Чудовы луга (СИ) - Кузнецова Ярослава (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— Ццц…
Чудовы старейшины выглядели точно так же, как и остальная чудь. Маленькие, встрепанные, с растянутыми до ушей ртами на лупоглазых лицах.
Радо стоял впереди, бесстрашно разглядывал мелких нетварей, время от времени потирая бок — Котя ткнула его хорошенько.
И на удачу. На яростные вопли драконида сразу чудь набежала. А не то бродили бы еще невесть сколько времени. Или Тальен пришиб бы ее под горячую руку.
— Покажите нам дуб, — Радо вынул из кошеля золотую авру, повертел перед малышами. — Мы заплатим.
Старейшины залопотали что-то между собой, часто кивая. Потом самый всклокоченный, с мелкими зелеными бусинами в гнезде волос, требовательно протянул сухую лапку.
Взял блестящий кругляш, оглядел, надкусил. Потом снова повертел перед глазами.
Котя отчетливо видела зеленые тягучие потеки на жарком золоте.
— Ццц!
Ядовитые! Серебро бы разъело поди, а золоту хоть бы хны.
Старейшина вразвалочку подковылял, вцепился в кошель.
Тальен без возражений отдал оставшиеся монеты.
— К дубу, дубу ведите, — нетерпеливо повторил он.
Истинно нелюди, подумала Котя. Служат своему колдуну, а папашку его готовы за золото людям на растерзание отдать.
Это потому что родства не различают, как гадюки или лягухи.
К счастью для нас с Радо.
— Не вецем, — проскрипел чуд в бусинах. — Холоцно. Покаццццем.
— Так покажите.
Чуд прищурил свои плошки и они сделались, как у змеюки.
— Сцамое дорогое.
— И что это? — Тальен тоже прищурился, приобретя внезапное сходство с нетварью. — Золота мало?
— Сцамое дорогое. И она, — чуд потыкал пальчиком. — Сцамое дорогоеццц.
— Ну у тебя, предположим, самое дорогое — это девство, — заметил Тальен, оглянувшись на Котю. — Эх, надо было раньше расстаться с этакой драгоценностью.
Девушка смолчала, закусив губу.
Чуд пялился на Радо, змеиные щелки сделались совсем узкими, черными.
Котю мороз продрал по спине, хотя влажно и жарко было, как в бане.
Рыцарь не отводил глаз, потом шагнул вдруг вперед, чудята попятились все, кроме самого главного.
— Черт с вами, — выдохнул Тальен и поднес руки к пряжке ремня.
Котя зажала себе рот, глядя в ужасе.
Изукрашенный бляхами рыцарский ремень падает наземь. Остается только простой кожаный, с мечом в ножнах. Позолоченные шпоры.
Одна. Вторая.
Чудята молча смотрели.
Радо оглянулся. Бледное, покрытое испариной лицо не выражало ничего.
Шпоры и рыцарский пояс отдать! Да как он решился на такое!
— Ну, — сказал он. — Давай. Самое дорогое.
Котя воровато, пряча глаза, приблизилась к груде металла и пристроила с краю дареное зеркальце.
***
"… надо сказать, что прошлым летом Руц Двоебородый привез каменотесов из Доброй Ловли для обновления нашей церкви и починки башни, о чем я упоминал в надлежащем месте. С ними приехал святой старец из прореченской обители, именем Авва, почтенной сединой убеленный, богонравием славный".
— Ай-яй-яй! — взвыла Ланка, перекрывая доносящийся сквозь запертую дверь разбойничий хор. — Мамочки, рожаю!
Она даже не попробовала поспать, как велела ей Ласточка, скулила и хныкала всю ночь, не давая спать лорду. А теперь завопила, корчась на подстилке.
— Ай! Ой-ей! Рожаю, рожаю, взаправду рожаю, тетенька-а!
Голос у нее был звонкий, хороший голос. Она, наверное, пела хорошо.
Ласточка отложила непереплетенные листы, поднялась, морщась от колючих мурашек в затекших ногах, подошла к девице.
— Ну что ты там рожаешь, дай-ка гляну. На спину ляг.
— Ой, болит, спина болит! Ой, тетенька, я прям чувствую, идет уже! Прям лезет, уже совсем, мамочки, господи, больно-то как!
Ласточка вытащила руку из мокрых юбок.
— Воды отошли, но рожать ты еще не начинала. Лежи себе смирно на боку, или на четыре становись, как псица, все полегче будет. И дыши — смотри на меня — вот так дыши, ну ка?
