Крещение огнем - Сапковский Анджей (книги без сокращений .txt) 📗
– Может, которой из вас мужик нужен? – подошел он ближе, проделывая гадкие и недвузначные жесты. – Похоже, ежели таких, как вы, как следует прошуровать, дык враз от энтой вашенской любови излечитеся! Эй! С тобой говорю, ты…
Тронуть ее он не успел. Сероволосая девочка свернулась как нападающая змея, меч сверкнул и ударил еще прежде, чем выпущенная из руки сахарная вата коснулась земли. Усач покачнулся, забулькал индюком, кровь из рассеченной шеи брызнула длинной струей. Девушка снова свернулась, налетела двумя танцующими шагами, рубанула еще раз, поток крови хлынул на прилавки, труп повалился, песок вокруг него моментально покраснел. Кто-то крикнул. Другой бандит наклонился, вытащил из-за голенища нож, но в тот же момент упал, получив от Гиселера окованной рукояткой нагайки.
– Хватит одного трупа! – рявкнул атаман Крыс. – Этот сам напросился, не знал, с кем задирается! Назад, Фалька!
Только теперь сероволосая опустила меч. Гиселер поднял над головой мешочек и тряхнул им.
– По законам нашего братства плачу за убитого. Как положено, по весу, талер за каждый фунт паршивого трупа! И на том конец! Я верно говорю, други? Эй, Пинта, твое слово?
Искра, Кайлей, Рееф и Ассе встали позади предводителя. Лица у них были каменные, руки – на рукоятках мечей.
– Верно, – отозвался из группы бандитов Вырвихвост, невысокий, кривоногий мужчина в кожаной куртке. – Прав ты, Гиселер. Конец распре. Было – нету.
Сервадио сглотнул, пытаясь впитаться в уже окружившую их толпу. Неожиданно почувствовал, что не имеет никакого желания крутиться около Крыс и пепельноволосой девчонки, которую называли Фалькой. И тут же решил, что обещанная префектом награда не так уж и высока, как ему думалось.
Фалька спокойно убрала меч в ножны, оглянулась. Сервадио остолбенел, видя, как ее миниатюрное личико вдруг покрывается морщинками.
– Моя вата, – жалостно ойкнула девочка, глядя на валяющуюся на грязном песке сладость. – Моя вата упала…
– Куплю тебе другую, – обняла ее Мистле.
Ведьмак сидел на песке между ивами угрюмый, злой и задумчивый. Глядел на бакланов, рассевшихся на обделанном ими же дереве.
Кагыр после разговора скрылся в кустах и не показывался. Мильва и Лютик искали чего бы поесть. В пригнанной течением лодке удалось под сетями обнаружить медный котел и корзину с овощами. Они поставили в прибрежном заливчике найденную в лодке ивовую вершу, а сами бродили у берега и колотили палками по водорослям, чтобы загнать в ловушку рыб. Поэт уже чувствовал себя хорошо, ходил павлином, геройски задрав голову.
Геральт был задумчив и зол.
Мильва с Лютиком вытащили вершу и начали ругаться, потому что вместо ожидаемых сомов и карпов там серебрилась и трепыхалась мелочь.
Ведьмак встал.
– Идите-ка сюда оба! Бросьте свой вентерь и идите сюда. Хочу вам кое-что сказать…
– Возвращайтесь домой, – начал он без вступлений, когда они подошли, мокрые и воняющие рыбой. – На север, в сторону Махакама. Дальше я поеду один.
– Что?
– Расходятся наши пути, Лютик. Хватит играться. Возвращаешься домой стихи писать. Мильва проводит тебя через леса… В чем дело?
– Ни в чем. – Мильва резко откинула волосы с плеча. – Ни в чем. Продолжай, ведьмак. Интересуюся, что скажешь.
– Мне больше нечего сказать. Я еду на юг, на тот берег Яруги. Через захваченную нильфгаардцами территорию. Путь опасный и дальний. А я больше не могу оттягивать. Поэтому поеду один.
– Отделавшись от неудобного груза, – покачал головой Лютик. – Гири у ноги, сдерживающей движение и доставляющей хлопоты. Иными словами – меня.
– И меня, – добавила Мильва, глядя в сторону.
– Послушайте, – сказал Геральт уже гораздо спокойнее. – Это мое, лично мое дело. Совсем не ваше. Я не хочу, чтобы вы подставляли шеи за то, что касается исключительно меня…
– Это касается исключительно тебя, – медленно повторил Лютик. – Никто тебе не нужен. Спутники тебе мешают и тормозят движение. Ты ни от кого не ждешь помощи. И не намерен ни на кого оглядываться. Кроме того, ты обожаешь одиночество. Что-нибудь я забыл сказать?
– Да, – зло ответил Геральт. – Забыл сказать, что тебе необходимо поменять свою пустую башку на другую, с мозгами. Если б та стрела прошла дюймом правее, идиот, то сейчас вороны выклевали бы тебе глаза. Ты – поэт, у тебя есть воображение, попытайся представить себе такую картинку. Повторяю – вы возвращаетесь на север, я направляюсь в противоположную сторону. Один.
– Ну и езжай, – пружинисто встала Мильва. – Может, думаешь, я стану тебя упрашивать? Бес с тобой, ведьм! Пошли, Лютик, приготовим чего-нибудь пожрать. Голод меня морит, а когда я твоего ведьма слушаю, мне блевать хочется.
Геральт отвернулся. Принялся рассматривать зеленоглазых бакланов, сушивших крылья на покрытых пометом ветках. Неожиданно почувствовал запах трав и зло выругался.
– Ты злоупотребляешь моим терпением, Регис.
Вампир, появившийся неведомо откуда и неведомо когда, не обиделся, присел рядом.
– Надо сменить поэту повязку, – сказал он спокойно.
– Ну так иди к нему. И держись от меня подальше.
Регис вздохнул, вовсе не намереваясь отходить.
– Я только что слышал ваш разговор с Мильвой и Лютиком, – сказал он серьезно. – Надо признать, у тебя истинный талант привлекать на свою сторону людей. Хоть весь мир «покушается на твою добродетель», ты пренебрегаешь и союзниками, и товарищами, которые стараются тебе помочь.
– Мир перевернулся! Вампир принимается меня учить, как мне поступать с людьми. Что тебе известно о людях, Регис? Единственное, что ты знаешь, это вкус их крови. Дьявольщина, я начал с тобой разговаривать?
– Начал. Мир перевернулся, – согласился вампир совершенно серьезно. – Так, может, захочешь и совет выслушать?
– Нет. Не захочу. Он мне не нужен.
– Да, совсем забыл! Советы тебе не нужны, союзники тебе не нужны, без спутников ты тоже обойдешься. Ведь цель твоего похода – цель личная и особая, больше того, характер цели требует, чтобы ты реализовал ее самолично. Риск, опасность, труд, борьба с сомнениями должны лечь на тебя. Только и исключительно. Ибо все это элементы покаяния, искупления вины, которое ты стремишься совершить. Этакое, сказал бы я, испытание, крещение огнем. Ты пройдешь сквозь опаляющее, но и очищающее пламя. Сам, в одиночку. Потому что если кто-нибудь тебя в этом поддержит, поможет, возьмет на себя хотя бы частичку этого огненного крещения, этой боли, этого покаяния, то тем самым как бы обеднит тебя, урвет у тебя ту часть искупления, которая достанется ему. Твой, это только твой долг и ничей больше. Долг, который надобно заплатить, и ты не хочешь расплачиваться за него, одновременно одалживаясь у других кредиторов. Я рассуждаю логично?
