Русские инородные сказки - 6 - Фрай Макс (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Я уворачиваюсь и кидаю в него киянкой. Киянка попадает ему прямо в лоб, и он валится со стула на чертов паркетный пол. Я подскакиваю и пинаю ему ногой по репе. Вот тебе, говорю, гад, за членовредительство! Позвольте, продолжает хохотать этот упырь, позвольте, я вам все объясню! Не надо мне ваших объяснений, говорю я, и луплю ему другой ногой по репе. Ой! — кричит гад, — больно! Тут он хватает меня за ногу, и я падаю на спину. Но тут же вскакиваю, достаю стамеску и начинаю ею махать прямо перед его носом. И кричу: сейчас я твой жирный нос, гад, располосую! Он мне говорит: не хочешь узнать, тогда как хочешь, пока, мой мальчик! Отбегает куда-то к шторе, дергает за веревку, в стене открывается небольшая дверь, за ней коридор, босс туда. Дверь за ним закрывается.
Ура! Зло наказано и спасается бегством. Не будет, гад, людей больше мучить. Возвращаюсь я к Семен Петровичу. Тот по-прежнему в несознанке. Я закрываю дверцу и по паре гвоздей в нее вбиваю. А перед этим замечаю, что там внутри какая-то бумажка лежит. Ну, я ее сунул в карман, дверцу, значит, приколотил, просыпайся, говорю, Семен Петрович, пора нам делать отсюда ноги! Семен Петрович стонет, приподнимается, где это мы? — говорит. У босса твоего в кабинете говорю, а самого босса я избил и выгнал, больше тебя никто эксплуатировать втемную не будет.
Подвожу его к двери. Дергаю за веревку, дверь открывается. А в холле уже голоса и металлический звук от передергиваемых затворов. Это охранники спешат с нами разобраться. Я заколачиваю дверь изнутри гвоздями. Коридор слабо освещен настенными светильниками. Мы идем по нему все дальше и дальше и скоро оказываемся в каком-то подъезде обычной блочной пятиэтажки. Я прощаюсь с Семен Петровичем. Он чуть не плачет от радости и благодарит меня. Мы расходимся. На следующий день я вспоминаю про записку. В свой рабочий перерыв ухожу во внутренний дворик под деревья, вытаскиваю ее из кармана, разворачиваю, читаю.
«Тому, кого это касается. Инструкция к передвижному сейфу. Передвижной сейф используется для передачи ценных предметов Отправителя к Получателю. Список ценных предметов: ювелирные изделия, золотые слитки, оружие и боеприпасы, наркотические вещества, фамильные реликвии, предметы религиозных культов, ценные породы деревьев, ценные породы собак, люди, прочее. По истечению срока действия передвижного сейфа дверцу его следует закрыть и забить гвоздями. Передвижной сейф с истекшим сроком эксплуатации подлежит эвакуации специальной бригадой эвакуаторов».
Дальше шло довольно мутное описание эвакуации: сейф вывозят в другой город, селят его в стандартный микрорайон со стандартной планировкой, и через какое-то время жизни сейфа жителей города эвакуируют, а сейф оставляют доживать там свои дни. Странное какое-то развлечение у этих людей, если подумать. Зачем этого вселять, а тех переселять. Правда, жизнь и так непонятна, вот мы куда-то все сейчас вдруг собрались в три дня и едем. Тоже интересно! Хотя совершенно непонятно, куда и зачем едем. Я за свою жизнь переезжал уже три раза, но вот чтобы так, как сейчас, такого не припомню. Слава богу, диктофон не забыл, не потерял… Да хорош там, иди помогай! Мы тут вкалываем, а этот сидит с диктофоном. Все бы этому уникуму своих бредней назаписывать, а потом с них угорать. У всех занятия как занятия, только этот… Да дай ты его сюда…
На этом запись обрывалась.
Забавная история, подумал он.
Жаль, что его зовут не Семен Петрович.
Хотя, может быть, они поменяли ему паспорт.
Такие люди ни перед чем не остановятся.
Он сел отдохнуть на еще теплый камень.
Ночное южное небо раскинуло над ним свой купол.
Звезды мигали, с озера дул прохладный ветер. Волны плескались о берег.
