Алракцитовое сердце. Том I (СИ) - Годвер Екатерина (читать книги без .txt) 📗
– Есть.
– Только ваши старики, наверное, не забывают о посевной за разговорами о своем ревматизме, – ну, раз уж вы до сих пор не перемерли от голода. – Голем вдруг развеселился. – Они не прячут общее зерно к себе в сундуки, не принуждают девок греть им постели, не забирают у охотников больше добычи, чем могут съесть; иначе вы бы давно их сместили и назначили других. Так?
– Так, – подтвердил Деян, слегка покривив душой: некоторые неприятные случаи все же происходили время от времени. Старики – да взять хотя бы Беона – за общее дело радели, но и себя в обиде не оставляли.
– В этом ваш немудреный порядок лучше того, что был принят среди чародеев: у нас для сволочей и бездельников раздолье. Но Марфус его все же поуменьшил… Суть нашей затеи сводилась к тому, чтобы поумерить притязания и аппетиты сильнейших, разрушительные для дела, – и наладить взаимодействие между чародеями на всем материке, выстроить связи между всеми, кто нуждался в нашей помощи или мог и желал сам помочь другим
– То есть ты всего-навсего желал поквитаться за свою несчастливую юность.
– Я желал более не допустить подобного! Впрочем, ты прав, – признал Голем. – Лишая жизни тех, чье бездействие едва не лишило жизни меня самого, я испытывал немалое удовлетворение. Но смерть их была легкой, куда легче, тем у тех бедняг, кого по их вине замучил до смерти отец. Иногда я задаюсь вопросом: не упущение ли это с моей стороны?
– Так я не понял, что все-таки вы сделали-то с этим своим Кругом? – уже сожалея о сорвавшемся с языка упреке, спросил Деян.
– Прежний Круг был един и насчитывал в своем составе четыре десятка чародеев, некоторых из которых хорошая сельская знахарка не взяла бы в ученики – настолько они были бездарны. Зато приходились другим сыновьями или зятьями… Теперь же во главе чародеев всего Алракьера стоял Малый Круг, также называемый, в память о старом порядке, Истинным Кругом, – собрание пятнадцати сильнейших, опытнейших и влиятельнейших мастеров, возглавляемое председателем Марфусом; мы с Венжаром также входили в их число. Все же прочие чародеи, кто достиг совершеннолетия и чьей силы хватало на то, чтоб с расстояния в десять шагов за час вскипятить котел воды, входили в Большой, или Общий Круг. Такие умельцы находились в каждом городке: их общее число было слишком велико, чтобы все они одновременно могли собраться вместе, потому Большой Круг, можно сказать, состоял из множества Кругов поменьше. Городские чародеи и сельские умельцы объединялись в местные Людовы Круги, которые выдвигали для Общего собрания представителей; и все равно на собрания Общего Круга съезжалось душ по триста: тот еще балаган; однако им удавалось как-то организовать работу. У чародеев, состоявших в Людовых Кругах, было несравнимо больше интереса ко всему, что происходило на земле, где они зарабатывали на хлеб: для них безумный колдун под боком был не кусачей мошкой, а настоящей бедой; и всем мало-мальски одаренным детям, своей будущей смене, они старались дать обучение. Людовы Круги питали Общий Круг, а тот защищал общие интересы и не давал развернуться нам, выскочкам из Малого Круга; вынуждал нас действовать дипломатично и с непременным учетом общего блага: как бы мы ни были сильны, выстоять против объединенных сил лучших чародеев всего материка у нас было бы мало шансов. Потому прежний председатель, Эрксес, изо всех сил и препятствовал любым попыткам подобного объединения; Марфус же с нашей помощью помог объединению состояться… И наша роль теперь заключалась в том, чтобы разрешать конфликты в Общем Кругу или уравновешивать стороны противостояния; мы не правили чародеями Алракьера – но, благодаря нашему большому влиянию на них и нашей силе, не позволяли войнам превратиться в побоища, не позволяли мору опустошить одно ослабленное государство за другим; не давали расцвести в отдаленных районах чародейской глупости и самодурству. Все государства считались с нами, с Малым Кругом – но ни один из нас не мог запросто, как прежде, взять и навредить соседу в угоду своим интересам или по желанию того правителя, у которого состоял на службе: остальные не допустили бы подобного.
