Все исправить - Белова Елена Петровна (книги txt) 📗
Правила рухнули первыми, потому что та, которая учила по ним жить, лгала. Потому что есть на свете вещи важнее.
Потом пришел черед верности. Быть верной дочернему долгу, верной, когда предмет верности тебя убивает и калечит?
А теперь, теперь... Лина рухнула на колени, повернувшись спиной к хохочущей матери. Плевать, пусть убивает, пусть сходит с ума. Мне уже все равно, если...
...Он был совсем как живой, даже кровь еще текла, удар в сердце не останавливает ее сразу... Его волосы шевельнулись под сквозняком от распахнутого окна... он был живой, он был теплый под ее дрожащими пальцами... зеленые глаза были открыты, они смотрели мимо нее... никуда не смотрели.
Нет. Лёш, нет... ты не можешь так уйти! Ты не можешь меня оставить! Из-за... нет. Нет, нет, нет, нет... Нет! Что-то пытался сделать Феникс, но она не слышала и не понимала. От застилающей боли мутилось в глазах, останавливалось сердце. Лёша, Лёша...
— Лина... девочка, очнись! Лина...
— Заткнись, Данечка, все идет как надо, и мы неплохо проведем время. Надень-ка на нее наручники... надень, кому сказала!
— Катись к дьяволу!
— Ах ты, тварь упертая...
За спиной — звук удара и яростный вскрик, и что-то шипит разъяренная Лиз, пытаясь отпихнуть вцепившегося в нее Даниила, Лина должна отпустить Лёша, чтобы... чтобы Лиз больше никого не могла убить.
— Подожди меня немножко, Лёша, хорошо? Я сейчас…
Еще раз коснуться лица, еще раз тронуть непослушные волосы... и встать. Повернуться, позвать нож. Посмотреть в ненавидящие глаза. Отец держал Лиз за руки, не давая ей пустить в ход нож, а она рвалась, выплевывая угрозы вперемежку с ругательствами, не понимая, почему именно сейчас в артисте проснулся воин...
— Ненавижу! Ненавижу! Отомщу! Всем! Тебе первому! И ей! И твоим щенкам! Всем! Ненавижу-у-у-у!
Нечеловеческим, бешеным усилием она все-таки отбросила от себя Даниила, вскочила... и вдруг замолкла. Застыла на половине движения, подняла руку к груди, уронила, не дотянувшись. И с хрипом рухнула на пол.
В дверях стояла бледная Мила.
Психологи советуют: когда на душе смутно и мир кажется не лучшим обиталищем, надо чем-то заняться. Они много чего советуют, начиная с уютного пледа и кончая транквилизаторами, но Мила всегда выбирала действие, а не валяние под пледом. В конце концов, на руках семья, особо не поваляешься.
Вот и сегодня, когда вся станция плюс лаборатория дружно уговорили ее пойти домой, она автоматически прикинула, что купить по дороге и как лучше использовать нежданный полувыходной. А потом сердце вдруг заныло так, что она махнула на все рукой и перенеслась прямо в квартиру. В кухню. Травяной сбор, который она заваривала, когда пропал Дим, все еще лежал на ближней полочке — чувствовала же, понадобится. Людмила потянулась за своим успокоительным, машинально прикидывая, насколько ей хватит запаса, если обожаемые детки и дальше будут выкидывать такие фортели... замерла, когда дом прорезал отчаянный крик.
— Лёша-а-а!
Травы с шорохом посыпались из разом ослабевших рук...
Мила с трудом узнала голос Лины, потому что никогда не слышала в нем такого отчаяния и такой боли. Крик, задушенное рыдание, чей-то злобный хохот... здесь, в доме. Наверное, так чувствуют себя смертельно раненные. Еще ничего не болит, но уже ощущение необратимости потери...
Ты еще живешь, но мир уже подернулся какой-то завесой нереальности.
Людмила не помнила, как оказалась у двери в гостиную. Прямо у входа боролись двое — смутно знакомый смуглый мужчина и светловолосая женщина, портрет которой ей показывал Лёш... а дальше... а дальше...
— Лёш?.. — выдохнули помертвевшие губы.
Ярость, отчаяние, страх за сына и материнская любовь — все это сплелось в душе женщины в огненный клубок. И этот клубок сорвался с рук — а ведь раньше Людмиле никогда не давалась огненная магия — и, разбрызгивая белые и голубые искры, полетел в женщину.
