Вурди - Колосов Владимир Валерьевич (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
Почему это в старом?
И в новом.
«Нынче ж праздник, — вспомнил нелюдим, — солнцеворот».
Маска тем временем исчезла.
Но голос остался:
— Да, здорово ему досталось. Вишь как заморгал…
— Тебя бы так, — проворчал Лай.
— Как? — задиристо отвечал все тот же голос.
«Молодой, — внезапно подумал охотник, — уж не Тисс ли?»
— Так, — ворчливо отбрехивался голос постарше. Лай.
— Р-р-р, — будто дразня всех вокруг, заливался гортанным звуком Тисс.
«Дурак», — беззлобно подумал охотник. И уснул.
— Открывай, соседка! Вот! Принес!
Ай-я вздрогнула, торопливо поставила склянку с мазью на полку. Погладила стоявшего рядом Райнуса по вихрастой голове:
— Поди открой.
— Эй! Уснули там? Ай-я!
— Да открыто! — услышала она донесшийся уже из сеней голос сына.
— А чего ж не отзывался никто, — ворчливо сказал вошедший, — сапоги отряхни. Видишь, не с руки мне. Заняты они у меня.
— Папка?
Возглас Райнуса заставил Ай-ю вздрогнуть. Она рванулась из комнаты и в дверях налетела на Лая.
— Вот! Принес! — сказал, отдуваясь, охотник и оглядел комнату.
— На лежанку. Туда, — торопливо указала Ай-я, не в силах оторвать взгляд от лица мужа. Глаза Гвирнуса были закрыты. Щеки побелели. «Вишь как обморозился», — подумала Ай-я, подходя ближе, касаясь рукой холодного лба. Очень холодного. Она зло посмотрела на Лая: — Что ж ты! Небось с собой-то чего для сугреву таскал!
Лай удивленно крякнул:
— Ты чего, соседка? Как с цепи сорвалась?..
— А то и сорвалась. — Ай-я внезапно прикусила язык, сказала уже мягче: — Дал бы хлебнуть, враз порозовел. — И почти жалобно добавила: — Он хоть живой, а?
— Живой он, живой. Только что Тисса обругал… — добродушно сказал охотник, избавившись наконец от своей ноши.
— Это он завсегда, — улыбнулась сквозь слезы Ай-я.
— А для сугреву я раньше выпил, — усмехнулся охотник. — Ты не бойся. Я его всю дорогу теребил. Вот так! — И он, вытащив из-за пазухи рукавицы, с силой хлестнул спящего по лицу.
— Что ты! Разве ж так можно?! — не выдержала Ай-я.
Она попыталась ухватить Лая за руку, но тот уже и сам отошел от лежанки, озадаченно почесал в затылке:
— Вот ведь — не откликается. Раныне-то он ругался, а тут…
— Живой! — почти с ненавистью крикнула Ай-я, чувствуя, что нет сил больше терпеть разраставшуюся где-то в груди боль. — Как же! Живой! Не дышит уж! Беги! Гергамору зови!
Она и сама не знала толком, зачем ей понадобилась старуха. Наверное, лишь потому, что та уже знала обо всем. Не обо всем. О вурди. О ней.
Не успел Лай скрыться за дверью, как Ай-я уже пожалела о сказанном. Хватит с нее старухиного колдовства. Ай-я бросилась было вслед, потом опомнилась, метнулась к лежанке, вдруг вспомнила о детях, повернулась к плачущей Аринке:
— Молчи!
Аринка тут же стихла, насупилась, спрятала лицо в грязных кулачках:
— А я и не пла…
— Райнус!
— Да, мам.
— Ну? Что стоишь как пень? Одевай Аринку. И из дома! Гулять!
Райнус испуганно кивнул.
— Будут спрашивать, кто да как, — мол, ничего не знаю и все.
— Да. А как же?.. — Мальчик покосился на отца.
— Поскорей! — отрезала Ай-я, и Райнус со слезами на глазах бросился к сестре. Тут же, впрочем, послышался его намеренно «взрослый» басок:
— Эх ты! Рева!
Ай-я покосилась на детей: одеваются. Зря накричала. Ну да ничего. На уговоры времени нет.
Только после этого она наклонилась над мужем, принялась торопливо стягивать с его непослушного, почти деревянного тела разорванный в клочья полушубок. Руки Гвирнуса не гнулись, она с трудом стащила один рукав, потом, кряхтя, перевалила мужа на другой бок и тут только вспомнила о ноже, который обычно хранился в голенище его сапога. Поздно. Еще один рывок, и полушубок оказался сорванным.
Живой?
Ай-я приложила ухо к его груди.
Гвирнус не дышал.
— Мам, он умер, да?
— Тсс!
