Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод) - Льюис Клайв Стейплз (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
– Прекрати! – воскликнула Аравита. – Конечно, я соглашаюсь.
– Тогда пойдем к лошадям, – сказал Кор.
Подойдя к ним, Кор обнял Игого и Уинни, и все рассказал им, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать его. Дети не сели в седла – Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящей лошади, разве что в бою.
Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало он знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать.
Уинни предалась сладостным мечтам, а он становился мрачнее и беспокойней с каждым шагом,
– Ну что ты, – говорил ему Кор. – Подумай, каково мне. Меня будут воспитывать, будут учить – и грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, а ты знай скачи по холмам, сколько хочешь,
– В том-то и дело, – сказал Игого. – Скачут ли говорящие лошади? А главное – катаются ли они по земле?
– Как бы то ни было, я кататься буду, – сказала Уинни, -думаю, они и внимания не обратят.
– Замок еще далеко? – спросил конь у принца.
– За тем холмом, – отвечал Кор.
– Тогда я покатаюсь, – сказал Игого, – хотя бы в последний раз!
Катался он минут пять, потом угрюмо сказал:
– Что же, пойдем. Веди нас, Кор Орландский.
Но вид у него был такой, словно он везет погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена.
15. РАБАДАШ ВИСЛОУХИЙ
Когда они, наконец, вышли из-под деревьев, то увидели зеленый луг, прикрытый с севера лесистой грядою, и королевский замок, очень старый, сложенный из темно-розового камня.
Король уже шел им навстречу по высокой траве. Аравита совсем не так представляла себе королей – на нем был потертый камзол, ибо он только что обходил своих псов и едва успел вымыть руки. Но поклонился он с такой учтивостью и с таким величием, каких она не видела в Ташбаане.
– Добро пожаловать, маленькая госпожа, – сказал он. – Если бы моя дорогая королева была жива, тебе было бы здесь лучше, но мы сделаем для тебя все, что можем. Сын мой Кор рассказал мне о твоих злоключениях и о твоем мужестве.
– Это он был мужественным, государь, – отвечала Аравита.
– Он кинулся на льва, чтобы спасти нас с Уинни, Король просиял.
– Вот как? – воскликнул он. – Этого я не слышал. Аравита все рассказала, а Кор, который очень хотел, чтобы отец узнал об этом, совсем не так радовался, как думал прежде. Скорее ему было неловко. Зато отец очень радовался, и много раз пересказывал придворным подвиг своего сына, отчего принц совсем уж смутился.
С Игого и Уинни король был учтив, как с Аравитой, и долго с ними беседовал. Лошади отвечали нескладно – они еще не привыкли говорить со взрослыми людьми. К их облегчению, из замка вышла королева Люси, и король сказал Аравите:
– Дорогая моя, вот наш большой друг, королева Нарнии. Не пойдешь ли ты с нею отдохнуть?
Люси поцеловала Аравиту, и они сразу полюбили друг друга, и ушли в замок, беседуя о том, о чем беседуют девочки.
Завтрак подали на террасе (то были холодная дичь, пирог, вино и сыр), и, когда все еще ели, король Лум нахмурился и сказал:
– Ох-хо-хо! Нам надо что-то сделать с беднягой Рабадашем.
Люси сидела по правую руку от короля, Аравита – по левую. Во главе стола сидел король Эдмунд, напротив него лорды – Дарий, Дар, Перидан; Корин и Кор сидели напротив дам и короля Лума.
– Отрубите ему голову, ваше величество, – сказал Перидан.
– Кто он, как не убийца?
– Спору нет, он негодяй, – сказал Эдмунд. – Но и негодяй может исправиться. Я знал такой случай, – и он задумался.
– Если мы убьем Рабадаша, на нас нападет Тисрок, – сказал Дарин.
– Ну что ты! – сказал король Орландии. – Сила его в том. что у него огромное войско, а огромному войску не перейти пустыню. Я не люблю убивать беззащитных. В бою – дело другое, но так, хладнокровно…
– Возьмите с него слово, что он больше не будет, – сказала Люси. – Может быть, он его и сдержит.
– Скорей уж обезьяна его сдержит, – сказал Эдмунд. Дай-то Лев, чтобы он его нарушил в таком месте, где возможен честный бой.
– Попробуем, – сказал король Лум. – Приведите пленника, друзья мои.
