Северный пес - Крушина Светлана Викторовна (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Это ты напрасно. Не понимаю, зачем тебе понадобилось умерщвлять меня в своем храме, когда можно было просто посмотреть на казнь там.
Марьяна молчала, склонив голову.
— Если ты хочешь посмотреть на мою смерть, — продолжил Грэм, — то дай мне меч, и покончим с этим. Или, если ты не доверяешь мне, можешь убить меня сама.
— Как? — все так же не поднимая головы, будто бы удивилась она. — Ты даже не попытаешься бежать и спасти свою жизнь? Это не похоже на тебя.
— Даже если бы я захотел бежать, здесь десятеро твоих молодцев. Неужели ты думаешь, что они позволят мне уйти?
— Если я скажу…
— Их преданность тебе сильнее преданности Фексу? — холодно спросил Грэм. — Не думаю. Их всех убьют за подобную провинность. Кроме того, Марьяна… Ты — гильдмастер. Тебе-то уж точно не простят предательства.
Она медленно подняла голову, и Грэм увидел на ее лице серебрящиеся в лунном свете дорожки слез.
— Но что мне делать? — прошептала она. — После стольких лет незнания я, наконец, снова вижу тебя — живым… И я должна убить тебя?
— Преданность Фексу — прежде всего.
— Кто бы говорил, — она придвинулась к нему еще ближе, и теперь он почти чувствовал щекой ее дыхание. — Скажи, Грэм, зачем ты вернулся в храм? Ты же не мог не знать, что тебя ждет.
— Разве вам не рассказали? — равнодушно спросил он. — Я искал женщину. Мать моего сына.
— Вы не женаты?
— Нет.
— Она оставила сына и исчезла?
— Такой уж у нее характер…
Марьяна покосилась в сторону шатра и совсем уж неслышно сказала:
— У тебя красивый сын…
Сказать ей, что Мэнни не сын мне, или нет? подумал Грэм. Лучше, наверное, не говорить, иначе придется объяснять, почему он ездит со мной, а разговаривать так не хочется. С другой стороны, если мальчишка сам обмолвится, что Грэм не отец ему, то Марьяна может рассердиться.
— Чего ты хочешь, Марьяна? — он решил увезти разговор от скользкой темы. — Что тебе нужно от меня?
Она вздрогнула и подалась вперед, словно хотела прильнуть к нему. К счастью, поза его не располагала к объятиям.
— Мне нужно, чтобы ты остался жив, а я сама вызвалась убить тебя!
— Тебе не придется этого делать. По уговору, я сам убью себя. Ты же не собираешься изменять приговор, не так ли?
— Что ты говоришь, Грэм! Что ты говоришь! — Марьяна опустила голову и беззвучно зарыдала.
О боги, она все-таки ничуть не изменилась. Какой идиотизм, думал Грэм, пережидая ее приступ печали. Она спешила сюда из другого королевства (хотя и не сказать, чтобы за тридевять земель), специально для того, чтобы стать его тюремным надзирателем и палачом, а теперь проливает по этому поводу слезы. Просто удивительно, как при своем характере Марьяна вообще сумела подняться до гильдмастера? Она никогда не умела держать себя в руках и контролировать эмоции.
— Успокойся, — потерял он терпение. — Иначе твои охранники услышат. На что это похоже — госпожа гильдмастер проливает слезы над осужденным отступником? Марьяна! Я что же, должен еще тебя утешать?!
— Извини, — всхлипнула она. — Но мне так больно думать о том, что ты… Как бы ни было это глупо, Грэм, но я все еще люблю тебя. И, боюсь, буду любить до самой смерти. Поэтому… поэтому я сейчас сделаю вот что. Я освобожу тебя от пут и верну тебе меч. После этого ты тихо уйдешь.
Грэм подумал полминуты и покачал головой.
— Нет. Во-первых, в этом случае мне придется оставить Мэнни здесь, а во-вторых… твои люди ни за что не поверят, что я сумел освободиться сам, и обвинят тебя. Делай, что должно, Марьяна, и не пытайся перехитрить богов.
— Узнаю тебя, Грэм Соло. И не узнаю одновременно. Ты отказался от богов, но стал фаталистом? Что с тобой случилось?
— Место неподходящее для рассказов. Да и время тоже.
— Хорошо, — Марьяна порывисто встала. — Я понимаю. Я оставляю тебя… на время. Мы продолжим путешествие, и по дороге я подумаю, что тут можно сделать.
