Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Бэстифар отступал, пока не уткнулся в балконное ограждение. Он понятия не имел, кто эти «все», о которых говорит Мальстен, и почему он так воинственно противится любому участию. Задай Бэстифар эти вопросы напрямую, ответа бы не услышал, поэтому он лишь тихо произнес:
— Мальстен, ты… никогда не жалок.
Кулак данталли сжался. Казалось, он собирался ударить Бэстифара, но не сделал этого. Резко опустив руку по шву, он развернулся и направился в противоположную сторону, к дальнему концу балконного ограждения. Несколько мгновений Мальстен молчал, затем в его голосе послышалась почти мольба:
— Почему ты не можешь просто уйти?
— Ты мой друг.
— Вот и оставь меня в покое, раз друг!
— Знаешь, мне в детстве сказки о дружбе читали, там как-то по-другому было, — нервно усмехнулся Бэстифар. Он ожидал, что обстановка хоть немного разрядится, однако Мальстен издал звук, напоминающий нечто среднее между усталым вздохом и бессильным стоном. Он стоял, отвернувшись, не решаясь посмотреть на аркала, и тот готов был биться об заклад, что прямо сейчас, в эту минуту, Мальстен испытывает стыд за то, что позволил себе сорваться.
Подумать только, а он ведь правда стыдится! — изумлялся Бэстифар. — Лишний раз прикрикнуть себе позволить не может, для него это как будто позорно. Мне, например, даже посуду бить доводилось от злости, и чтоб я хоть раз этого устыдился! А он… откуда же такая муштра? Да, когда-то его муштровал учитель, а после — военные в Академии, но ведь это было много лет назад. Отчего же он сейчас так строг к себе?
Уже собираясь задать другу этот вопрос, Бэстифар заметил, что опущенная по шву рука Мальстена дрожит. То незримое чувство, которое он уловил, вновь начало сиять ярче, и Бэстифар понял, что гнездится оно где-то в центре груди данталли. Оно было похоже на едва ощутимое давление, но при этом такое тяжелое, что Мальстен, похоже, едва мог его выдерживать.
Если я теперь знаю, где оно, может, и придержать получится? — с возрастающим азартом подумал Бэстифар.
Он позволил себе не сосредотачиваться на боли, как делал это обычно, а рассеять внимание, чтобы поймать это ощущение, если оно начнет убегать. Его сила коснулась этого неуловимого источника осторожно, чтобы не спугнуть и не дать сбежать. Вокруг руки разлилось бледно-красное свечение — полупрозрачное, блеклое, почти незаметное.
Послышался удивленный вздох.
Мальстен прикоснулся рукой к своей груди и повернулся к аркалу.
— Бэс?..
Бэстифар смотрел на свет вокруг своей ладони, не понимая толком, что сумел обуздать.
Такое хрупкое, неосязаемое… — думал он почти с нежностью. — Даже самая незначительная физическая боль сияет ярче, а это… это что-то совсем другое.
Он собирался сказать об этом Мальстену, но вмиг растерял припасенные слова при виде выражения его лица. Недоверчиво изумленный, дезориентированный, но со странно посветлевшим взглядом — Мальстен безотрывно смотрел на друга. Он чем-то походил на путника в пустыне, только что сбросившего тяжелую ношу, набредя на оазис. Будто глоток живительной воды начал стремительно возвращать ему силы, почти иссякшие в долгом изнурительном пути.
Бэстифар был ошеломлен этой переменой. Даже избавляясь от мук расплаты, Мальстен не испытывал подобного облегчения, хотя та боль — аркал мог оценить это безошибочно — была чудовищна.
Слова Аэлин Дэвери невольно всплыли в памяти Бэстифара:
Ты чувствуешь, как проходит усталость, как твоя душа вновь становится сильной. Тебе хочется дышать свободнее, и кажется, что уже ничто не нарушит твой покой.
— Бэс, как ты это… — Мальстен даже не мог окончательно сформулировать свой вопрос. Его взгляд говорил об этом с большим красноречием.
Бэстифар вновь посмотрел на сияние вокруг своей ладони.
— Такая тонкая… — произнес он. — Почти не чувствуется.
Как она может так давить? — закончил он мысленно. Любопытство взяло верх, и Бэстифар почувствовал острую тягу понять природу этого странного чувства. Он прищурился, стараясь всмотреться в полупрозрачное сияние.
В его голове начали возникать образы.