Он не мог признаться себе, что когда-то мог быть курьером, хотя бы потому, что ничего об этом не знал и не помнил. В голове возникло несколько идей на этот счет, даже не идей, а неких бесформенных отблесков; можно было попытаться как-то связать их друг с другом, выстроить цепочку. Но он не стал. Не потому, что для этого пришлось бы сильно напрячь память и логику, а потому, что могло выйти не так, финальный результат его умозаключений мог получиться неправильным, а этого хотелось избежать, пусть даже ценой неведения. Да и что это за цена, если подумать.
Невдалеке от него вдруг ударил в небо салют. Какой это был салют! Тысячи разноцветных огней одновременно заполнили небо, и стало светло как днем. Пылающие яркие звезды падали в море навстречу своим отражениям. Бах! И после небольшой паузы снова — бах! Бабах! Бах-бах-бах-бах-бах!
Пока грохотал салют, он шел к его эпицентру, к орудиям.
Лицо артиллериста было суровым и отстраненным, движения — легки и пластичны. Он перебегал от одного орудия к другому орудию, от огненного колеса к огненному дождю и прочим горящим повсюду причудливым конструкциям, поджигая все новые и новые.
Когда артиллерист закончил, он подошел к нему. Артиллерист разбирал орудия (совсем небольшие пушки величиной с табуретку), чистил их ветошью и складывал в деревянные ящики защитного цвета.
— Спасибо вам, — сказал он. — Я давно не видел таких красивых салютов, может быть, вообще никогда.
В свете костра, как последний отблеск салюта, блеснула улыбка артиллериста.
— А вы тоже остались? — спросил он. — Я-то что, мне вон зарядов жалко, жаль их просто так здесь оставлять. Тут еще целый склад. Это на месяц примерно. Ну, все расстреляю, а там посмотрим.
Потом они сидели в шезлонгах и слушали запись на пленке.
Артиллерист распечатал бутылку рома, и они выпили сначала за уехавших людей, потом за свое одиночество.
Он оставил артиллеристу свой адрес и пошел обратно домой. Артиллерист дал ему фонарик, хотя он и так помнил дорогу наизусть: давно тут живет.
План на завтра и все грядущие дни был ужасающе прост, но зато в нем жила звонкая и по-детски неистовая упругость: этот план сулил прожить еще тысячу и одну ночь среди соцветий салютов, под мерный стук остановившихся часов, под молчаливые слова забытых воспоминаний.
ПОХИЩЕНИЕ
Медвежонок лежал в луже талой воды возле приоткрытой двери подъезда.
Чуть не наступил на него, пришлось сделать лишний полушаг с полуподпрыгом, вышло, видимо, комично — медвежонок тихо засмеялся. Тут же он сделал свирепо-отрешенную физиономию и зашипел:
— Ну чё вы тут, вы проходите, да проходите уже скорей, мешаете!
Медвежонок был плюшевый, когда-то, видимо, светло-коричневого цвета; сейчас было затруднительно сказать что-либо определенное о цвете его меха.
— А, ну что вы стали, ну, черт, ну!
Я отошел немного в сторону, медвежонок неожиданно резво крутанул полинялую башку в моем направлении — как это у него без шеи так ловко вышло?
Но сказать он не успел.
Из подъезда вышла моя соседка, подслеповатая баба Шура, она щурилась на весеннее солнышко и потирала ручки:
— Ути-пути, сюси-пуси, какой прелестный хомячок! Дай-ка я тебя из лужи-то выну, дай пузико твое пощиплю!
Она склонилась над притихшим медвежонком, и поздно было кричать, поздно было что-то предпринимать: из облезлых кустов, нисколько не таясь, выскочили три затянутых в костюмы медведей мужичка, быстро накинули мешок на утлую фигуру бабы Шуры, подхватили мешок и умчались за угол дома. Один высунулся из-за угла и тут же скрылся, погрозив мне кулаком.
— Э, ну чё, ну есть у тебя сигарета или нет? Ну ладно, я пошел. — Медвежонок быстро выскочил из лужи и через пару секунд скрылся за противоположным углом дома.
Я постоял немного, посмотрел на разбухшие окурки, на мыльную пену у кромки лужи, на отражение солнца в этой луже.
— Эй, мальчик, — крикнул я кому-то, отчаянно барахтаясь в волнах затопившего меня восторга. — А впрочем, э!..
С карниза упала сосулька, вдребезги!
Я наотмашь перешел улицу и, не помня, куда собирался идти, пошел в направлении памятника пионерам-героям.
