Наследство колдуньи - Чистюхина Наталья (первая книга txt) 📗
Прекрасным галопом подскакал Насух на рыжем коне. Мгновение — и он тоже спрыгнул с седла.
— Здесь вы с Хушангом попрощались? — спросил он и хлопнул лошадь по крупу, давая понять, что пока она может отдохнуть.
Джем кивнул. Он сгорал от нетерпения, и в то же время воспоминания о Хушанге разбудили в его сердце тревогу. Из соображений безопасности турки никогда не заговаривали о нем в Рошешинаре.
— Пока никаких вестей.
— Но как он может дать о себе знать?
Джем сцепил руки за спиной и, чтобы успокоиться, стал мерить шагами узкое пространство поляны. Птицы, затихшие при появлении людей, запели снова.
— Временами мне начинает казаться, что это его путешествие — не слишком хорошая задумка. Если Муния приняла христианство, она может сейчас находиться где угодно. И вовсе не обязательно в Египте, где он намерен ее искать.
Насух улыбнулся, открывая два ряда белых зубов, которые по контрасту с кожей казались просто ослепительными.
— Она должна отправиться туда, если хочет навредить тебе, Зизим! Ну же, друг мой, мой повелитель, сегодня тебе не пристало грустить! Слушай!
Сердце подпрыгнуло у Джема в груди. Он спонтанно схватил руку Насуха и пожал ее, и тот быстро отошел к лошадям. На поляну выехали два иноходца.
— Это он! — прошептала Филиппина. Она чуть было не упала с седла, увидев между деревьями фигуру мужчины в тюрбане.
Она посмотрела на Альгонду.
— Как я выгляжу?
Альгонда готова была расхохотаться, но сдержалась.
— Вы бледны, моя госпожа!
Филиппина натянула поводья и стала искать что-то глазами на земле, под копытами своей лошади.
— Боже мой, Альгонда, найди ветку крапивы и потри мне щеки! Быстро!
Альгонда поравнялась со своей молодой госпожой и с нежностью посмотрела на нее.
— Не надо никакой крапивы! Ущипни себя за щеки, если хочешь, чтобы они порозовели, но, если спросишь меня, я скажу, что лучше оставить все как есть. Ты волнуешься, и это волнение тебе очень даже к лицу! Я прекрасно знаю, до какой степени это может свести с ума того, кто тебя любит! Иди к нему! Он сгорает от нетерпения!
— Ты так думаешь? — с дрожью в голосе спросила Филиппина и украдкой посмотрела в сторону поляны.
Джема там уже не было.
Вместо ответа Альгонда ударила кобылку своей хозяйки по крупу.
Он дрожал. Он, которому доводилось вести армию в бой, отсекать головы и руки, сто раз лицом к лицу встречаться со смертью и бросать ей вызов! Он затрепетал при виде этой женщины, которая как раз проезжала между двумя ясенями, похожими на покрытые корой колонны, возвышающиеся среди моря папоротников. Самые длинные ветки с листвой глубокого зеленого цвета касались края ее шелкового платья. Как бы он хотел, чтобы не они, а его пальцы ощутили грациозную округлость ее икр… Он расправил плечи, чтобы уберечься от головокружения, и вдруг почувствовал, что руки, стремящиеся к прикосновению, к ласке, смущают его. Одну он заложил за пояс, поддерживающий на талии его широкие штаны, а второй взялся за рукоять своей кривой сабли. Застыв на месте, словно молодое дерево, живущее в этом вот лесу, где никто, казалось бы, не мог их подстеречь, он стоял и ждал, когда она подъедет, хотя ему хотелось бежать ей на встречу. Однако он не шевелился. Все было как в тот день, когда он преследовал ее — когда она обернулась, он застыл, пораженный ее красотой.
Ее голубой эннен, подвязанный под подбородком голубой же лентой, украшала невесомая вуаль. «Она выбрала головной убор под цвет моих глаз», — подумал он самоуверенно. И сразу почувствовал себя так же легко, как и это шелковое голубое облачко, танцевавшее вокруг ее головки и создававшее причудливое впечатление, словно косы, искусно уложенные над ушами, вот-вот упадут и расплетутся.