Да что тут можно придумать? подумал Грэм. Власть Марьяны как гильдмастера велика, но все же не бесконечна. Да и выбор небогат — или привести приговор в исполнение и получить благословение Фекса, или навлечь на себя его гнев, нарушив его волю. Или, точнее, волю его священнослужителей.
— Марьяна, — тихо проговорил Грэм, вдруг спохватившись. Гордость гордостью, но и спина тоже не железная. — У меня к тебе одна просьба.
— Слушаю.
— Прикажи своим людям привязать меня по-другому. Я не лошадь, и не могу спать ни стоя, ни сидя.
— Конечно! Извини, но я не подумала…
Буквально через четверть часа двое подошедших мужчин перевязали его путы так, чтобы он мог лечь. Лечь, правда, крестом; кроме того, теперь он не мог встать, но все же так было намного легче. Грэм внимательно следил за подручными Марьяны, но не смог угадать момент, в который они оплошали бы и дали ему хотя бы мизерную возможность освободиться. Парни были настороже и действовали очень аккуратно. Впрочем, даже поймай Грэм нужный момент, он все равно не воспользовался бы им. Освободись он, и Мэнни останется с Марьяной. Грэм не был уверен, что ему удастся увести с собой и мальчишку.
Путешествие в Медею продолжалось в таком же спешном темпе. Днем ехали почти без остановок, что доводило по-прежнему связанного Грэма до бессильного бешенства. С каждым днем ему все труднее становилось усидеть в седле со связанными руками, а петля, накинутая на него, успела натереть кровавую полосу под рубахой. Ночью останавливались в стороне от дороги. Мэнни к Грэму больше не подпускали, Марьяна тоже не приближалась к нему, так что у него было очень много времени для размышлений. Постепенно он утверждался в мысли, что предстоящая казнь его не слишком огорчает, все равно в этом мире делать ему больше уже нечего. Только вот тянуть до Танела казалось ему бессмысленным. Он согласился бы покончить с проблемой прямо сейчас. Конечно, чтобы Мэнни не видел этого.
К сожалению или к счастью, его мнение никто не разделял. Видимо, в храме Фекса предпочитали прилюдные казни. Грэм не был уверен, потому что за все годы его членства в гильдии ему ни разу не пришлось присутствовать ни на одной из них. Может быть, потому, что он никогда не сидел на одном месте подолгу.
Несколько раз он подумывал и о побеге. Смиренность смиренностью, но и то, что его тащат на веревке, ему не нравилось. Мягко говоря. Еще бы связали и по ногам тоже и перекинули через седло, как тюк с сеном. Но он понимал, что бежать ему не удастся, слишком удачного заложника выбрала себе Марьяна, осознанно или нет. Мэнни не был сыном Грэму, но кто мог сказать, любил бы Грэм своего сына так, как полюбил этого мальчишку, напоминавшего ему одновременно и сестру и друга? Он не мог ни расстаться с Мэнни, ни, тем более, спровоцировать сумеречных братьев на какой-нибудь неблаговидный поступок в отношении мальчишки.
Между тем, присмотр за Мэнни усилился: чтобы он, случаем, не ускользнул к «отцу», с ним рядом постоянно был кто-нибудь из парней, а то и сама Марьяна, которая частенько подзывала его к себе и заводила разговоры. Грэм, ехавший чаще всего в самом хвосте процессии, не слышал их, видел только, как то и дело мальчишка оглядывается на него, и глаза у него — встревоженные, потемневшие и распахнутые на пол-лица. При виде этих глаз сердце у Грэма неожиданно болезненно сжималось, и он с остервенением думал, что если Марьяна заставит мальчишку смотреть на казнь, то перед тем, как убить себя, он попытается добраться до нее.
А там — будь что будет.
Прошло пять дней, за которые Грэм устал так, как не уставал никогда в жизни. С рассвета до заката — в седле, связанные руки затекали к вечеру так, что он переставал их чувствовать, опухшие от веревок запястья саднили, спину ломило, не говоря уже о самочувствии той части тела, что находилась ниже спины. Он старался не подавать виду, но по вечерам валился на землю мешком, думая только о том, как принять горизонтальное положение. Сменявшие друг друга каждый вечер охранники приметили это и потому не слишком злобствовали, хотя исправно проверяли крепость веревок и узлов.