Рабадаша привели. Выглядел он так, словно его морили голодом, тогда как на самом деле он не притронулся за эти сутки ни к пище, ни к питью от злости и ярости. И комната у него была хорошая.
– Вы знаете сами, ваше высочество, – сказал король, – что и по справедливости, и по закону мы вправе лишить вас жизни. Однако, снисходя к вашей молодости, а также к тому, что вы выросли, не ведая ни милости, ни чести, среди рабов и тиранов, мы решили отпустить вас на следующих условиях: во-первых…
– Нечестивый пес! – вскричал Рабадаш. – Легко болтать со связанным пленником! Дай мне меч, и я тебе покажу, каковы мои условия!
Мужчины вскочили, а Корин крикнул:
– Отец! Разреши, я его побью!
– Друзья мои, успокойтесь, – сказал король Лум. – Сядь. Корин, или я тебя выгоню из-за стола. Итак, ваше высочество, условия мои…
– Я не обсуждаю ничего с дикарями и чародеями! – вскричал Рабадаш. – Если вы оскорбите меня, отец мой Тисрок потопит ваши страны в крови. Убейте
– и костры, казни, пытки тысячу лет не забудут в этих землях. Берегитесь! Богиня Таш разит метко…
– Куда же она смотрела, когда ты висел на крюке? – спросил Корин.
– Стыдись! – сказал король. – Не дерзи тем, кто слабее тебя. Тем, кто сильнее… как хочешь.
– Ах, Рабадаш! – вздохнула Люси. – Какой же ты глупый!.. Не успела она кончить этой фразы, как – к удивлению Кора – отец его, дамы и двое мужчин встали, молча глядя на что-то.» Встал и он. А между столом и пленником, мягко ступая, прошел огромный Лев.
– Рабадаш, – сказал Аслан, – поспеши. Судьба твоя еще не решена. Забудь о своей гордыне – чем тебе гордиться? И о злобе – кто обидел тебя? Прими по собственной воле милость добрых людей.
Рабадаш выкатил глаза, жутко ухмыльнулся и (что совсем нетрудно) зашевелил ушами. На тархистанцев все это действовало безотказно, самые смелые просто тряслись, а кто послабей – падал в обморок. Он не знал, однако, что дело тут было не столько в самих гримасах, сколько в том, что по его слову вас немедленно сварили бы живьем в кипящем масле. Здесь же эффекта не было; только сердобольная Люси испугалась, что ему плохо.
– Прочь! – закричал Рабадаш. – Я тебя знаю! Ты – гнусный демон, мерзкий северный бес, враг богов. Узнай, низменный призрак, что я – потомок великой богини, Таш-неумолимой! Она разит метко, и… Проклятье ее – на тебе. Тебя поразит молния… искусают скорпионы… здешние горы обратятся в прах…
– Тише, Рабадаш, – кротко сказал Лев. – Судьба твоя вот-вот свершится, она – у дверей, она их сейчас откроет.
– Пускай! – кричал Рабадаш. – Пускай упадут небеса! Пускай разверзнется земля! Пускай кровь зальет эти страны, огонь сожжет их! Я не сдамся, пока не притащу в свой дворец за косы эту дочь гнусных псов, эту…
– Час пробил, – сказал Лев; и Рабадаш, к своему ужасу, увидел, что все смеются.
Удержаться от смеха было трудно, ибо уши у пленника (он все еще шевелил ими) стали расти и покрываться серой шерсткой. Пока все думали, где же они видели такие уши, у него уже были копыта и на ногах, и на руках, а вскоре появился и хвост. Глаза стали больше, лицо – уже, оно как бы все превратилось в нос. Он опустился на четвереньки, одежда исчезла, а смешней (и страшнее) всего было, что последним он утратил дар слова, и успел отчаянно прокричать:
– Только не в осла! Хоть в коня… в коня-а-э-а-ио-о-о!
– Слушай меня, Рабадаш, – сказал Аслан. – Справедливость смягчится милостью. Ты не всегда будешь ослом.
Осел задвигал ушами, и все, как ни старались, захохотали снова.
– Ты поминал богиню Таш, – продолжал Аслан. – В ее храме ты обретешь человеческий облик. На осеннем празднике, в этом году, ты встанешь пред ее алтарем, и, при всем народе, с тебя спадет ослиное обличье. Но если ты когда-нибудь удалишься от этого храма больше, чем на десять миль, ты опять станешь ослом, уже навсегда.