Ласточка показала, как дышать, Ланка засопела старательно, всхлипывая.
— И не бойся, все у тебя путем. Бабы к родам знаешь, как хорошо приспособлены? А ты — лучше многих, молодая, здоровая, бедра широкие…
— Дите-то правильно лежит?
Ланка с Ласточкой одинаково вздрогнули, уставившись на кучу мешков и тряпок, в которой потерялся старостержский лорд. Зашуршала солома.
— Дите, спрашиваю, правильно расположено?
— Правильно, милорд, все правильно, все как надо идет. — Ласточка обмахнулась большим пальцем, чтоб не сглазить, поднялась с колен и подошла к Раделю. — Всем бы так рожать. Как милорд себя чувствует?
Потрогала Раделю лоб, пощупала под челюстью. На бледной коже выступила испарина, действие марева закончилось.
— Я свою Лару сам на руки принял, — похвастался лорд. — Застряли мы у Рандов на Волоках, Нержель поднялся от дождей… помнишь, какой буран был четыре года назад?
— Еще бы не помнить. Столько крыш посносило. Я помню, как вы в город с малышкой въехали, по размытым улицам. Вокруг разгром, а вы с леди Диттой аж светитесь.
— Помнишь, да? — лорд разулыбался, треснула корочка на губах. — Я и после Дитту за руку держал, когда она прошлой зимой Рамиро рожала.
— Дай бог миледи такого счастья еще много раз.
Внизу, в зале, голосили разбойники. Во дворе плясали или дрались. В трубе выл ветер, огонь едва шевелился среди торфяной трухи. Пахло кислым дымом.
— Сейчас повязку поменяем, — сказала Ласточка. — Милорду что-нибудь требуется? Накапать еще чудова молочка?
— Лорду твоему горшок требуется. И воды простой напиться. А с молочком этим обождем пока. Не след мне привыкать к мороку. Не помер — и хорошо, а там по старинке как-нибудь справимся.
Он прав, думала Ласточка, пока руки выполняли привычные действия. Капелька на язык — и нет ни усталости, ни боли, годы долой, голова легка и взгляд ясен. Ласточке не помешала бы эта капелька — чтобы спину не ломило, чтобы не щипало глаза, чтобы сбросить одурь недосыпа… а через полчетверти еще капельку, а потом еще, а потом еще…
Она помотала головой и тут же пожалела об этом. Глухая ночь. Каевы люди гуляют. Утром штурм. Чем закончится, даже думать неохота. Ничего, в могиле наспимся.
"…названный священник смело приступил к божьему делу, а кроме того, проповедовал простецам, призывая их отбросить богомерзкие ритуалы языческие и заменить их обрядами пути Спасения. Так-то, благословлял поля, дабы полные непристойности детородные члены, из дерева излаженные, перестали умащать маслом и медом, сочетал браком живших доныне во грехе и окунал в купель младенцев"
— Ыыыыы! — подвывала Ланка. — Господи боже, за что мне наказание такое, мамочки мои!
Она стояла на коленках, повиснув на перекошенной стойке для оружия, и покачивалась из стороны в сторону.
— Это не наказание, а обычное для бабы дело, — Ласточка передвинула светильник поближе. — Рожать ты, дай бог, через полчетверти начнешь.
— А ты, тетенька, сама-то рожала?
Огонек гнулся и плясал от сквозняка, ласточкина тень, горбатая, как горгулья, раскачивалась на стене.
— Нет, Лана, не рожала. Но сестры вашей навидалась немало, и деток немало приняла, так что слушай старую мудрую тетеньку, и все будет хорошо.
"Каждое воскресенье читал он святую божью проповедь, и, да будут все окрестные жители мне свидетелями, всякая из них была понятна и благочестива, как истинно божественное откровение"
— Ой-ей-ей, молочка бы мне, тетенька! Сил нет терпеть.
— Правда, дай ей зелья, — подал голос лорд Радель.
— Не дам, милорд. Ничего сверх того, что женщина вытерпеть может, с ней не происходит. Если что пойдет не так — тогда дам.
— Злая ты, тетенька! Не ты Каю ребеночка рожаешь, вот и ревнуешь.
Ласточка хмыкнула.
— Кай наш дурень еще, чтоб спасибо тебе за ребеночка сказать. Живы будем — разберемся, кто кому за что спасибо скажет.
