Сын епископа - Куртц Кэтрин Ирен (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Собравшись с духом, Кэйтрин села, тщательно расправив подбитые мехом полы вокруг ног, и расположила руки на колени. Когда она подняла глаза, муж стал подле нее на одно колено с одной рукой на ее подлокотнике, а Джедаил застыл в ожидании у него за спиной. Ител расположился справа от нее. Лорис, не скрывающий раздражения по поводу тона Сикарда, подошел и остановился перед креслом, которое только что поднял Ител. Что-то в семейной картине, которая ему предстала, предостерегало от намерения сесть, пока не попросят.
— Моя королева, — мягко произнес Сикард, прежде чем Лорис подыскал подходящее выражение, — мы в вашем распоряжении, как вы превосходно знаете, но боюсь, что на этот раз Халдейн попал не в бровь, а в глаз. Угодно ли вам продолжать то, что мы начали, зная, что Церковь отторгла нас?
— Какая такая Церковь? — огрызнулся Лорис. — Горстка схизматиков-епископов, которые нарушили присягу и не повинуются мне! — Он опомнился достаточно, чтобы легко поклониться, прося прощения. — Извините меня, повелительница, но не может быть и вопроса об отступлении только из-за куска пергамента с воском. Вот что я об этом думаю!
Основательно размахнувшись, он швырнул послание в огонь, но, в ответ на краткий возглас матери, Ител сунулся в очаг и спас пергамент, очистив успевшие обуглиться края и простонав проклятие, когда с одной из печатей ему на руку капнуло расплавленным воском.
— Это не ответ, — заметил Сикард, поднимаясь, чтобы пододвинуть кресло с прямой спинкой поближе к креслу жены. — И кусок пергамента с воском, как вы его назвали, кажется, дал вам причину тревожиться, архиепископ. И, к несчастью, непризнание этого отлучения не отменяет его.
Он взял руку жены в свою и сел, поглаживая ее в тщетной попытке утешить.
Лорис нахмурился.
— Это письмо — одна докука. Оно не имеет силы, — сказал он. — Его составили те, у кого не было полномочий.
— Да что означают полномочия? — прошептал Кэйтрин. — Не нужно полномочий, чтобы кого-то проклясть. А нас именно прокляли, несмотря на весь этот возвышенный язык. Мы, жители гор, кое-что в этом смыслим, архиепископ. Проклятие невозможно просто так, походя, отбросить.
— Тогда мы можем им отплатить, если вы считаете нужным, — сказал Лорис, опустившись все-таки в кресло и тщательно изучая обоих. — Не проклясть ли и мне их? Это дало бы мне огромное личное удовлетворение. Я могу отменить этот указ и отменю его, а сам провозглашу такую же анафему дому Халдейнов и епископам-схизматикам. Но и вы должны себя проявить, государыня. Крайняя нужда подталкивает вас к тому, чтобы дать королю ответ, которого он заслуживает. Нельзя позволить этому мальчишке запугать нас своими угрозами.
— Этот мальчишка хорошо научился угрожать, хотя у него еще молоко на губах не обсохло, — глухо ответила Кэйтрин, подняв в руке другое письмо, приложенное к указу об отлучении: ответ Келсона на ее последний вызов ему. — Он повторяет требования о сдаче, архиепископ. И мои Сидана с Ллюэлом — все еще его заложники.
— Вы сами заметили менее чем две недели назад, ваше величество, что они взрослые. И понимают, в какой оба опасности.
— Но они мои дети, — не уступала Кэйтрин. — Неужели я предоставлю их такой участи? Допущу, чтобы они пострадали от гнева узурпаторов-Халдейнов и погибли за то, чтобы я носила корону?
Хмурый и решительный, Лорис пал перед ней на колени, воздев руки в мольбе.
— Разве вы не знаете, что они охотно расстанутся с жизнью, чтобы трон Меары достался ее законной королеве? — возразил он. — Эта страна уже достаточно долго страждет под ярмом чужеземных властителей, благородная госпожа. Малкольм Халдейн отнял ее у законной наследницы сто лет назад, и с тех пор он и его последыши тяжко угнетают ваш народ, не слушая его стонов. Вы располагаете средствами положить конец тирании Халдейнов. И не вправе, во имя вашего народа, пренебрегать своим святым долгом.
Кэйтрин выслушала его слова с белым лицом, переплетя пальцы с пальцами мужа, а единственный оставшийся при них сын сидел рядом на корточках с опаленным свитком указа об отлучении в руках. Ее племянник стоял позади них, безмолвный и потрясенный в своем епископском пурпуре. Когда Лорис умолк, Кэйтрин наклонила голову. Миг спустя слезы брызнули на соединенные руки Кэйтрин и Сикарда.
