизила голос. - Он ведь нас из Вишенрога никуда не отпускает. Конечно, охотимся, изредка бываем в Козеполье, или вот в Узамор согласился. Он нас защитит и всем обеспечит, и с детьми он занимается. Но они у него не на первом месте, понимаешь? У него служба, какие-то таинственные дела с полковником Торхашем или Дикраем Денешем. Ну а дома когда бывает, то уж тут ему, - выделила она голосом, - все внимание должно быть. А я же не могу! У меня дети!
Росинта с энтузиазмом закивала головой, отчего кудряшки немножко попрыгали. Под столом завякал Моня. Он там прятался со вчерашнего дня, когда два волчонка и две рысенки едва не оторвали бедному щену уши, лапы и хвост.
- Хотя Веся тоже понять можно, - со вздохом призналась Мель, слизывая с булки икру и масло. - Вот, к примеру, в начале весны. Его дома не было целых две недели, я уж сама на стенку готова была лезть, - Рыся понятливо вздохнула. - Приехал, значит, дети все к нему липнут. Кто про учебу рассказывает, кто как чижика съел, мелкие весь мундир обслюнявили. Ладно, загнали всех спать, сами пошли в ванную здороваться. Потом вода остыла, ну, что осталась еще, перебрались в спальню. Не сразу, конечно, по дороге еще стол встретился, и кресло у нас такое удобное... Короче, добрались до постели, я руки-ноги расцепила, плюхнулась на спину, а из-под одеяла визг, рев! Кайд и Тэйт, забрались, оказывается, нас напугать, и уснули. Полночи успокаивали, укладывали, потом младших принесли кормить; только-только сами прилегли, старшие проснулись. Заботливые - завтрак родителям в постель подали.
- А я, Мель, боюсь. Как бы третьего не родить. Как меня все уверяли, что пока кормлю, точно не понесу! Враки все! Потом шаманка одна, Ракна, сказала, что траву эту, ну, что ты мне дала, тоже пить нельзя кормящим. А мы же не можем с Арденом, что бы совсем никак! Так вот как-то потихоньку... - смущенно пробормотала Рыся, раскрасневшись.
- Рыся, это как 'потихоньку'? - затеребила заинтересованная Мель. - Я дольше тебя замужем, а про 'потихоньку' не знаю!
Эта тайна покамест осталась достоянием семьи Фаррел, потому что из бани пришли мужья, проснулась Иви и фарги пошли купаться. Моню тоже выманили, и Мель сграбастала собакина, поцеловала мокрый черный нос. Оборотням был дан наказ караулить в предбаннике и они с тоской слушали женский смех, пока дверь не отворилась и из клубов пара им высунули одному дочку, второму собачку.
Ужин был в лучших Узаморских традициях. Запеченные целиком поросята, пироги на четыре угла - с дичиной, птицей, рыба на углях. Скромно поужинав, разошлись спать. Арден с Рысей остались дома, видно, совершенствовать свое 'потихоньку', пока Иви и Моня, сытые и разморенные, спали в обнимку на кроватке в 'девичьей' детской.
Временно бездетные Гродены умчались искать полянку с травкой помягче, наказав, что бы не искали. И завтра не искали, и послезавтра. И намедни - тоже. Мель перед уходом самолично заварила отвар и кожаную фляжку повесила на шею. Похоже, беленькая дочка Черным Ловцам пока не светила.
Глава тридцать пятая, которая должна была быть эротической.
У Росинты была Большая Тайна. О ней никто не знал, кроме мужа. С матерью таким не поделишься - не поймет, с подругами-фаргами - стыдно. Все дело, наверное, было в том, что она росла среди людей, но... Но она не могла заниматься любовью в истинной ипостаси. Несколько раз, правда, случалось, особенно весной, когда инстинкты брали верх над воспитанием. Кровь ударяла в голову, лапы дрожали от напряжения и азарта, она неслась вперед, ловя звук его шагов, его запах, его дыхание, он настигал, ее тело ждало его, подавалось, содрогалось от острого слепящего наслаждения, глушившего стыд. Потом стыд встряхивался и начинал клевать бедную Рысю. И сердце, и разум ругали глупый стыд, но он и не думал сдаваться. Только-только фарга расслабится, поддастся мохнатой мужниной лапе, замурчит под шершавым языком, поежится от удовольствия от ласкового укуса острыми клыками, как раз! Стыд шипит со дна души ехидным голосом: 'Фууу! Ты ведешь себя, как животное!' И вроде понимаешь, что ж такого - вести себя как животное, если ты наполовину зверь, а удовольствие уже сделало тебе ручкой, заодно лягнув Ардена в самое сердце. Возможно, если бы у них было побольше практики, стыд бы самоликвидировался, но они жили на чужбине почти всю свою супружескую жизнь, а в чужих местах особо не разбегаешься и уж точно не расслабишься. А уж как дети (простите меня, дети!) мешают родительскому досугу! Но Росинта была не тот человек и не та фарга, что бы пустить свою стыдливую проблему на самотек.
После отбытия Гроденов в столицу, Росинта выждала день, что бы не быть неделикатной, и раздала дочек: старшую Лавене, а младшую Марите, которая как раз кормила младшенького, толстячка Квинтина. Вернувшись к ничего не подозревавшему Ардену, решительно разделась, объявила изумленному мужу:
- У нас неделя! И пока я не стану нормальной фаргой, мы с тобой домой не вернемся! - и обернулась. То ли от угрозы, то ли от предвкушения удовольствия, Арден за секунду побросал по углам ботфорты, штаны и рубашку и тотчас был к ее услугам.
Супруги боролись со стыдом на берегу круглого лесного озера, по берегам густо заросшего огненными купавами, причем с такой отдачей, таким энтузиазмом, что цветочки тряслись и вздрагивали. Освежившись, решили загнать стыд в горы. Кстати вспомнилась одна уютная вершинка, на которой стыд не смел и высунуться. Они проверили. Точно, стыд не забрался даже до половины горы. Они душили стыд с таким остервенением, что забыли, что, собственно, стало первопричиной этого марафона. Вернулись домой на шестое утро и весь день и всю ночь проверяли, не разучились ли заниматься любовью по-человечески. А то мало ли? Одно найдешь, другое потеряешь.
Тем временем Иви напрочь отказалась брать в рот какую-то непонятную грудь, да еще кем-то пользованную. Она с чувством выплюнула сосок и гордо заорала на весь дом. Квинтин, не разбираясь, в чем дело, из принципа заорал еще громче. Его, правда, быстро удалось заткнуть, как бы грубо это не звучало. От истошного крика Иви Айкена и Мариту спасла Элва. И коза, которую Элва заставила мужа привести из ближайшей деревни. Всю дорогу, пока Аллин рысью мчался туда и обратно (коза от страха обогнала даже оборотня), Элва унесла племянницу домой и трясла как яблоню осенью.
Прискакавшая коза, отмахавшая не одну милю, как вы понимаете, не горела желанием 'вот прям счас' доиться. Она хотела травки, прохладной водички и релаксации. Коза релаксировала, Иви орала. Элва, отмотавшая все руки, сунула скандалистку родному дяде и ушла на кухню, накормить детей. Проголодавшиеся дети, молниеносно подъедая ужин, еще успевали комментировать.