Крылья - Нестеренко Юрий Леонидович (полная версия книги .TXT) 📗
Процессия двинулась через лес. Я ехала в самом центре отряда, насчитывавшего две дюжины аньйо. Носилки были узкие, я сидела фактически верхом, свесив ноги с обеих сторон перекрестья, но свалиться не боялась. Беспокоило меня другое — как предупредить гостеприимных туземцев, что где-то рядом рыщет другое, враждебное племя, а может, страшные хищники — словом, те, что уничтожили других спасшихся с брига? Вздумай я показывать это жестами, дикари, чего доброго, примут это за агрессию и угрозу с моей стороны. Впрочем, окинув взглядом ощетиненный копьями отряд, я решила, что эти дети джунглей куда лучше разбираются в ситуации, чем я, не проведшая на острове и суток, и мои советы им были бы попросту смешны. Все же, пользуясь высотой своего положения, я внимательно смотрела по сторонам, чтобы в случае чего первой предупредить об опасности.
Однако по дороге с нами ничего не случилось. Один раз я вздрогнула, когда туземцы, шедшие в авангарде, закричали, но тут же поняла, что это крики радости, а не угрозы. Им тут же ответили из зарослей впереди, а затем деревья расступились, и я увидела селение.
Оно было довольно большое — около полусотни хижин. Не во всякой ранайской деревне наберется столько, правда, ранайские избы больше и, разумеется, прочнее. Туземцы не строили домов из бревен: каркас, плетенный из ветвей, обмазывали глиной и накрывали сверху пальмовыми листьями. В итоге получалось цилиндрическое сооружение восьми-десяти локтей в диаметре. В центре деревни росло не очень высокое, но исключительно толстое и ветвистое дерево с плотной куполообразной кроной. Края купола свисали неровной зеленой бахромой чуть ли не до земли. Я не очень хорошо его разглядела, потому что солнце, спустившееся уже достаточно низко, било в глаза; заметила лишь, что вокруг собралось немало жителей деревни, и подумала, что там проходит какой-то совет или, может быть, праздник. Но крики «моих» туземцев отвлекли их соплеменников от дерева, и те поспешили нам навстречу.
Вновь повторилась сцена общего восторга. Поскольку я теперь не размахивала дубиной, лбом в землю больше никто не падал, но практически все — мужчины, женщины, дети — кричали, пели и приплясывали вокруг носилок. Среди выкриков я вновь несколько раз различила слово «эййа» и решила, что это, должно быть, местное приветствие.
— Эййа! — крикнула я в ответ, вызвав новую бурю радости. Туземцы свистели и улюлюкали, а некоторые от избытка чувств отбивали быструю дробь ладонями по голым животам и ляжкам. Смотреть на это было ужасно смешно, и я чуть не свалилась с носилок.
Однако всеобщее ликование нарушила тощая длинноволосая старуха в ожерелье из причудливой формы корешков на морщинистой шее — она что-то кричала визгливым голосом, который мне сразу не понравился. Перехватив мой недовольный взгляд, она почтительно мне поклонилась, однако тут же снова принялась кричать на своих соплеменников, указывая коротким кривым черным ножом на заходящее солнце.
Наконец ей удалось привлечь общее внимание. Раскрашенный предводитель отряда что-то скомандовал, и толпа вместе с носильщиками двинулась к дереву.
Я догадалась, что им важно завершить свое мероприятие до заката и что я тоже приглашена участвовать. Главным моим чувством было любопытство, но все-таки зашевелилось и беспокойство: нож в руке старухи мне не понравился. Могло ли быть так, что вся буря эмоций, принятая мною за восторг, на самом деле выражала гнев и злобу? Нет, определенно нет. Как бы сильно ни отличались дикари от ранайцев, улыбки и смех у всех народов одинаковы. Да, но, может быть, они радовались не мне, а возможности расправиться со мной?
Я вспомнила задранные к небу зады нашедшего меня отряда. На приготовление к расправе это никак не походило. И все же, чтобы окончательно увериться, я властно скомандовала:
— Стойте!
Они, конечно, не поняли слова, но, должно быть, по моему решительному тону и сдвинутым бровям догадались о его смысле. Носильщики и остальная процессия остановились. Десятки глаз смотрели на меня выжидательно. Да, они повиновались мне. «Как видно, истории о свирепости северных дикарей сильно преувеличены, — подумала я. — По крайней мере, в отношении некоторых племен. Которые чувствуют превосходство нашей цивилизации и почитают за счастье служить нам». Ладно, не будем мешать их обычаям.
— Вперед! — разрешила я, делая взмах рукой. Процессия вновь тронулась, и, кажется, на многих лицах мелькнуло выражение облегчения.
Шествие приблизилось к цели; туземцы встали вокруг дерева в несколько рядов. Старуха с ножом и двое молодых воинов с чем-то вроде глиняного таза шагнули под сень ветвей. Головы зрителей находились примерно на уровне края лиственного купола, так что они могли заглянуть под крону, я же с высоты носилок не видела за густой листвой происходящего. Так что я без долгих раздумий перекинула ногу через перекрестье и, не дожидаясь, пока меня опустят со всей почтительностью, спрыгнула на землю.
Ближайшие туземцы обернулись, поспешно расступились, пропуская меня под крону. Сами они входить туда не хотели или не осмеливались.
Я шагнула вперед и едва не уткнулась лицом в перевернутую мертвую голову гантруса.
Они все были там — приплывшие на лодке. Я видела только шестерых, но остальных, очевидно, скрывал от меня ствол. Они висели, скрученные лианами и привязанные за ноги к ветвям дерева. И на шее у каждого из них багровел страшный отверстый рот с тянувшимися к подбородку кровавыми подтеками.
Впрочем, все еще не у каждого. Пока я в полном ступоре созерцала это зрелище, старуха шагнула к молодому матросу, который был еще жив и смотрел выпученными от ужаса и прилива крови глазами, ухватила его голову за свисавшие волосы, оттянула ее назад и ловко, одним движением перерезала горло от уха до уха. Из раны с коротким булькающим хрипом вырвался воздух, и тут же в подставленный воинами таз хлынула кровь. Из-за перевернутого положения тела она вытекала быстро. Тяжелый железистый запах мешался с ароматом листвы.
— Они вас слушают? Ведь правда? Слушают?
Голос вывел меня из ступора. Я не сразу узнала Каайле из-за того, что он был в перевернутом положении. Зато он не только узнал меня, но и сообразил, что я — не очередная жертва, доставленная на заклание. Меж тем старуха с ножом уже направлялась к нему.