— Это равносильно тому, чтобы возложить моих детей, как жертвы, на алтарь моих устремлений, — сказала она наконец, горестно качая головой. — Но вы правы. Долг — прежде всего.
Она потянулась рукой к руке Итела и, взяв ее, поднесла к своим губам, затем приложила к своей груди и задержала, и только тогда подняла глаза.
— Отлично. Эту писульку надлежит отменить, и вы предадите анафеме двор Халдейна и его епископов. Что еще?
Лорис наклонил голову в знак повиновения и сложил руки на груди.
— Вы должны дать Халдейну ответ в выражениях, которые не оставят сомнений в вашей решимости, повелительница, — сказал он. — И вам самой следует выполнить угрозы, которые от вас уже исходили.
— Какие угрозы? — выдохнула Кэйтрин.
Сдерживая торжествующую улыбку, Лорис поднялся и вернулся к своему креслу, расположившись в нем поуютней, с руками на подлокотниках.
— Я об Истелине, моя госпожа. Он должен быть казнен. Вы сказали, что не остановитесь перед этим. Так будьте последовательны. Истелин изменник.
Кэйтрин побледнела. Ител ахнул. Сикард явно был не в себе.
— Но он духовное лицо, епископ! — с не меньшим ужасом прошептал Джедаил.
— Он преступил обеты, и его отныне надлежит рассматривать как изменника, — отчеканил Лорис. — Если вы не против, я перед этим лишу его священства и отлучу от церкви.
— А с епископом так можно поступать? — усомнилась Кэйтрин.
— Я апостольский преемник Святого Петра, мне дано развязывать и связывать, — надменно изрек Лорис. — Я сделал Истелина епископом. А то, что я сотворил, я могу и уничтожить.
— Тогда он будет казнен как мирянин, — сказал Сикард.
— Как мирянин, к тому же отлученный, — Лорис выжидающе перевел взгляд на Кэйтрин. — Вам известно, чем карается измена, государыня?
Кэйтрин встала, полуотвернувшись, и заломила руки.
— Да мыслимое ли дело? — прошептала она.
— Он изменник, — повторил Лорис. — А кара за измену…
— Я знаю, чем карается измена, архиепископ, — твердо сказала она. — Его должно повесить, утопить и четвертовать… Знаю.
— И с ним так поступят?
Поникнув плечами, Кэйтрин Меарская нехотя наклонила голову в знак согласия.
— Да будет так, — тихо и грозно произнесла она. — И пусть Господь смилуется над его душой.
Приговор был приведен в исполнение на следующее утро, как только взошло солнце. Все Меарская королевская семья, которую Лорис убедил, насколько важно присутствовать на казни, дабы напомнить будущим изменникам, что их ждет, расположилась перед открытыми воротами, выходившими на заснеженный двор замка. Лорис и его епископы нетерпеливо ждали у подножия крыльца. Снаружи в неясном свете выстроились по обе стороны от места казни ряды воинов Кулди, Ратаркина и Лааса. Четыре конных упряжки с беспокойными сдерживаемыми лошадьми стояли наготове за оцеплением близ конюшни. Лошади трясли головами, топтались и фыркали в морозном утреннем воздухе, побрякивая сбруей. Посреди двора, где лежал густой снег, ждали у наскоро сколоченного эшафота одетые в черное палачи, неузнаваемые в плотных масках.
По двору прокатилась приглушенная барабанная дробь: осужденный вышел из дальних ворот, окруженный стражей, щурясь от солнца и ступая по снегу босыми ногами. Холодный декабрьский ветер вздыбил ему волосы и прилепил к телу жалкое рубище. Его руки были связаны за спиной. Он спотыкался, пока его вели к эшафоту.
Он шагал навстречу своей участи бледный, но собранный. Суровость приговора ошеломила его, но ничего по-настоящему неожиданного здесь не было, достаточно знать Лориса. Истелин и не надеялся выбраться из Ратаркина живым. Он испытал краткий, сокрушающий миг отчаяния, когда узнал, что лишен священства, ибо думал, что ему оставят хотя бы это; но отлучение, последовавшее за этим, лишь укрепило его в убеждении, что любое посягательство со стороны Лориса на епископские полномочия не имеет никакого основания. Он, Генри Истелин, оставался епископом и священнослужителем, что бы там ни сказал или ни сделал Лорис. Его мучители могли предать смерти его тело, но душа его отвечала только перед Богом.
