Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (список книг TXT) 📗
– Что за подсадка?
– Дух из бездны преисподней, жадный и злобный. И кому такого игреца в душу подсадят, тому он силу дает, но силу и тянет, пока совсем не высосет. А Хвалис такого духа уже лет чуть не двадцать носит. Это много, столько с подсадкой не живут. – Волхв покачал головой. – Там от человека, почитай, ничего уже не осталось, подсадка сама его голосом говорит. Оттого он и до крови жаден, и до баб охоч – пытается как-то силы обрести взамен отданных. Но ты должен знать: ты не против человека выйдешь биться, а против духа. Что он может, я пока не знаю. Потому и буду с тобой. Пригожусь. Но ты, если уж я скажу, сделай милость, слушайся. На-ко вот, держи!
С этими словами он взял правую руку Хорта и привязал на запястье красную шерстяную нить с хитро сплетенными узлами.
– Сама большуха пряла в Купалину ночь. Это чтобы подсадка в тебя, сохрани чур, не перескочила. Ведь если ее прежнего кормильца убить, она может в того прыгнуть, кто рядом окажется. Эта особо злобная: князя Вершину угренского съела, сына его съела. Не хочу, чтобы ты следующим оказался.
– Авось не по зубам придусь, – с неудовольствием отозвался Хортеслав.
Дух-подсадка – вот чего не хватало! Впрочем, его дед Столпомер всю жизнь как огня боялся, как бы внуком не завладела некая иная сущность, поэтому Хортеслав с колыбели носил на себе целую паутину защитных чар, заговоров и оберегов.
Вышли в полной темноте, только звезды слабо освещали засыпанные снегом поля. До леса пришлось идти довольно далеко, хорошо, дорога была наезжена. На опушке все надели лыжи, принесенные за плечами. Дальше двинулись цепью. С Хортеславом шел Руденец, самый младший, тринадцатилетний сын Чадомила, знающий дальнюю тропу с Волчьего бугра.
Довольно долго пробирались на лыжах через нетронутый снег чащи, стараясь не шуметь и ничем себя не выдать. На нужное место пришли, когда уже рассвело. На снегу видны были свежие следы нескольких человек, ведущие туда и обратно: судя по всему, ходили за водой.
– Вон там! – шепнул Руденец, показывая за ели.
Хортеслав кивнул: он и сам уже учуял в лесном прохладном воздухе запах дыма. Где-то поблизости топили печи в земляных избах.
– Дальше идти не надо, – так же шепотом продолжал отрок. – Они с бугра вон там побегут. А ждать вот здесь лучше всего.
Место и правда было хорошее. Слева к тропе примыкал бурелом, а чуть дальше с обеих сторон от нее начинались заросли мелких елок, удобные для засады. Поэтому справа от тропы Хортеслав разместил в елках троих лучников, а сам с оставшимися людьми спрятался слева и справа, подальше. Одного из своих он послал вперед: сторожить, не покажется ли кто со стороны бугра. Остальные разошлись по местам и затаились. До самих землянок было достаточно далеко, чтобы оттуда не услышали говор, но Руденец уверял, что подходить ближе не нужно: если люди побегут оттуда в лес, то только сюда, по знакомой тропе.
Полочане едва успели отдохнуть от перехода, как издалека раздался звук рога: это Ждивой повел своих родичей на приступ. Хортеслав взмахнул рукой и надел шлем; из-под шлема его сосредоточенное лицо стало казаться старше. С мечом наготове, с щитом у ноги, с волчьей шкурой на плечах, он замер в ельнике, окруженный своими людьми, дожидаясь знака со стороны тропы и не сводя глаз с заснеженных елей впереди.
Сначала ничего больше не происходило – казалось, очень долго. Среди тишины леса издалека донеслись крики, стук, грохот и треск. Потом между елями что-то мелькнуло, и все вздрогнули, хотя ждали именно этого. Из-за мелких елей выскочил мужик без шапки, в такой же, как у Хорта, волчьей шкурой на плечах; в руке у него был топор, а за плечами болтался, тяжело ударяя по спине, довольно объемистый кожаный мешок. За ним показалось еще несколько темных, косматых фигур: все бойники носили накидки из звериных шкур мехом наверх, в основном волчьи и медвежьи.
