Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович (книги онлайн полные txt) 📗
Соххогоя разматывает повязку на плече раненого. Эрд глядит блестящими горячечными глазами и улыбается. Нассини шепчет, наклонясь к его лицу, касается пальцами раны. Крови не видно при таком освещении, но она есть. Нассини слизывает ее с острых ногтей. Она начинает раздевать Эрда, на котором не так уж много одежды. По тому, как она делает это, можно догадаться, что работа ей привычна. Эрд лежит неподвижно, не мешая и не помогая. Вот он уже полностью обнажен. Как и Нассини. Соххогоя бросает взгляд на его чресла.
– Ты устал, мой милый! – шепчет она. – Трудный день у тебя. Трудный. Больше у тебя не будет трудных дней. Не будет. Не будет…
Она берет в руки длинный предмет. Это нож. Острый, тяжелый. Нассини дотрагивается жалом клинка до груди светлорожденного. Нож прорезает кожу, и капелька крови выступает из ранки. Белая на красной коже. Держа нож двумя пальцами, Нассини ведет его вниз, по груди, по животу Эрда. След от него кажется серым. Эрд все так же неподвижен, но страсть пробуждается в нем. Нассини видит его возбужденную плоть, и на лице ее появляется задумчивая улыбка.
Она наклоняется над Эрдом, опускается к нему. Язык ее медленно движется по оставленной ножом дорожке, слизывая кровь. Нассини выгибает спину, прижимается грудями к его чреслам, медленно, медленно скользит вверх по его телу, отрывается от него, стоит над ним на коленях, взявшись руками за края ложа. Ее красные волосы падают вниз, закрывая лицо. Она дрожит. Слюна капает из открытого рта, и запах тела становится таким сильным, что перебивает аромат курений. Вдруг соххогоя резко откидывается назад, садится на колени Эрда. Раненый тоже сотрясается от дрожи, но по-прежнему недвижим, будто связан заклятьем. Нассини поднимает нож. Она держит его острием против своих глаз, касается языком отточенного лезвия, и крохотная капелька появляется там, где сталь надрезала язык. Бедра соххогои вздрагивают. Она осторожно, бережно касается пальчиками возбужденной плоти Эрда. Тонкий, протяжный стон вырывается из ее горла. Глаза полузакрыты. Зубы прикусывают нижнюю губу. Нассини отводит назад руку с ножом. Тело ее сотрясается, и колени Эрда дрожат под ее ягодицами. Нассини делает судорожный вдох. Рука, держащая нож, напрягается…
– Не смей! – твердо произносит Этайа.
Нассини вскрикивает, оборачивается, ловко, как кошка, спрыгивает с ложа. Искаженное лицо соххогои и закрытое вуалью лицо фьёль обращены друг к другу, как лица влюбленных.
Нассини замирает, расставив ноги, немного согнув колени. Рука с ножом выставлена вперед, тело откинуто назад. Этайа остается сидеть. Нассини узнает ее. Из горла соххогои вырывается смех, похожий на кашель.
– Ты помешала мне, хоба! Заслуживаешь до-олгой смерти. Но я спешу! – На лезвии ножа играют красные блики. Эрд глядит на соххогою. Он все еще дрожит. Ветерок, проходящий сквозь опущенные жалюзи, колышет вуаль на лице Этайи.
– В твоей руке – жгучий слизень, – спокойно говорит фьёль.
Нассини вскрикивает, роняет нож. Он вонзается в дерево под пушистым ковром. Рукоять вибрирует.
– Ты сделала, что хотела! – говорит фьёль.
Нассини испускает длинный стон, прижимает руки к паху, падает на колени, всхлипывает. Глаза ее зажмурены, тело сотрясается, и свет блестит на прыгающих сосках. Эрд тоже стонет, лицо его искажено, пальцы впились в края ложа.
Нассини постепенно успокаивается, ослабевает, ложится на ковер, затихает.
Этайа встает. Она подходит к постели Эрда, что-то шепчет. Светлорожденный успокаивается, перестает дрожать, закрывает глаза.
Фьёль наклоняется ниже.
– Забудь, забудь… – шепчет она. – Не было…
Перед мысленным взором ее проходят картины: Нассини и Эрд, Эрд и Нассини… Нассини и Санти. Плечи фьёль опускаются. Она замолкает. Смотрит. Ей больно, но она смотрит, пока не убеждается, что юноша чист. Чист и свободен. Ядовитая сеть соххогои не оплела его сердца. Изначально Санти оказался сильней «искусства» Нассини.
