Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Всё ещё стоя на дорожке, Гархем озабоченно оглядывал стоянку, и Гаор, очнувшись, быстренько нырнул в багажник.
- Побыстрее, - бросила ему дама.
- Да, госпожа, - ответил он, укладывая поверх хрусталя мягкие пакеты с платками и шалями.
- Готово?
- Да, госпожа, - он выпрямился и захлопнул багажник.
Она небрежно бросила ему монету и села за руль. Зажав в кулаке пойманные на лету чаевые, Гаор кинулся убирать тележки, освобождая ей дорогу. Сейчас она ему казалась даже симпатичной, а уж Гархем...
- Рыжий!
- Да, господин управляющий, - рванулся он на зов.
Непроницаемо равнодушное лицо, безразличный голос.
- Получил чаевые?
- Да, господин управляющий.
- Отдашь надзирателю, он тебе приплюсует к выдаче. После обеда на складе, ступай.
- Да, господин управляющий, - гаркнул Гаор, срываясь с места как на бросок в кроссе.
Уже звенит сигнал, и рабы сбегаются на обед. Да если и ни хрена ему не дадут за эту монетку, а она увесистая, на пять гемов, не меньше, то ему по хрену. Свой праздник он уже получил!
* * *
9.04. - 22.04.2002; 9.06. 2010
СОН ЧЕТВЁРТЫЙ
...спустя...
Дни складывались в недели и месяцы. Работа и отдых, радости и неприятности, придирки и недосмотры начальства, дружбы и ссоры, встречи и разлуки... Нормальная, в общем-то, жизнь. О том, что она рабская, Гаор старался не думать. Решение необратимо, приказы не отменяются, обратной силы закон не имеет. Так что... сколько ему отведено, сколько отпустит Судьба, что со Смертью сёстры родные, столько ему и жить рабом. Седой сказал: "освободишься со всеми",- но об отмене рабства не заговаривали даже самые смелые реформаторы, которых он наслушался на редакционных посиделках и в компаниях, куда несколько раз попадал с Кервином. Говорили там неслыханные, и для него совершенно невозможные вещи, волос у него тогда не было, а то бы дыбом встали, но до такого... О рабстве, насколько он помнил, не говорили вообще, его не одобряли и не осуждали, его для этих спорщиков и прожектёров просто не существовало. И для него тоже. Точно, пока жареный петух не клюнет...
Гаор сидел в компании ещё таких же заядлых курильщиков и курил, привычно пряча сигарету в кулак.
Место это ему показали не сразу. Уже после нового года не меньше трёх выдач прошло, когда его вечером окликнул Полоша.
- Рыжий, курнуть пойдёшь?
Гаор удивлённо посмотрел на него: особого приглашения для похода в умывалку не требовалось, но кивнул.
- Тады одевайся.
Полоша был в куртке поверх комбеза, шапке и ботинках. Это становилось совсем интересно. Гаор быстро оделся и вслед за Полошей вышел из спальни. Дальше начались совершенные чудеса.
Полоша постучал в закрытую уже дверь столовой. И не простым, а явно условным стуком. Дверь приоткрылась, и они вошли. В столовой было темно, и Гаор ухватился за куртку Полоши. Так, в сцепке - Полоша явно хорошо знал маршрут - они прошли через столовую, протиснулись мимо тёплой громады остывающей плиты, вошли в тесный, ещё более тёмный, если только такое возможно, и плотно забитый людьми закуток.
- Все что ли ча? - негромко спросил кто-то.
- Все, - ответил Полоша.
- А с тобой кто?
- Рыжий.
- А ну, подай голос, - потребовали вполне по-командирски.
- Я это, - сказал Гаор.
- Ага, ладно.
Раздался тихий, но отчётливый стук, в котором Гаор с изумлением узнал сигнал бедствия. Тишина. Стук повторился. Снова тишина. Еле слышный щелчок замка, звук приоткрывающейся двери, в лицо бьёт струя холодного воздуха и слабый не фонарный свет.
- Сколько вас?
- Шестеро, господин.
- Готовьте.
- Сигарету готовь, - шепнули прямо в ухо Гаору.
Он уже понял, что это кто-то из охранников выпускает рабов в неположеннное время, и понятно, что делает это не за так. Хорошо, пачка с собой. Гаор достал и приготовил в кулаке сигарету.
- Лезьте.
Охранник стоял у двери чёрным неразличимым силуэтом, держа в одной руке маленький фонарик, которым высвечивал заклёпки на их ошейниках, а другой принимал у проходящих мимо него сигареты. Как все, Гаор сунул приготовленную сигарету в ладонь охранника и короткой перебежкой, пригнувшись, пересёк освещённое пространство, укрывшись в густой чёрной тени от стены напротив.