– А почему чародеи служили, а не правили сами? – задал Деян давно занимавший его вопрос. – Вы сильны, вы живете долго…
– Почему же не правили? – удивился Голем. – Я был полноправым хозяином на своих землях: хотя они и входили в Нарьяжскую Империю, моя власть в Старожье была сильнее императорской… А императорский род вел историю от союза двух древних чародейских родов: Яран и его сын, Радислав, были очень сведущи в колдовстве, хоть и не настолько, чтобы войти в Малый Круг. Но когда-то их семья считалась сильнейшей и сумела сохранить власть, пользуясь широкой поддержкой тех, кто ни на что претендовал, и ловко используя противоречия между теми, кто мог бы попытаться силой занять трон. Допустим, мы с Венжаром под каким-нибудь благовидным предлогом обернули бы оружие против императора и свергли его – но что бы мы получили? В лучшем случае разваливающуюся на части, разоренную страну: вспыхнула бы разом дюжина восстаний на окраинах, охотники за троном осадили бы столицу, и мы смогли бы добиться мира лишь ценой огромных уступок и потерь. Или нас просто вскоре уничтожили бы, а затем вся история повторилась бы с нашими преемниками: Империя перестала бы существовать, а на принадлежавших ей землях на многие десятилетия воцарился бы хаос… Предназначение чародейских Кругов как раз заключалось в том, чтобы не допускать подобных безумных попыток с неизбежно трагичным исходом. Измененный Марфусом Дваржичем устав ограничил власть единиц, передав ее десяткам и сотням. Те, кто получил таким образом возможность больше влиять на свою судьбу, не собирались с ней расставаться. У всех были большие планы на будущее и были силы для их осуществления! Но что я вижу сейчас? В начале осени навалили снега, поставив в будущем на край гибели целую провинцию… Это очевидное преступление; и все равно сложно поверить, что мир свернул на прежнюю дорогу. – Голем глубоко вздохнул. – Или на еще худшую. Глупость какая-то. Не понимаю!
– И я не понимаю, – примирительно сказал Деян. – Если все было так, как ты говоришь…
– Возможно, я немного приукрашиваю: редкий добровольный палач не желает оправдаться, а я в первые годы после переворота был Марфусовым палачом, в рвении многократно превосходящим добряка-господина. – Голем криво усмехнулся. – Большие перемены никогда не обходятся без крови, и не вся пролитая кровь обязательно должна была удобрить землю. Потому мне хочется представить дело так, что все жертвы и ошибки стоили достигнутой нами победы… Странно вспоминать: тогда все это мало меня волновало. Лишь потом, вдали от Алракьера, я задумался о том, были ли другие пути – в перевороте внутри Круга, в тех объявленных и необъявленных войнах, которые я выиграл для Его Императорского Величества Ярана… Я искал их, но так и не нашел. Помню, как по пути на Дарбат стоял на палубе «Смелого» и ждал неизвестно чего, какого-то знака свыше, подсказки, правильно я поступал или нет, – но кругом была лишь вода. Со всех сторон – вода и небо в тяжелых серых облаках. Команда сторонилась меня, а мои спутники, все, за исключением пары человек, страдали от морской болезни; болезнь эта – неприятная штука, но в ней же и спасение для людей, непривычных к морю. Когда тебя выворачивает так, что едва можешь держаться на ногах, – не до раздумий; не до того, чтоб почувствовать ту безбрежную пустоту, то одиночество, в каком оказывается человек в море… Краем сознания я по-прежнему чувствовал присутствие Джеба, но это не очень-то помогало. Память моя постоянно возвращалась назад, и, как мал и незначителен был наш бриг в сравнении с морским простором, так же мала и незначительна казалась мне прожитая жизнь. И так же дорога: я вовсе не хотел вместе со «Смелым» отправиться на дно. Пожалуй, именно тогда, от соленого ветра, я окончательно пришел в себя: полувековое опьянение обретенной свободой закончилось. У каждого моего поступка с той поры, как я выбрался из старожских подземелий, были десятки причин и оправданий, но все это осталось в прошлом. Впервые за долгие годы я по настоящему успокоился – и мигом позже испугался самого себя; того, как близко я подобрался к грани, за которой ярость и жажда битвы постепенно уничтожили бы во мне стыд, жалость, любые привязанности – все человеческое…