Вскочив на ноги, Ай-я бросилась к уже одетым детям. Силой пихнула к двери:
— Идите!
Снова бросилась к мужу, услышав за спиной голос Райнуса, он что-то зло выговаривал Аринке, потом хлопнула входная дверь, и Ай-я вздохнула чуть ли не с облегчением — дети ушли.
Теперь рубаха.
Грязная, потная, в темных пятнышках — что это? Кровь? «Не думай об этом, нельзя». Ай-я облизнула пересохшие губы. «Нет, это не может быть кровью. Он никогда не приходил с охоты в крови. У него даже ранок не было. Он береженый, мой Гвирнус, муж».
Не смотри.
Это всего лишь грязь.
Все еще надеясь, что удастся избежать самого страшного, женщина достала из порванного волчьими клыками голенища нож. Торопливо разрезала стягивающую рубаху тесьму, отчаянно полоснула лезвием по рукаву. Ткань с хрустом лопнула — Ай-я сорвала остатки ткани с окоченевшего тела.
Слабого. Обмороженного. С болтающимися как плети руками.
Живого.
(«Живой он, соседка, живой. Только что вон Тисса обругал»).
Спасибо, Лай.
Ай-я прильнула губами к его губам.
Да, согреть.
Дыханием. Жизнью. Собой.
И вдруг отшатнулась, ибо явственно ощутила…
На губах Гвирнуса, мужа, человека, была… кровь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
«Скрипучая, сволочь», — подумал Тисс, прикрыв за собой калитку. Прошел по запорошенной тропке к избе. «Ишь снегу сколько понавалило, и не пройти». Прежде чем войти в дом, нацепил на голову маску. «Вот смеху-то будет». Сколько уж лет пугал он Таисью ее волчьим оскалом, а ведь всякий раз визжала жена, хотя, сказать по правде, догадывался Тисс, что визжала-то не от страха — скорее по привычке, поддерживая давно надоевшую обоим игру…
Дышать под маской было тяжело. Что бы не задохнуться, приходилось оттягивать маску, жадно хватать ртом морозный воздух. «Вот смеху-то будет», — зевнув, снова подумал Тисс. Он представил, как, смеясь, обнимает лохматую морду жена, как он ворчливо отталкивает ее: «Так вот, значит, кто тебе люб!» Как она и так и этак, будто лесная кошка, ластится к нему, он же, стягивая маску, пытается вырвать ее из жениных рук. А она, визжа, не отпускает и норовит прижаться губами к черной горошине носа.
«Ах, вот ты как!» — Он по-звериному рычит, обхватывает ее полные (теперь уж слишком полные) бедра, подталкивает к лежанке… «Ах ты окаянный! Так вот что тебе надобно!..» «Тьфу!» — сморщился под маской охотник, неожиданно вспомнив о невесть зачем приведенной им в дом девчонке. Кусачей. Дикой. Дрожащей от холода, но упорно не дававшей завернуть себя в теплый меховой полушубок… И откуда она только взялась? Тисс вспомнил ее босые, посиневшие от холода ножки на белом снегу. Ее маленькое дрожащее тельце. Вспомнил, как что-то больно кольнуло в самое сердце: жаль, что у них с Тай никогда не было детей. «В самом деле… Откуда ты такая, а? Не видел я тебя раньше. Голая — неужто из леса?» «Р-р-р!» — это «р-р-р» заставило его насторожиться. «Прямо-таки звереныш какой-то. Замерзнешь ведь». «Р-р-р», — девочка исподлобья взглянула на него, вдруг неожиданно метнулась в сторону, неуверенно пробежала несколько шагов, потом вдруг опустилась на четвереньки и… Тисс не поверил своим глазам. Оскалилась, показав… Нет, не может быть… Померещилось. Похолодев от предчувствия чего-то очень неприятного и страшного, охотник двумя прыжками настиг маленькое существо, ловко подхватил под мышку… «Чего царапаешься, глупая. Все ногти обдерешь… Вот я тебя!» Но вместо того, чтобы как следует шлепнуть непослушное тельце, начал неловко стягивать с себя полушубок. Девочка отчаянно рванулась… Раз, другой. Ужом выскользнула из его не слишком крепкого объятия (не так-то просто скинуть одежду, когда в одной руке у тебя этакое). Бросилась прочь, но полушубок был снят, и Тисс, как сетью, накрыл им непослушное создание: «От меня не уйдешь!» «Зачем? — теперь с неудовольствием подумал, стоя на крыльце, охотник. — Притащил бы к Ай-е. Вот уж кто был бы рад. Все-таки рядом с ее домом была. И на Гвирнуса вроде как похожа… Таисья углядела. Ну да моя Таисья и не такое углядит», — усмехнулся Тисс.