Никогда раньше не била в спину. Никогда не убивала...
— Лина, Лёш... он...
Девушка подняла на нее черные, странно отрешенные глаза:
— Простите.
— Лина... это мне просить прощения. — Мужчина, не обращая внимания на раненое плечо (на два удара ножом Лиз все-таки хватило), присел рядом с телом. — Безнадежно...
— Что здесь произошло? — Мила задыхалась. Незнакомая острая, безысходная боль рвала ее на куски. — Что здесь было?
Лина не ответила. Она снова опустилась на колени, и смуглая рука бережно-мягко коснулась каштановых волос... Ласково. Нежно. Прощально...
— Я не... Что это?!
Тело Лёша таяло. На миг оно стало совершенно прозрачным, засветилось, а йотом рассыпалось пеплом. Черным пеплом.
Короткий задыхающийся вскрик. Огромные глаза Лины, полыхнувшие неистовой надеждой. Качнувшийся под ногами пол, над которым кружит-кружит-кружит горячий пепельный вихрь. И шагнувшая из этого вихря фигура человека...
— Л-Лёш?..
Зеленые глаза виновато блеснули.
— Извините, что так напугал...
— А что здесь происходит?
— Лина, ты разве не объяснила про дар Избранника? — Лёш потер ладонью пострадавшую от подзатыльника шею. Все-таки матери иногда реагируют слишком эмоционально.
Лина оторвалась от действия регенератора на плечо отца:
— Я? Ты считаешь, что я в такую минуту способна была об этом помнить?
— Какой дар? — донеслось из угла. О...
Дим, Вадим, Александр — все мужчины семейства Соловьевых примчались домой. Должно быть, Дим почуял беду, случившуюся с младшим братом, и уже связался с остальными.
По счастью, излагать историю заново не пришлось ни Лине, ни Людмиле. Нашлись репортеры и без них. Рыбки, во время визита Лиз помалкивавшие и изображавшие из себя самых обычных обитательниц аквариума, наконец вышли из ступора и загомонили наперебой. Впрочем, на них практически никто не обращал внимания. Александр осторожно проверял воскресшего сына. Людмила пила свой отвар и ждала повествования о даре. Дим исследовал тело Лиз и все больше хмурился. Короткий взгляд — и к нему присоединился Вадим.
— Чувствуешь?
— Так, и что тут у нас? Любопытно.
Если богатый опыт Владыки не обманывал, в крови Лиз (черт, ковер испортила!) была явная примесь демонской силы.
— Долински... — процедил Владыка. Ну что ж, больше он не собирается с ними церемониться!
Лина бросила в сторону матери один взгляд и отвернулась. Наступит когда-нибудь момент, когда она сможет вспоминать о Лиз спокойно?
— Я дождусь сегодня рассказа о даре? — напомнила о себе Мила. Травки помогали, и голос звучал почти спокойно.
— Ну, ты его видела. Умру — воскресну, — Лёш улыбнулся. — Как-то так.
— Ага... — задумчиво кивнула Мила. — Надо же, какой полезный дар. Особенно для таких, как мои сыновья. Невероятно утешительно знать, что у вас все-таки есть запасные жизни. Лина, спасибо!
— Одна уже потрачена. Лёш, ну у тебя память. В такой момент просчитать этот вариант... восхищаюсь. Лично у меня при виде Лиз мозги отказали напрочь.
— Ну, по правде сказать, я сам про этот вариант в тот момент не вспомнил...
Хранительница с самого утра ощущала какую-то тревогу, хотя причин для беспокойства вроде бы не было. Напротив, девушки-фениксы пользовались на празднике бешеной популярностью, все было тихо и мирно. Ну не с назойливыми же поклонниками бороться старой Хранительнице? С этим девочки и сами справятся.
Но чем ближе был вечер, тем больше росло беспокойство и ощущение какой-то беды. Ну почему она не может говорить с Пламенем? В такие минуты Анна как никогда остро чувствовала свою неполноценность. Оставалось лишь смотреть на пляску огненных языков, пытаясь заглушить тревогу медитацией.
И вдруг Пламя резко взвилось к потолку, а потом опало, рассыпав сноп искр. Их треск показался стоном. Анна охнула и схватилась за сердце. Она слишком хорошо знала, что это значит. Погиб кто-то из фениксов. Но кто?! И вновь огненный всплеск. И вновь язычки Пламени скрываются в углях. Еще один?! Нет... нет!