Не дожидаясь новых приказов, лучники пустили стрелы; трое бежавших первыми запнулись, мужик с мешком рухнул на колени со стрелой в груди, потом упал лицо в снег, мешок сорвался и прокатился немного вперед. Еще двое осели, будучи ранены; один завыл, зажимая пробитое бедро. И тут же остальные бойники разом рванули вперед, стремясь поскорее укрыться в ельнике. Но там их уже ждали. Хортеслав стоял на тропе, полностью загородив узкий поход между сугробами: верхний край щита лежит на плече, нижний – уперт в подогнутое колено, кончик меча хищно поблескивает из-за кромки. По сторонам тропы встали еще двое, Огней и Братила, прикрывая княжича с боков.
Однако, увидев впереди крашеные щиты, бойники даже не сбились с шага. Бежавший первым с ходу рубанул топором на длинном древке, вложив всю силу и надеясь ошеломить; Хорт шагнул под удар, сваливая вбок широкое лезвие, хлестнул мечем по бедру и, крутнув клинок, начисто снес голову разбойнику, который уже начал заваливаться вперед. Отступая, достал другого, что сцепился с Огнеем, стоявшим справа – хватило лишь резануть концом клинка по шее, над самым воротом кожуха. Но едва Хортеслав успел обрадоваться удачному удару, как тут же навалился новый разбойник: невысокий, но крепкий, в косматой волчьей накидке на плечах – прыгнул, оттолкнувшись от тела упавшего на тропу собрата, будто от бревна. Он был чуть ли не единственным, кто прихватил из логова щит: остальные свои побросали, чтобы иметь возможность тащить мешки с самым ценным из добычи. Прикрывшись щитом, низкорослый «волк» попытался столкнуть Хорта с тропы, придержать хоть на пару мгновений, чтобы кто-то из ватаги успел проскочить. Но Братила, стоявший слева, не глядя рубанул его по загривку, при этом ловко отбив брошенную в лицо сулицу.
Оставив на истоптанном, окровавленном снегу четыре неподвижных тела, разбойники отхлынули, но вожак, что-то крича хриплым голосом, снова погнал их вперед. Разбойники выкатились прочь из ельника и ударили на лучников. Заметив это, Хортеслав спрыгнул с тропы – он понимал, что тонкую цепь ватага мгновенно прорвет, и тогда перед ними окажется только лес.
Лучники били из-за деревьев, из-за упавших стволов; кто-то из разбойников падал или садился в сугроб, но основная толпа упрямо лезла вперед, проваливаясь в снег по колено. Их оказалось слишком много, немногочисленные лучники никак не успевали остановить всех. И Чадомиловичи побежали, спеша убраться с пути; кто-то замешкался, потянул из-за опояски топор и упал с разрубленным черепом.
Хортеслав рвался вперед, не обращая внимания на сугробы; походя зарубил ковыляющего с простреленной ногой бойника и побежал дальше, туда, где между деревьев мелькали упрямо пробивающиеся вперед темные фигуры. Заплечные мешки и короба делали их горбатыми, увеличивая сходство с лесными духами.
Он уже приметил вожака – это был мужик огромного роста, мало что не с ель высотой. На нем была темная медвежья шкура, лицо закрывала личина из сушеной медвежьей морды, и все вместе производило жуткое впечатление, напоминая шествия ряженых на Коляду, когда в долгой тьме торжествующей зимы на землю сходят духи мертвых. В голове билась единственная мысль: только бы не упустить! На бегу споткнувшись о мешок, Хортеслав сильно ушиб ногу; боли он в азарте почти не почувствовал, но отметил мельком, что в мешке лежало нечто очень твердое. Уж наверное, не деревянные ковши-уточки бойники спасают с опасностью для жизни! А вражеский вожак словно почуял угрозу: коротко оглянулся через плечо и бросился в сторону, прочь от остальной ватаги, проломившей заслон и теперь уходившей в чащу. Хортеслав, не раздумывая, устремился за ним.
Над поляной стоял сплошной вой: бойники привычным образом старались напугать противника. От воя закладывало уши, звенело в голове. Оскалясь, Хортеслав гнался за бойником, но, когда он все же нанес удар, тот провалился в пустоту: противника не оказалось там, где он был вот только что. Княжич с трудом выдирал ноги из снега, едва сохраняя равновесие.
– Это морок! – крикнул ему, подбегая, Соловей – тоже в шлеме, неотличимый от прочих кметей. – Морок, их меньше! Я же говорю, здесь колдун!