Они устроились в ряд на корточках и закурили. Закинув голову, Гаор попытался определить источник света, совсем не похожий на прожекторный. Луна, что ли? Если полнолуние, то возможно. Небо чистое. Он нашёл знакомые созвездия, вдохнул морозный, щекочущий ноздри и губы воздух, смешанный с сигаретным дымом.
- Эй, шестой где? - вдруг спросил так же стоящий в тени и потому практически невидимый охранник.
Гаор сообразил, что их выдают сигаретные огоньки, а он свою слишком хорошо прячет, и приоткрыл кулак.
- Вижу, - удовлетворённо сказал охранник, - фронтовик что ли?
Это уже требовало ответа.
- Да, господин.
- Пересядь, чтоб я тебя видел.
Гаор перешёл на освещённую сторону.
- Левее, дурак.
Здесь выступ стены тоже давал тень, но не такую густую. Гаор послушно пересел.
- Вот так, - удовлетворённо кивнул охранник.
Теперь Гаору были различимы сидящие в тени рабы и стоявший в стороне и тоже куривший охранник. Того выдавал не только огонёк сигареты, но и блеск висящего на груди автомата. Невелика зарплата у охранника - усмехнулся про себя Гаор - если так себе на сигареты зарабатывает. А ведь и он мог оказаться на его месте. В надзиратели бы он не пошёл, даже ничего ещё не зная, а в охранники... Но в надзиратели ему и не предлагали. В Центре Занятости, куда он регулярно ходил, заполняя каждый раз заново анкеты и тесты, предлагали разное. Надзирателем - никогда. А в охрану звали. Многие считали это наилучшим вариантом, но ему слишком не хотелось опять козырять и тянуться. Разовые подработки оставляли больше времени для газеты, ведь он, даже не состоя ни в штате, ни в Союзе журналистов, считал себя, прежде всего, журналистом. Хорошо, что не пошёл. Попал бы в одну смену с той же сволочью... а охранника матери отнимать у смерти бы не стали, и избили бы его по-другому, он бы, может, даже успел бы выстрелить, а потом... Так хреново, а этак дерьмово. А вот что за недомерок там курит? И к Турману прижимается. И тут же сообразил, что это женщина, и, скрывая улыбку, опустил голову. А женщинам сигарет не дают, так что Турману эта прогулка влетела... бабе дай, за бабу дай, себе и за себя. Четыре сигареты. Не хило. Широко гуляет Турман. Не замечал за ним такого. А вон ещё одна женщина. Значит, две пары и двое сами по себе.
Сигареты докурены до обжигающих губы остатков, которые тщательно растираются в пыль. Охранник показывают им автоматом на дверь. Опять перебежками к двери, и они втискиваются в тесный душный закуток, на бегу благодаря охранника, и за ними щёлкает, закрываясь, дверь. Снова путь через тёмную столовую, приоткрывается на щёлочку дверь, в которую они протискиваются по одному, и кто-то, так и оставшись невидимым, запирает её за ними.
Коридор уже почти пуст, значит, отбой скоро. Ни удивлённых взглядов у встречных, ни вопросов.
Вдвоём с Полошей Гаор вошёл в мужскую спальню. Сидевший на своей койке справа от двери Старший озабоченно рассматривал свой ботинок и даже головы не поднял, когда они проходили мимо него. Правила - понял Гаор - те же, что и с вещевой. Знаешь - знай, а не звони. И всё же не удержался. Умываясь на ночь, встал рядом с Полошей и тихо сказал.
- Спасибо.
- Дежурит он редко, - вздохнул в ответ Полоша.
И Гаор понимающе кивнул. Разумеется, как опознать этого охранника, кто подаёт сигнал, что можно, кто был в столовой, впуская и выпуская их, он не спросил. Жизнь дороже любой информации. Ну, если не любой, то эта точно жизни не стоит. А что за лишнее любопытство отвечаешь жизнью, он ещё по фронту знал. Сам даже раз укорачивал язык такому чересчур любопытному, что вздумал у них выяснять всякие ненужные командованию подробности и детали. Болота в Алзоне глубокие, гати узкие и неустойчивые, оступился - и никакая прокуратура, ни военная, ни, тем более, штатская не найдёт. А жизнь на фронте легко списать. Легче испорченной амуниции, сгнивших сухарей или разбитой машины. Самое дешёвое на фронте - жизнь солдатская.
