Лиса в курятнике (СИ) - Демина Карина (книги бесплатно без txt) 📗
- Чего вам надобно от Лизаветы?
- От кого? - он слегка нахмурился, впрочем тут же вспомнил, о ком речь идет, и неловко этак плечами пожал. - Замуж возьму.
- Вы ее не любите!
- Не люблю, - преохотно согласился Стрежницкий. - Но когда и кому это в счастливой семейной жизни мешало?
- Вы... вы непорядочный человек!
- А вы не заботитесь о своей репутации. Что батюшка скажет, если узнает?
- Не узнает.
- Полагаете? - говорить и вправду было тяжеловато. Звуки получались растянутыми и отчего-то отдавались в голове пренепреятнейшим образом.
- Вы же не скажете, - Авдотья заняла второе кресло, сбросивши на пол не слишком чистую рубашку. Все ж прислуга, пусть и появилась, но должного рвения при уборке выказывать не спешила.
- А если...
- Тогда я скажу, что вы сами меня пригласили и вели себя недостойно, - Авдотья всхлипнула и по щечке ее покатилась слеза. - Обесчестить порывались, а потому просто-таки обязаны жениться.
Вот тут Стрежницкий прямо закашлялся.
Жениться?
Он обещал и собирался, но... не так же скоропостижно! Да и вообще... одно дело искать мифическую супругу, которая, быть может, на счастье его и не найдется никогда - все ж дело это долгое, требующее особой тщательности и внимания - и совсем другое идти к алтарю в самом скором времени.
А с генералом от инфантерии не поспоришь.
Норов у Пружанского всегда крутым был.
Он голову снесет и извиняться не станет, если только взбредет в оную мыслишка, что Стрежницкий, скотина паркетная, деточку обидел. А она, вспоминая собственную Стрежницкого репутацию, взбредет всенепременно.
- Потому предлагаю поговорить миром, - предложила Авдотья, прескромно складывая ладошки на коленях. А Стрежницкий только и сумел, что кивнуть.
- Так все же, чего вам надобно от Лизаветы? - Авдотья погладила серое с искрой сукно. И поди ж ты, платье гляделось нарочито скромным, строгим даже, а вот чулочки кофейного колеру дразнили взгляд. - Только, пожалуйста, не надо врать. Я многое про вас знаю.
- Что, например? - он все же попытался подняться, дотянуться до графина с водой, ибо в горле пересохло, то ли от волнений, то ли от целительских заклинаний.
- Например... - Авдотья стала и шлепнула по руке. - Сидите уже, герой-недобиток...
Почему-то стало обидно.
- Я не...
- Недобиток? Или не герой?
Стрежницкий засопел. Между прочим, он вдвое старше этой... этой пигалицы, которая совершенно не понимает, чего творит. А если ее кто видел? Это же дворец, тут и стены стоглазы, не говоря уже об ушах. И полетит, понесется сплетня, подробностями обрастая. После хоть прилюдный осмотр целительский устраивай, все одно не поверят, что покинула она эти покои невинною.
...и ведь слух, появись он, всенепременно до Пружанского дойдет.
- Знаю, что вы появляетесь, когда случается нечто... до крайности неприятное, но требующее решения тихого... - она наполнила стакан водой и подала. И пальчики ее влажные были теплы. - Батюшка не любит вас вызывать. Становится мрачен, зол. Кричит на офицеров. Правда, он и так на них кричит, но иначе... поймите, я же там выросла. Я многое вижу. И многое знаю. К примеру, когда наши патрули раз за разом вдруг исчезают... или когда тропы пустеют, те, по которым караваны через границу ходят... значит, где-то новые проложили и повезут по ним вовсе не приправы с шелками.
Она помогла напиться и, заглянув в глаза, строго сказала:
- Не дурите. Вернитесь в постель. В этом вашем... геройстве никакого смысла нет.
Стрежницкий мотнул головой: вот еще, будут тут всякие ему указывать... пигалицы. Она же лишь вздохнула и стакан поставила на место. Вернулась в кресло. Села. Юбку приподнявшуюся было почти неприлично - еще немного и коленки видны станут - одернула.
- В последний ваш раз папенька даже не ругался. Стал мрачен. Ходил, бормотал что-то... и аманте своей от дома отказал.
- Что?