Филиппина остановила своего иноходца в нескольких шагах от него. Ах, как ей хотелось, чтобы Альгонда, которая направилась к источнику, оказалась рядом и успокоила уместным словом ее волнение! Если бы она подъехала еще ближе, то наверняка бы лишилась чувств. Это и есть любовь? Это ощущение, что ты больше не принадлежишь себе? Ощущение одержимости силой, которая отнимает разум и способность владеть собой? Если бы ей сказали, что через час она умрет, и то она не была бы так взволнована. Однако при виде горделивой позы принца, поджидавшего ее, Филиппина взяла себя в руки и, молясь, чтобы ее чувства не отразились на лице, приветствовала его ласковой улыбкой, хотя душа ее разрывалась между войной и миром.
«Вперед, Джем! Ты ведь никогда не был трусом!» — приказал он сам себе. Вчера он чувствовал себя увереннее, невзирая на присутствие в комнате турок и франков, несмотря на неожиданность такого обмена фразами. Они разгадали друг друга. Они надеялись найти друг в друге понимание. Так чего же он ждет? Никогда прежде робость не мешала ему добиваться поставленной цели! Он — воин. Сколько можно торчать здесь, как последний растяпа! Сделав над собой усилие, он направился к Филиппине.
С сердцем, рвущимся из груди, соединив взгляд своих чуть подкрашенных глаз с его взглядом, она оперлась на предложенную руку и соскользнула с седла. Когда его сорочка соприкоснулась с ее корсажем, замерла, но он отстранился, словно эта неожиданная близость обожгла его, и она уже не знала, радоваться этому или сожалеть…
Он кашлянул. Нужно говорить, чтобы не возобладало желание обнять ее. Поцеловать. Нужно вернуться к главному. К отвратительной действительности. Чтобы лучше запечатлеть в памяти минуты ее присутствия рядом…
— Надеюсь, за вами не следят?
— Луи не было в Бати, когда я уезжала.
— Сир де Монтуазон поджидал его утром в Рошешинаре. Вчера, когда вы уехали, этот петух так распустил хвост, похваляясь вашим согласием на брак, что великому приору пришлось попросить его вести себя более сдержанно, поскольку до сих пор он был связан монашеским обетом. Судя по всему, возвращение в мирскую жизнь состоится не так быстро, как он полагал.
— Это — шанс для нас…
Она прикусила губу. Досадная оговорка! Исправиться или оставить все как есть? Филиппина в смущении опустила глаза, но потом снова посмотрела на него. Он был на целую голову выше нее. И улыбался. Луч солнца падал ему на лицо, подчеркивая высокие скулы и яркую лазурь взгляда. Никогда Филиппине не доводилось видеть подобных глаз — таких глубоких, таких ярких. Она не стала исправлять свою ошибку.
— Пройдемся немного, если вы не против.
Она кивнула. Конечно, это хорошая мысль! Идти рядом с ним! Подальше от Филибера де Монтуазона, от Луи. Подальше от всего и всех. Он подстроился под ритм ее шагов. Прежде чем шагнуть под сень леса, она украдкой посмотрела в сторону источника. Альгонда сидела на камне, в тени дерева, и беседовала с Насухом. Разговор их состоял из банальностей, и все же радость, которую доставило молодой женщине примирение с Матье, время от времени прорывалась журчащим чарующим смехом. Турок рассказывал ей о своей стране, в этом Филиппина была уверена. Они очень быстро нашли общий язык. Интересно, сказала ли ему Альгонда, что обручена?
— О чем вы думаете, моя милая? Неужели вы сомневаетесь в преданности вашей спутницы, которая, как я вижу, осчастливила своим обществом моего компаньона?
— Нет, принц. Альгонда предана мне всем сердцем, как и Насух — вам. Ей одной, вне всяких сомнений, я доверю свою жизнь, если понадобится.
Он остановился и с серьезным видом посмотрел на нее. — Вчера я поручил моему молочному брату проследить за вами. Он вмешался бы, если бы Филибер де Монтуазон попытался вас обесчестить. Он рассказал мне, что шевалье вам говорил. Мерзко! Было произнесено имя Альгонда. Ведь это ее шевалье пытался постепенно отравить?
— Именно так.
— Но каким чудом?.. — Он был поражен.
— Ее спас эликсир. Знахарка, которая живет на наших землях, в Сассенаже, передала его матери Альгонды, чтобы та спасла свою дочь.