Малагорский цирк: его азарт, страсть, красота представлений… и притом какое-то пронизывающая душу ощущение обреченности, страх, чувство зависимости. За этим образом потянулись другие — тоже из Малагории: опасность, перемешанная с самоотверженной преданностью и готовностью отдать жизнь за близких людей; безграничная тоска вкупе с попытками отстраниться от нее. И чувство вины: тянущее, давящее, колкое. Постоянное.
Образы сменились. Теперь Бэстифар видел вспышки с Войны Королевств. Видел Кровавую Сотню, чувствовал тяжесть ответственности, возложенную на Мальстена Рерихом Анкордским. Напряжение, страх быть обнаруженным, бдительность, ощущение чужой неприязни, тоска по празднованию побед, кошмарные сны, боязнь предстоящих физических мук, непрекращающееся одиночество. Где-то в глубине, старательно скрытая внутренними запретами, тлела жалость к себе и жажда понимания и сопереживания, которую нещадно забивали плети порицания и стыда.
Ты не заслуживаешь никакого сочувствия! И даже желать этого позорно! Ты данталли, ты должен терпеть молча! — Бэстифар явственно услышал этот голос, как если бы он звучал в его собственной голове.
Образы вновь перескочили. Академия. Сокурсники. Жалость к аггрефьеру и понимание его одиночества. Дисциплина и муштра. Бессильная злоба на события, случившиеся в Хоттмаре, постоянное равнение на своего учителя — его уже не было рядом, но желание впечатлить его осталось. Ощущение собственной бесталанности даже при феноменальных способностях. Совершенствование навыков, закалка, тренировки, легкое обучение и высокие оценки — пожалуй, единственное, в чем Мальстен находил успокоение и уверенность.
Хоттмар…
Бэстифар едва не задохнулся от того, сколько невыраженных обид, страхов, страданий, метаний, сомнений и переживаний таила в себе родина Мальстена. Образ Сезара Линьи, был наделен почти божественной святостью — при всей его беспощадности и непримиримости. Постоянная осторожность, бдительность, сдерживаемые слезы, ночные кошмары, подавление чувств, презрение к слабости.
— Боги… — выдохнул Бэстифар, ошеломленно вынырнув из того, что показывало ему едва заметное красноватое свечение. Задаваться вопросом «что это было?» не пришлось: аркалы всегда видят источник боли, а источником этой боли служили воспоминания.
Бэстифар сочувственно сдвинул брови. Он даже не представлял, что в душе его друга может таиться нечто подобное.
Впечатления от образов, затопивших сознание, оказались настолько яркими и тяжкими, что аркал не сумел вовремя отследить потерю контроля. И без того слабый свет замерцал и погас.
— Ох! — нервно усмехнулся Бэстифар. — Я, кажется… — Он поднял глаза на данталли и осекся на полуслове, оторопев.
Никогда прежде ему не доводилось видеть, как на чье-то лицо наползает тень, но сейчас он наблюдал, как тускнеет взгляд друга, как только что отнятая у него тяжесть вновь наваливается на него и давит с прежней силой — не накопленная с годами, а вся разом.
Мальстен напряженно выдохнул. Он сделал все, что было в его силах, чтобы не выдать своих чувств, но даже его прочно выстроенные внутренние барьеры дрогнули под этим натиском. Он отвернулся, будто не знал, куда деться. Казалось, самым страшным во всем этом было то, что Мальстену на какой-то краткий миг показали, каково жить без этого груза.
Осознав, что сделал, Бэстифар подался вперед, приподняв руку.
— Мальстен, погоди, я могу попробовать снова, и…
— Нет, умоляю тебя, не делай этого больше! — воскликнул Мальстен, обернувшись и воззрившись на аркала с непередаваемым ужасом. Лицо его исказилось мучительной гримасой, он попятился и выставил вперед руки — не для работы с нитями, а в попытке защититься.
— Боги… Мальстен, я ведь не собираюсь тебя мучить! Я могу попытаться это забрать. Как расплату, понимаешь? Этого больше не будет…
— Мы не знаем, как это работает! — Глаза Мальстена блестели от испуга, голос заметно дрожал. — Не знаем, не вернется ли оно… от мысли… от воспоминания… мы ничего не знаем! А если оно вернется и станет сильнее… — Он покачал головой, отчаянно пытаясь собраться с силами. — Пожалуйста, Бэс, не надо, я не смогу…