Жар Эрда спадает. Он заснул, и раны его больше не кровоточат. Длинный разрез, оставленный ножом Нассини, уже затянулся. Этайа прикасается пальцами к его руке, шее. Через несколько минут затягиваются и эти раны.
Этайа подходит по очереди к каждому окну, поднимает жалюзи. Она знает: сейчас за башенкой никто не следит. Ветер выдувает остатки наркотического дыма. Курильница погасла. Этайа улыбается катящейся по небу луне. Она чувствует, как высока ее башенка. Она чувствует каждого из людей там, внизу. Всех. Злых. Добрых. Счастливых. Несчастных. Она плывет над ними, как золотистая луна, и те, кто не спит, поднимают головы, ощутив ее прикосновение. Она не находит внизу Санти и Биорка, но не тревожится: сердце ее знает, что с ними не случилось беды.
Фьёль поворачивается.
– Встань! – говорит она Нассини.
Соххогоя поднимается, стоит не шевелясь.
– Возьми свое и иди. Ты уснешь в своей постели и утром забудешь эту ночь. Иди!
Нассини берет плащ, кинжал, светильник с курительницей. Она идет деревянной походкой, глядя прямо перед собой, спускается в открытый люк. Шаги ее затихают внизу.
Этайа закрывает люк, укрывает одеялом спящего Эрда, опускается рядом. Тело ее расслабляется, сознание блуждает над землей, как ночной ветер. Это – волшебная дрема. Сон фьёльнов.
Вагар и Санти вошли внутрь загона.
– Ушка! Ушка! – позвал юноша.
Проснувшиеся животные подняли головы. Вагар, видевший в темноте, похлопал ближнего парда по шее:
– Поднимайся!
Сняв со стены два комплекта упряжи, он положил один к ногам Санти. Ушка уже была рядом. Оставленный детеныш перебрался под брюхо одного из самцов и продолжал спать.
Животные шли совершенно бесшумно. Санти объяснил Биорку, куда им нужно ехать, и теперь ему оставалось лишь следовать за вагаром.
Когда они въехали в лес, Биорк дал своему животному свободу, и парды помчались. Санти мячиком подпрыгивал в высоком седле. Темные стволы деревьев призраками проносились мимо. Он пригнулся, чтобы уменьшить напор встречного ветра. Парды огромными черными тенями взлетали на вершины пологих холмов и еще стремительней неслись вниз, со свистом рассекая воздух. Темнота не была помехой гигантским кошкам. Самец, на котором скакал Биорк, испустил низкий рев. Парда ответила ему коротким хриплым рыком. Санти двумя руками вцепился в луку седла – парда неслась длинными прыжками, занося далеко вперед задние лапы, а потом швыряя в воздух сильное тело с маленьким всадником на спине. Ни одно животное не могло соперничать в скорости с пардами.
Зверь, несший вагара, поздно заметил овраг и едва не свалился вниз. Он затормозил так резко, что, не будь вагар вагаром, он вылетел бы из седла и упал в черную пасть оврага. Санти сам едва удержался, хотя Ушка остановилась куда менее резко. Юноша спрыгнул на ковер из опавших листьев, размял затекшие ноги. Биорк подошел и отдал ему светильник. Огонек погас, но не составило труда зажечь его вновь.
Они спустились в овраг.
– Куда? – спросил вагар.
Санти огляделся и легко определил место. Через пару минут они были у входа в пещеру. Биорк полез первым. Санти хотел отдать ему светильник, но вагар отказался:
– Если ты пойдешь позади, света мне хватит!
Они перешагнули через кучку ржавчины и углубились в тоннель. Ход был идеально прямым, с гладкими стенами и потолком. Разводы грязи на полу говорили о том, что время от времени сюда проникала вода. Они прошли уже не меньше трехсот шагов, когда Биорк вдруг остановился.
– Что случилось? – спросил Санти, который видел впереди все тот же идеально ровный коридор с полукруглым сводом.
– Придется вернуться, – сказал Биорк.
– Зачем? – удивился Санти.
– За пардами. Пешком мы можем идти всю ночь.
Животные без всякого страха вошли в подземелье. Светильник плавно покачивался в руке Санти. Ушка шла рысью. Через четверть часа они достигли конца тоннеля и спешились. Вагар принялся изучать преградившую им путь стену.
– Прикрой светильник! – велел он Санти.