Не то, чтобы Стрежницкий полагал старинного приятеля столь уж далеким от обыкновенных мирских радостей, но вот одно дело аманту завести - одинокому генералу простительно, и совсем другое, чтобы взрослая дочь об этом узнала.
Она же рукой махнула.
- Бросьте... или вы как папенька, полагаете, что мне вечно будет пять лет? Я вижу. Она неплохая женщина. Вдова. Порядочная. И ему подходит. Я даже папеньке сказала, что буду совсем не против, если он сделает предложение.
Стрежницкий зажмурился, пытаясь представить выражение генеральского лица. Надо же... жениться на аманте...
- Если уж встречается лет десять, может перестать женщину мучить...
- А он?
- Раскричался... ему, между прочим, целитель велел беречься. Настой успокоительный прописал. Так он упрямый же... как некоторые. И не сверкайте тут глазом, на меня это не действует... в тот раз... я знаю, что пропали какие-то бумаги. И папенька велел срочно поменять маршруты, пароли... многое, что меняется только в особых случаях. А еще задержал троих, но их же после и отпустили. Велкуцкого вот сослали, но он точно не при деле был. Папенька просто случаем воспользовался... и правильно. Велкуцкий редкостной сволочью был, пусть себе в другом месте послужит.
Стрежницкий с трудом удержался, чтобы не выругаться.
Нет, он, конечно, понимает, что на заставах свои порядки, что городок маленький, на сплетни бедный и все на виду, однако же...
...Велкуцкого, к слову, отнюдь не ложно обвинили. Деньги он брал от соседей недобрых и действительно не за шелковый путь. Самолично опийное молочко перевозил, а с ним кое-что похуже, так что свои пятнадцать лет каторги милостью Его императорского Величества, он заслужил сполна.
Но девице-то, пусть и генеральской дочери, о том ведать - лишнее.
Она же усмехнулась.
- Папенька их разворошил... не смотрите вы, право слово, граница же, там без шпионов никак. Но обыкновенно они тихонько сидят, папенька порой сам им новостей подкидывает, а они нам, стало быть.
Вот такое, мать его, глубокое душевное взаимопонимание, о котором все знают, да помалкивают, понимая, что лучше один известный шпион, чем десяток новых, к обычаям не приученных.
- Но в тот раз что-то было не так... батюшка вас и позвал. А вы по границе поездили, дозоры проведали, а после роман завели с Шавельевой.
Стрежницкий прикрыл глаза, прикидывая, не притвориться ли ему умирающим.
- И папенька Шавельеву еще выговор сделал, когда тот пришел справедливости требовать, мол, сам жене попустительствовал. А после вашего отъезда Шавельева в отставку отправили. И я много думала... а потом поняла. Она ведь никогда не скрывала, что желает красивой жизни. Шавельев ее обожал, боялся, что бросит, все прощал... она красивой была. Яркой.
...а еще достаточно верткой, чтобы управиться сразу с тремя любовниками. И ведь умудрялась же провернуть так, что никто из троицы о соперниках не догадался... влюблялись? Может, и так. Там, на границе, все немного иначе.
Чувства ярче.
Нервы больнее. И кажется, будто каждый день - последний. Вот и горят, спешат жить. Ее полагали глупенькой, наивной девочкой, которая неудачно вышла замуж, а теперь не наберется решимости мужа оставить.
А она...
Много ли надо, чтобы заглянуть в чужую планшетку? Отснять бумаги? Передать нужным людям и получить достойное, как ей казалось, вознаграждение. Она ведь никого не убивала. Она просто...
...жила.
И продолжала жить где-то там, в Уйгурском поселении, быть может, приспособившись. Поговаривали, что иные и неплохо себе устраиваются, мужей ищут, детей рожают, напрочь забывая о прежней жизни. Стрежницкий правда сомневался, что она из таких.
- Про Шавельевых посплетничали и только. Папенька устроил офицерам очередной разнос. Кого-то там повесили, шпионом объявив. Кого-то в столицу переслали под конвоем. А вы уехали... и появились тут.
- Вообще-то я тут живу, - счел нужным уточнить Стрежницкий.
- Знаю... живете себе, живете... и вдруг влюбляетесь в простую девицу Лизавету. К слову, и вам тоже не след бумагами разбрасываться, - взгляд Авдотьи был холоден. - Мало ли кто в них нос сунет...
